Филдинг удивленно раскрыла рот. Она никогда прежде не видела хозяина в таком состоянии. Девушка подозревала, что он испытывал в большей степени раздражение, чем гнев; во всяком случае, у него был пугающий вид. Она спешно искала способ загладить свою бестактность; служанку устраивало ее положение в доме мистера Монтроуза, несмотря на присутствие одиозной экономки. Гекуба приблизилась к ней и утешительно похлопала по руке.
— Он ужасный человек, моя дорогая, — бабник, развратник. На твоем месте я не реагировала бы на его грубость.
— Ну так что? — прорычал Томас.
— Она пошла в оранжерею, сэр. Простите меня за мою дерзость, сэр. Надеюсь, вы учтете, что я совершила оплошность, желая… — тут Филдинг сделала паузу и сузила глаза, глядя на Гекубу, которая все еще стояла рядом, — …добра мисс Кэтрин…
Томас поспешно вышел из комнаты, не дожидаясь, когда она закончит фразу.
В ответ на расспросы Томаса швейцар в конце концов направил его в восточный конец отеля. Он ступил из темного коридора в залитую солнцем теплицу. Кто-то преобразовал небольшую аллею позади отеля в застекленную оранжерею. Между высоких пальм и смоковниц вились дорожки с кирпичным покрытием; в миниатюрном русле журчал ручеек, скрываясь затем в густом папоротнике; сверху свисали виноградные лозы, сквозь которые пробивался солнечный свет.
Появление Томаса было скрыто густой зеленью и шумом бегущей воды, поэтому он заметил Кэт, прежде чем та обнаружила его. Она разглядывала какие-то цветы, затем раскинула руки над головой, зевнула и закрыла глаза, откинув голову назад и подставив лицо солнечным лучам.
— Как неприлично это выглядит, — услышала она знакомый низкий насмешливый голос.
Надо сохранять свое достоинство, напомнила Кэт себе.
— Пожалуй. А вам, чтобы соблюсти правила приличия, лучше удалиться туда, где вы не будете свидетелем таких неподобающих для леди поступков, — ответила она, не открывая глаз.
— Ну нет, дорогая! Я очень хочу увидеть, какие еще примеры недостойного поведения ты можешь представить, — сказал Томас и, выдвинув вперед кресло, присел, изобразив ожидание.
— Может быть, мне следует икнуть, — предложила Кэт, открыв один глаз.
Он фыркнул с отвращением.
— Нет, пожалуй, это слишком неприлично для воспитанной девушки.
Кэт открыла второй глаз и сердито посмотрела на него.
— Разумеется, подобное поведение больше присуще мужчинам.
— Только совершенно вульгарным типам.
— А что ты скажешь, если я начну курить трубку, ездить по-мужски верхом на лошади и носить брюки, как леди Скеффингтон? — раздраженно выпалила Кэт.
— Почему ты выбираешь в качестве образца для подражания самых неподходящих дам королевства?
— Лучше следовать таким примерам, чем слепо подчиняться диктату мужчин.
Томас задумался над ее словами. Она восприняла его молчание как порицание и с еще большим пылом добавила:
— Это правда! Вы, представители сильного пола, намеренно выставляете нас на посмешище! Третируете нас и самоуверенно полагаете, что знаете лучше, какое поведение считается женственным, а какое — неженственным.
— Каким же образом мы это делаем? — спросил Томас с нескрываемым любопытством.
— Возьмем, например, современную моду. — Кэт провела рукой по своему облегающему фигуру шелковому платью шафранового цвета в полоску.
— Выглядит восхитительно, — с улыбкой уверил ее Томас.
— Конечно, — сказала она. — Что еще можно ожидать? Ты же сам рекомендовал мне носить платья, которые выгодно подчеркивают достоинства моей фигуры. Однако в такой одежде я чувствую себя крайне неловко! Ты когда-нибудь пытался совершить на людях утреннюю прогулку в экстравагантном цилиндре алого цвета? Думаю, нет!
— Допустим, ты права, — согласился Томас.
— Это действительно так! — запальчиво произнесла Кэт. — В такой одежде я выгляжу всего лишь приманкой, Томас! Предполагается, что я должна быть неотразимой, чтобы соблазнять мужчин исключительно своим телом.
Она дерзко приподняла подбородок, готовая спорить с ним.
— И что ты предлагаешь? — спросил он, подавшись вперед и свесив руки между коленей. — Ты хочешь одеваться как мужчина? И как далеко можно зайти в таком случае? Может быть, ты собираешься работать в качестве управляющего поместьем, заниматься политикой, быть ответственной за все, что происходит вокруг? Если так, то кто в таком случае будет воспитывать детей?
Кэт недовольно поморщилась.
— Женщины уже занимаются перечисленными тобой делами. Весьма успешно, заметь. И кстати, рожают наследников!
Томас помолчал немного, размышляя над тем, что она сказала. Ее суждения были весьма опрометчивыми. Она не учитывала своего реального положения незамужней женщины и проблем своей семьи.
— Возможно, ты права, Кэт, — согласился наконец Томас. Однако, судя по его тону, он не был полностью солидарен с ней. — Тем не менее учитывая, что ты весьма умная девушка, я не вижу причины, по которой можно протестовать против стиля твоей одежды.
