Голос у нее дрогнул.
Стас посерьезнел.
– Да пошутила она, скорей всего, – сказал примирительно. – Но если хочешь… если это тебе так неприятно… я с ней, конечно, поговорю.
Сказал и испугался. Никогда в жизни подобных разговоров не вел, ни с кем, и не представлял себе даже, как их заводят. Но придется, раз пообещал… вот дернул же черт!..
Эш словно прочитала его мысли. Вздохнула без надежды:
– Попробуй… – и вдруг тоже испугалась: – Только меня не выдавай! Никому – ни ей, ни его высочеству! Пожалуйста!
Стас кивнул.
– Я, может, и дурак, но не настолько. Уж это-то понимаю.
Эш повернулась к нему, заглянула в глаза.
– Нет… ты не дурак. Извини. Знаешь… – она умолкла, поколебалась немного, потом решилась и продолжила: – Когда ты высказал свою детективную версию, я задумалась, припомнила кое-что и поняла… что ты, возможно, и прав. Гойдо вовсе не болен. Его попросту кто-то травит. И нетрудно даже предположить, кто именно. Ведь, кроме него, и вправду есть еще два наследника, младшие принцы, об одном из которых ходят не особенно хорошие слухи… Понимаешь, я не так давно стала его телохранительницей, всего полтора года назад, после того как он однажды заснул на ходу. Упал, поранился, и никого не оказалось рядом, чтобы помочь. С тех пор один он не остается… но дело не в этом, а в том, что я практически ничего не знаю о приступах, которые были у него раньше. И не могу отследить их предысторию. Но вот последние, те, что случались уже при мне… события перед тремя из них мне удалось вспомнить. Накануне устраивал пирушки принц Дайлин, средний из братьев. И Гойдо в них, конечно, участвовал. Ел, пил… и совсем несложно было угостить его каким-нибудь зельем. Так что, – глаза ее вспыхнули недобрым огнем, – даже если здесь мы помощи не добьемся, есть надежда разобраться дома, самостоятельно. И виновный свое получит!
Стас беспокойно шевельнулся.
– Но…
– Не волнуйся, – Эш поняла его без слов, усмехнулась. – Конечно, сперва я поищу доказательства. И только если найду…
Он кивнул.
– Ну да, – сказал с облегчением. – Что это я в самом деле… забыл, что уж чего-чего, а благоразумия у тебя с избытком!
Эш скривилась, тоже вспомнив, видимо, как и он, сказанное в ее адрес Юницией. Буркнула:
– Да и ответственности немало!.. Кто бы еще фею унял, – она сердито глянула в небо, где опять кружили морские чайки, – с этим ее «взбалтыванием»! Не дай бог подстроит пакость какую-нибудь, отвлечет меня… и если в результате я не уберегу Гойдо, я точно умру.
Глаза ее вдруг наполнились слезами.
– Жить без него не смогу…
Она закрыла лицо руками, зашмыгала носом.
– Не плачь, – беспомощно попросил Стас. – Пожалуйста…
Так странно было видеть этого вечно настороженного «рысенка» расклеившимся! И жалко ужасно. Без ее дурацкой шапки стало видно, какая у нее тоненькая, хрупкая шейка… и какой она вообще, в сущности, ребенок. Хоть и чародейка, и вундеркинд.
Кстати, о вундеркиндах…
– Ты же ведьма! – радостно сказал он. – Все можешь! Так не реви, а превратись в птицу какую-нибудь, да и лети к нему! Меня-то караулить не надо!
– Не могу-у! – сквозь всхлипывания тоненько провыла она. – Не уме-ею превращаться… зооморфизм – единственное, что мне не дается из всех нау-ук…
– А это… как его… телепортироваться ты можешь?
– Не-ет… для этого надо знать место, куда отправляешься, иначе ника-ак…
Стас напрягся, пытаясь вспомнить еще какой-нибудь способ утешения, но все они, как нарочно, напрочь вылетели из головы.
И тут явилась неожиданная подмога.
Вверху, у них над головами, раздался странный, гулкий, нечеловеческий голос, который проговорил:
– Чем умирать…
– О Господи! – Стас дернулся и чуть не свалился со скамейки.
