Но кто же он, проказник,
кто он, доказник мнимых чисел.
Я тридцать раз сидел близ сёл,
семнадцать раз я землю чистил.
Я двадцать раз входил в подвал.
Двенадцать раз моё бедро мерцало,
то бряцало.
Пятнадцать раз, хозяин пылкий,
ты завершал равнин вершины,
а на десятый пал на пол,
поверженный аршином.
У вас не то,
у нас не так.
И снова, снова
влечёт тот блеск,
тот отблеск, словно
рыб обвиняют в сплеске долгом…
или разумных лебедей.
Возможно, на этих словах наш миракль мог быть закончен, если бы над крышами и бездонными провалами печных труб, вознесённых в сумеречную темноту Петербурха, явственно не растаяло утро.
Некоторые гости, и не только они, я в их числе, пытались распевать давным-давно забытое:
Раз два взяли
В землю пали…
А за нами кто-то пристально смотрел, возможно, из облаков, напоминавших не то луну, не то ветер, и что совершенно странно, неопознанный летающий объект… Но это совсем другой разговор,
означающий омен.
Значит амун
значит аминь.
Пьесы и водевили
Даниле Хармсу в знак нежной памяти почти новый фарс Игорь Бахтерев посвящает.
Был сочинён двоими;
в двадцать девятом игран;
в тридцать первом пропал;
не найден, не восстановлен.
название прежнее:
Зимняя прогулка
актов:
около двух.
время происходящего:
советское, довоенное.
участвуют:
папаша Вергилий – в прошлом генерал-от-инфантерии, потом великий заклинатель птиц.
мамаша Вергилесова – его жена, бывшая генеральша, теперь вроде надомницы, строит птичьи клетки.
Тюня Верг – их взрослая дочь, любимая, балованная.
Пётр – вполне хорош лицом, от прочих тюниных возлюбленных отличает пристрастие к мёртвым рыбам, ценной утвари и тому подобному.
Борис Левин – великий учитель.
Дойвбер Плес – агент по страхованию человеческих жизней, отчасти умалишённый.
дети – вбегают приплясывая, разных размеров.
швейцар – обыкновенный, в бакенбардах, покрыт галунами и медалями.
милиционер Федя – торчит над всеми, по причине несуразного роста
(Бориса Левина и Дойвбера Плеса изображает одно лицо)
Декорация:
не меняется до конца представления, напоминает комнату с единственным окном и множеством дверей. Центральная – прямо из дома, остальные: в прихожую, спальню, нужник, неизвестно куда. Пространство комнаты объединяет обшарпанные стулья, шаткий трёхногий стол, подобие древней иконы. На столе ломанные птичьи клетки, на подоконнике цветочный горшёк с рыбой, воткнутой в землю хвостом вверх.
Фортепиано. Начинается представление тягучим бренчанием на фортепиано. Играет сам сочинитель фарса. Монототонную импровизацию разнообразят удары в турецкий барабан и звон тарелок, звуки, сопровождающие выход великого учителя. Будто крадучись появляется он из-за грубо разрисованной кулисы с надписью:
у нас
все
тицш
из высей.
Одет великий учитель довольно скромно: выцветшая малиновая толстовка местами дырява; кепчёнка сильно поношенная; башмаки ветхие с пальцами наружу. Вместо шарфа женский чулок; под мышкой несколько растрёпанных книжек.
То озираясь. то скрючиваясь, учитель направляется к противоположной кулисе, покрытой корявыми буквами объявления. Запрещалось плевать соседям на плечи; глодать ослушников; чесаться. Учитель достигает середины сцены, но тут, спотыкнушись, валится колодой, вызывая (это постановочный эффект) яростную вспышку электрического освещения, резкий удар ладони по фортепьянным клавишам.
Лениво поднимаясь, учитель трёт пальцем подошву спотыкнувшейся ноги, затем лоб, нерасторопно собирает книги, после чего продолжает небыстрое продвижение по сцене.
Одновременно с присходящим, изображая работу надомницы, мамаша Вергилесова стучит стамеской по ломанным клеткам. Она неодета, вернее одета, но по-домашнему: в замусоленном капоте, с пёстрыми папильётками на седой голове.
Падение великого учителя обращает внимание мамаши – стук прекращается.
Вот учитель скрылся за кулисой, и тогда взгляд Вергилесовой задерживается на окошке, за которым можно предположить двор, а вернее сад. Мамаша ждёт возвращения дочери и мужа, мелко крестится, вдруг падает на колени, простирая руку к иконе, к непомерно вытянутому лику чудотворца Николы с глиняной чашей.
Вергилесова – Ты всё можешь, чудотворче, спаси мя, не оставь мя! Во имя чарки в руках твоих… Видали? Молчит. (ударяет кулаком по чему попало) Пардон, божий человек, обойдёмся. (встаёт с колен) Сама как-нибудь. В былые-то времена, когда я генеральшей звалась… (недоговаривает)
Задребезжало фортепьяно, на струны которого положена металлическая цепочка.
