– Да услышит меня мать Ангейя! Да услышит меня отец Кайдор! И да подтвердят они мое слово! Имя равно сущности. Сущность равна имени. Я – дым!
Пчела на своем пне сделала шажочек назад.
– Я – густое облако дыма, – провыла Эш. – Я накрываю всех…
У Насти вдруг запершило в носу. И в горле. Резко запахло дымом, которого – вспомнила она – пчелы должны бояться.
Принц закашлялся, Соня подхватила…
А пчела издала злобное шипение:
– Вот так, значит, да?… Ну ладно. Хотите неприятностей – будут вам неприятности! Ж-ждите!
С последним словом она нагнулась, ухватила средними лапками свой пень за две маленькие ручки, которые вдруг обнаружились у него на боках, и взмыла вместе с ним в воздух. С вертолетным воем и треском…
Через несколько мгновений она скрылась из виду в почерневшем к тому времени небе.
А еще через мгновение хлынул дождь.
* * *
Вирина и Юниция с веселым любопытством уставились на Мирабель.
– Что это было?
– Одна из Матвеевых игрушек, – несколько нервно объяснила фея Рассеянности. – Он их много тут себе намастерил, всяких разных. Птиц, зверей…
– Много, говоришь? И все такие же… приветливые? – ухмыльнулась Юниция.
– Да пожалуй что и все… Ой, девочки, ливень-то какой! Бедняжки наши промокнут!
– Ничего, не растают. Свет в доме мы зажгли… о, вот они его уже и увидели! Бегут. Давайте-ка и мы за ними, пока сами не промокли… А ты не говорила, что тут еще и големы есть!
– Да? Забыла, – вздохнула Мирабель. – Ну, а как же без помощников? Один Матвей с таким садом не управился бы!
Вирина на лету повернулась к ней и спросила:
– А он не может притворяться кем-то из них?
Мирабель хлопнула глазами. Мысль оказалась для нее новой.
– Ну… вообще-то может, наверное, – признала, поразмыслив, она. – То-то я его не нашла, когда сама искала! Все человека высматривала…
– Класс! – восхитилась Юниция. – Молодец твой крестник. Я и так-то чуть со смеху не лопнула при виде пчелы, а как подумаешь, что это он сам и был!.. Да, долго они его проищут!
Вирина захихикала.
– Все еще забавней выходит, чем мы надеялись!
– И хоть и ночь на носу, – радостно заключила Юниция, – думаю, спать им после этакого миленького приема захочется нескоро!
* * *
…Дождь хлынул стеной, сумерки, едва за тучами исчезло и без того почти закатившееся солнце, сгустились. Да еще и фонари вокруг площадки, где незваных гостей встретила сторожевая пчела, погасли… Но, к счастью, дом, обещанный феями, оказался совсем недалеко, не более чем в двухстах метрах, и дал понять, в какую сторону двигаться, подмигнув им из темноты окнами.
В темноте этой и под холодным душем, низвергавшимся с небес, желания разглядывать его или виды вокруг дорожки, которая к нему вела, не было ни у кого, даже у Насти. Хотя, когда они уже подбегали к дому, ей и успело померещиться нечто необычное – будто он не стоит на ромашковой поляне посреди похожих на жасминовые кустов, а подвешен над нею в воздухе, невысоко, как бы для того, чтобы не мять собой траву и цветы… Входная дверь его была гостеприимно распахнута, за ней виднелись пляшущие отсветы живого огня, горевшего, возможно, в камине, и всем хотелось только одного – поскорее оказаться под крышей.
Но Эш, по своему обыкновению, заставила их остановиться у входа и шмыгнула в укрытие первой. И войти позволила, только обежав его наскоро и убедившись в отсутствии ловушек.
В передней комнате и вправду полыхал предусмотрительно растопленный кем-то камин. К которому все и поспешили, стуча зубами, поскольку успели не только промокнуть так, что с них ручьем текло на пол, но и замерзнуть – дождь был не просто холодный, а ледяной.
Лишь неугомонная ведьмочка возможностью согреться пренебрегла. В углу она вдруг обнаружила не замеченную во время первого осмотра дверь и отправилась исследовать, что за нею.
Не зря, как оказалось. Всего через минуту она выглянула оттуда и довольным голосом окликнула принца:
– Ваше высочество! Прошу сюда – тут спальни для всех, одежда и мыльни!
– Мыльни? – задрала бровки Соня.
Эш, проигнорировав ее, добавила в тон заботливости:
– Поторопитесь, ваше высочество, пока вы не простудились!..
Ответил Соне Стас.
– Это комнаты для мытья, – объяснил он, – по Далю. В нашем случае, наверное, душевые… Что ж, очень кстати!
– Ура! – вскричала Соня, срываясь с места. – Для всех? Ай да феи!.. – И с такой прытью подскочила к двери, что Эш едва успела посторониться.
Из узкого коридорчика там и в самом деле еще пять дверей вели в спальни, маленькие, но вполне удобные, с платяным шкафом и душевой кабинкой при каждой.