— Пойми меня правильно, Томас. Ее фасон требует, чтобы я выглядела одновременно соблазнительницей и религиозной послушницей. С таким раздвоением личности трудно жить, — горячо сказала она. — Я возражаю против этого, потому что не хочу привлекать внимание мужчин и возбуждать их сексуальные инстинкты фасоном моего платья. Это обижает меня!
— Дорогая, поверь, что мужчины в большей степени способны контролировать свои основные инстинкты, — сказал Томас.
— Ты так считаешь?
— В самом деле, Кэт! Твоя щепетильность в отношении откровенных нарядов вызывает желание возразить.
— Фи! — воскликнула она и отступила от него подальше. — Если вы, мужчины, гораздо сдержаннее женщин, тогда почему именно мы обычно первыми говорим «стоп»? А у тебя, я ручаюсь, не хватит силы духа противостоять решительному напору поклонницы.
— Ты меня явно недооцениваешь, милая!
В наступившей тишине было слышно, как Кэт в ярости заскрежетала зубами. Томас молча смотрел на нее, однако девушка чувствовала, что он тоже едва сдерживается, судя по тому, как раздувались его ноздри.
— Готовы ли вы держать пари, мистер Монтроуз? — наконец медленно произнесла она.
— С удовольствием, леди Кэтрин, — мгновенно ответил Томас. — И каким же образом вы собираетесь подтвердить свою теорию?
— Сначала надо договориться о правилах, а потом уже делать ставки.
— О чем идет речь?
— Прежде всего ты должен придерживаться ограничений, которые накладываются на поведение женщин обществом. Кроме того, не должен пользоваться своей мужской физической силой…
— Согласен, — быстро сказал Томас.
— А ставка будет такой. Если я выиграю, ты согласишься взять меня с собой в Павильон завтра вечером.
— Но, Кэт…
— Что? Ты уверен, что проиграешь? Думаю, для этого у тебя есть серьезные основания, — самодовольно сказала она.
— Ну это мы еще посмотрим! — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Что ты собираешься делать? — спросил Томас, когда Кэт повернулась и направилась к входу в оранжерею.
— Запереть дверь. — Она повернула ключ в замочной скважине и положила его в карман.
— Кэт, если кто-нибудь обнаружит здесь нас вдвоем, твоя репутация будет погублена.
Она смотрела на него, заложив руки за спину и прислонившись к резной панели.
— После полудня самое неподходящее время обозревать флору. Кроме того, неизвестно, кто конкретно находится в оранжерее, Томас.
Кэт подмигнула, а он удивленно расширил глаза, услышав, как ласково та произнесла его имя. Девушка медленно направилась к нему скользящей походкой, слегка покачивая бедрами, и остановилась в нескольких дюймах.
— Женщина, — сказала она, протянув руку и коснувшись воротника его рубашки, отчего Томас мгновенно замер, — никогда не стала бы так кутаться.
Она медленно развязала его галстук. Бросив белоснежный шелк на пол, Кэт отступила на шаг и нахмурилась.
— И все-таки твой костюм выглядит излишне строгим. Ты хочешь продолжения спектакля? — Не дожидаясь ответа, она протянула руки к перламутровой пуговице в верхней части белой льняной рубашки. Он почувствовал, как напряглись мышцы его груди, когда ее изящные пальцы прикоснулись к его горлу.
— Ты не боишься, что зашла слишком далеко в этой игре? — спросил он хрипловатым от волнения голосом.
Она откинула голову назад и рассмеялась, сверкнув белыми зубами.
— Вовсе нет! Мы только начали! Впереди еще вечер. И кроме того, ведь ты образец мужской сдержанности.
Она расстегнула другую пуговицу и, почувствовав его напряжение, лукаво улыбнулась. Стоя между его коленей, Кэт скользнула руками под сюртук и стянула его с плеч Томаса. Затем, сделав небольшую паузу, заглянула в его глаза. Они были темными, как ночь, а черты его лица казались окаменевшими. Скулы слегка покраснели под темной, с синеватым отливом, пробивающейся щетиной. Кэт заколебалась на мгновение, поймав его взгляд, но затем быстро отвела глаза, что было чрезвычайно трудно сделать. Ее пальцы продолжали медленно расстегивать пуговицы, и под его тонкой рубашкой она ощущала тепло его тела.
— В подобном случае женщина всегда оказывается в затруднительном положении, — пробормотала Кэт.
Внезапно Томас резко поднялся и, прорычав что-то нечленораздельное, сам скинул сюртук.
— Какую еще часть одежды я должен снять в угоду тебе? — резко спросил он.
— Свой жилет, разумеется.
Он распустил тесемки, снял жилет и, повернувшись, небрежно бросил его на кресло. Затем поднял руки, расставив их в стороны, и повернулся к ней с насмешливым выражением лица.
— Я должен до конца раздеться, чтобы ты была удовлетворена?
— Нет. Существует негласный закон, который определяет, при каких обстоятельствах и до какой степени мужчина может разоблачиться, не нарушая приличий, — сказала Кэт. Она знала ту грань, которую нельзя переступать. А он, видимо, хотел пристыдить ее и заставить остановиться, чтобы таким образом защититься от ее вызова.
Кэт улыбнулась Томасу, который возвышался над ней; его руки все еще были широко расставлены в стороны.