Вергилесова – Ой, ой! соизволил – высказался! Благодарствуем, Микола преподобный. А слова вроде сбивчивые, без верного смысла. (Николе) Почему я на колени рухнула – знаешь или нет?
короткий фортепьянный ответ
Вергилесова – Своих не дождусь: во-вторых Вергилия, во-первых Тюню… Думаешь, для нас доченька сельдерей? Э, нет, картошка с шоколадом. Любим деваньку сильней пепла, и даже вепря… Словом, объясняй почему Тюня исчезла, где она шлюндет?
неуверенный звук фортепьяно
Вергилесова – Ишь, притворщик, чего звякнул. Вертифлесия всё это каконамбрия. Пусть наша Тюня неизвестно где, ну пойми, она пилит мозги кому возможно. А папаша Вергилий – воробьям да воронам. Поэтому и сижу клетки сколачиваю. И сама будто в клетке. Деда Никола, сил больше нет. Освободи от одиночества. Неделями в пустыне, человечьего лица не вижу!
протестующий звук фортепиано
Вергилесова – Ты это про кого, о том прихожем? Поверь, даже не разглядела. Кепчёнка, книжечки, вот и всё. Одиночество при мне осталось…
Два раздельных удара в турецкий барабан, звон тарелок и снова появляется Левин, на этот раз из-за кулисы с объявлением. Вид растерянный, еле ползает, у края сцены останавливается.
Великий учитель (в публику) – Я такое урасскажу, дайте продышусь… Бежал будто конь. Нет, будто параход. Уф! (роняет книги, не спеша собирает)
Вергилесова – Кажется, он. А где встречала, не знаю. Очень я к нему расположилась. Ткну стамеской, хотя бы в бок. Пусть тонок, всё равно приятно. (показывает как она это сделает) И соизволения не спрошу, ткну и всё…
Великий учитель (собрав книги, садится, свесив ноги в зрительный зал) – Минутка-другая и восстановлюсь: пятки, селезёнку, разное другое…
Вергилесова – Чего он бормочет? Эй, эй! Почему я его не очень вижу? Так, лёгкое облачко… А вот и облачка нет…
диссонансные аккорды, нервное тремоло
Вергилесова —… говоришь, растворился? Как это в никуда? Может и я… (щиплет себя) не признаю такого положения. (бросается к столу) А насчет нормы ты прав, даже очень – не выполнила. Что теперь будет – ахнет? (продолжает колотить клетку равномерными ударами)
Великий учитель (вставая) – Ну, приключение! Никогда его прежде не видел, уверяю. А тут пятнадцать раз, представляете? Куда не пойду – в кооператив, Торгсин, в другие магазины, всюду он, жрёт. Я оттуда – он за мной. Я в дамскую баню, он – мимо. Тогда я сюда. Чего ему надо, в карманах – вщ-щ: рубль да часы. (достал) Ой! Время нет, спешу на проспект Энгельса в «Приют», наша лучшая забегаловка. И мигом на урок, Тюню обучать. Лечу быстрее камня! (медленно передвигаясь, исчезает за размалёванной кулисой, откуда великий учитель впервые явился)
опять звонко дребезжит фортепиано
Вергилесова —… Обрадовал, утешитель! Так оно и бывает: радость – радостью, а рядом – горе. Явится Тюня – счастье, придёт Вергилий – ужас. Генерал-от-инфантерии, вернее, бывший генерал, увидит клетки разломанные – утюгом по затылку и делу конец! Прощай Тюня, прощайте – все! (продолжает стучать стамеской)
Открывается дверь спальни. Скрипучие звуки смычковых сопровождают выход папаши Вергилия. На нём неказистый френч, генеральские штаны с лампасами, левая штанина заправлена в сапог, правая – в валенок. В руке шамборьер.
Вергилий (огляделся) – Никого. Обожаю одиночество. Тюни нет, учителя нет, жена в бегах, (подошёл к трёхногому столу) Клетки недостроены… (пытается взять одну в руки, вместо этого опрокидывает стол, и клетки оказываются на полу)
Вергилесова – Какая же я, право, неловкая. (поднимает стол)
Вергилий (взглянул на чудотворца) – Вроде веко прищурили, ваше преподобие. Значительно… А на пепсель мне такие клетки, когда у меня – вот! (показывает шамборьер) Ясно? (отбрасывает одну из клеток ногой)
Вергилесова – Далеко отлетела страдалица. (ставит клетки на прежнее место) Спешу. Ах вы, цветочки мои синебрюхие. (возобновляет ритмическое постукивание) Спешу, как могу, только бы наш папашка задержался.
Вергилий (щёлкает хлыстом) – Красиво звучит… Могу ещё – так… Потом – так… Так, так, так… (щёлкает по-всякому) А ну ко мне, вокруг меня! Ближе, ближе… кругами, полукругами, четверточками. Очками, очками. Ами ани. Ми ни. Язь язь. Вебзи яо. Вебзи кресь. Кряси креси обоэо. Кис бусь. Кись бус. Нефер ката кью ксею… (