Кому какая из них предназначалась, догадаться было нетрудно – по одежде, загодя разложенной чьей-то заботливой рукой на кроватях и в точности повторявшей ту, что была на них надета в данный момент. В одной комнате лежали джинсы и футболка, как у Стаса, в другой – черный, шитый золотом принцев костюм, а в остальных девушки увидели сухое и чистое подобие собственных нарядов.
В платяном шкафу, впрочем, Настя, сунувшись туда в поисках того, во что можно было бы закутать мокрого и дрожащего от холода Чинку, обнаружила и другую одежду, на выбор, в том числе верхнюю – плащ и куртку. Да еще и обувь впридачу, на всякую погоду, от легких босоножек до резиновых сапог и кроссовок.
А на полочке под зеркалом, среди всего того, что требовалось для приведения себя в полный порядок, имелся даже фен!
Оставалось только воскликнуть вслед за Соней: «Ай да феи», что Настя и сделала, добавив по примеру Стаса «спасибо». После чего спешно принялась спасать от простуды собаку и себя.
Расчихаться в самом начале приключения совершенно не хотелось. А хотелось почему-то… принарядиться. Слегка. Не для того, чтобы произвести на кого-то впечатление, конечно, а просто так. Для своего удовольствия. В конце концов, топик и короткие брючки, в которых она сюда попала волей случая, были повседневной и совсем не интересной одеждой, этаким необыкновенным обстоятельствам мало соответствующей. Пусть даже и встретили тут неласково, да еще и неприятностями пригрозили, но все-таки… пребывая среди чудес, неплохо бы и выглядеть им под стать…
Поэтому после душа Настя снова полезла в шкаф, где успела заметить кое-что поинтересней – несколько необычный костюм, похожий на маскарадный, но в то же время стильный, скромный и женственный. То была длинная, до середины икры, юбка-клеш темно-зеленого цвета, к которой прилагались белая блузка и светло-зеленый корсаж со шнуровкой – все из какой-то удивительно приятной на ощупь и весьма высокого качества ткани.
Село все это на нее просто идеально, но, едва глянув на себя в зеркало, Настя тут же принялась раздеваться. Ибо со своей косой до пояса выглядела она в таком наряде вылитой «красной девицей» из народных сказок. То ли Варварой-красой, то ли Василисой Премудрой, кокошника только не хватало…
Миленько, конечно, – подумала она. Но… чересчур.
Увы, следующую приглянувшуюся ей одежку, белый хлопковый сарафан с замечательно красивым узором по подолу из осенних кленовых листьев, пришлось забраковать по той же причине – в зеркале снова отразился ходячий фольклорный персонаж.
Хоть стригись! – раздосадовалась Настя.
И к досаде этой примешалось вдруг очень неприятное чувство, когда следом в голову ей вскочила мысль: «А не хочется ли тебе, красна девица, и впрямь произвести на кого-то впечатление?…»
После чего она решительно стянула с себя сарафан, нашла в шкафу самые что ни на есть обычные джинсы и простенький голубой свитерок, с воротом лодочкой, не менее решительно оделась во все это и, не глядя больше в зеркало, села на кровать.
Мысль ее встревожила. И потребовала пристального рассмотрения.
…Когда-то, около семи лет назад, Настя дала себе твердое слово, что в ее жизни не будет больше никаких романтических отношений. Никакой любви. Хватит и того, что ее лучшие чувства были один раз попраны и оскорблены – человеком, от которого она не могла и не должна была ждать ничего подобного. Ее законным мужем. Отцом ее дочери. Предавшим заодно и Машку, которой было тогда всего несколько месяцев от роду…
Вспоминать свои переживания тех времен Настя категорически себе запретила.
И уж меньше всего она хотела повторения пережитого. Потому и дала зарок, решив, что просто не позволит себе еще к кому-нибудь привязаться. Ведь не так уж трудно на самом деле избежать любовной западни, главное – спохватиться вовремя и при первых признаках нежеланного сердечного волнения исключить всякую возможность новых встреч с вызвавшим его человеком. Тогда и волнение уляжется, и человек забудется.
Все, что нужно, – это не давать себе воли. Не потакать слабости. Не упиваться этим самым волнением, как поступает большинство, а гнать его прочь. И беда пройдет стороной…
То ли силы духа у нее оказалось достаточно, то ли соблазнов серьезных пока что не случалось, но до сих пор она успешно держала свое слово. Хотя не рассказывала о нем никому, даже Соне.
Только грустно посмеивалась про себя над ее стараниями пристроить подругу. Точно зная, что они бесполезны. Уж если она и решится еще когда-нибудь выйти замуж, то исключительно по расчету. Взвесив самым тщательным образом все возможные «за» и «против».
И никакой любви!
…Правда, до сих пор с расчетом почему-то тоже дела не ладились. Хотя как минимум двое из числа Сониных протеже и казались людьми достойными – во всяком случае, отвечали вроде бы всем требованиям, которые могла бы предъявить Настя. Если бы захотела.
Вот именно… если бы захотела. Но по неизвестной причине на нее нападала ужасная тоска – когда она всего лишь пыталась представить себе спокойную, безопасную, всю такую старательно рассчитанную семейную жизнь с кем-нибудь из этих двоих. Приходя в результате к выводу, что настоящее спокойствие ей, похоже, гарантировано только одиночеством…
А тут!
Пришел неведомо откуда н