– …попробовала бы лучше его приворожить! – закончил голос.
Эш, не поняв, видимо, что это сказал не Стас, огрызнулась:
– Сейчас!
Отняла руки от лица, сердито уставилась на него мокрыми глазами.
– Думаешь, если ведьма – значит, на все способна? Ах да, ты же именно так и думаешь!
– С чего ты взяла? – изумился Стас.
– Слышала!
– Когда?
– Когда про бабушку твою говорили! Она, мол, порядочным человеком была, и значит, никак не могла быть ведьмой!
– Подожди, – он энергично потряс головой, – о чем ты?…
Тут странный голос зазвучал снова, заставив на сей раз подпрыгнуть обоих:
– И правда, при чем тут бабушка?
Мгновение они смотрели друг на друга, потом синхронно задрали головы.
Никого.
Кроме статуи. Которая, сумев каким-то образом развернуться вполоборота, смотрела теперь не на осколки своего кувшина, а на них. И мраморные губы ее были слегка раздвинуты.
– О Господи… – повторил Стас.
А Эш вскочила на ноги, подошла к ней, осмотрела со всех сторон. Потом осторожно тронула пальцем.
Статуя жутковато хихикнула.
Эш отдернула руку.
– Да, – сказала уважительно, – ничего себе поделочка! Большой мастер постарался… Матвей? – спросила у статуи.
– Матвей, – прогудела та в ответ.
Эш помолчала немного. И, глядя в ее мраморное лицо, медленно произнесла:
– Никогда. Никогда я не посягну на чужую волю. Никогда и никого не заставлю делать то, что нужно мне, а не ему. Хоть и ведьма. Ясно?
– Не очень, – сказала статуя.
– Кто говорит твоим голосом? – вкрадчиво поинтересовалась Эш. – Матвей, тебя сотворивший, как я понимаю, свою любовь привораживать не стал. Порядочности ему на это хватило. И если в тебя вложена часть его души, как ты можешь предлагать мне такое?
– О, – сказала статуя, – все меняется. Этим садом давно владеет глупое зло. И сеет всюду семена злобной глупости.
– Откуда оно взялось? – насторожилась Эш.
– Не знаю. Пришло однажды и ударило меня палкой по голове, после чего все в ней смешалось…
Эш заморгала.
– Палкой? Может, посохом? Это был, случайно, не пасечник?
– Возможно. Извини… Меня разбудили твои слезы, но больше ты не плачешь, и я опять засыпаю. Прощай.
Мраморная девушка приняла прежнюю позу и застыла, уставившись на осколки. Губы ее сомкнулись.
* * *
…В этот самый миг принц Гойдо, перейдя по бревну через ручей, ступил на песчаную дорожку и неожиданно увидел перед собою вместо леса, только что окружавшего его со всех сторон, аккуратную дубовую рощицу и такой же аккуратный пруд, красиво засаженный камышом и лилиями. Удивился, вопреки велению фей этого не делать, остановился и оглянулся.
Позади него леса тоже не было. Как и ручья. А были изгородь и арка в ней, за которой что-то буйно цвело.
– Поди сюда! – звонким голоском позвал оттуда кто-то невидимый. – Поди, поди! Сюда!
Поддавшись любопытству, не ожидая худого и собираясь всего лишь взглянуть одним глазком, кто там кого зовет, принц сделал шаг обратно, за арку.
И оказался на морском берегу. Успев услышать напоследок только испуганное:
– Неть!..
В этот же самый миг Соня, которая угодила с Вириной в сад камней и успела в нем, после того как фея унеслась искать остальных, изрядно соскучиться, обнаружила, прогуливаясь вдоль боярышниковой изгороди, между кустами просвет. А за ним узрела обыкновенную, уютную, построенную без всяких дизайнерских изысков садовую беседку, заросшую жимолостью. А возле беседки – другие кусты, малиновые, сплошь усыпанные крупными спелыми ягодами.
Устоять было просто невозможно. Тем более что лаз в боярышнике на ворота вовсе не походил.
Наберу горсточку, и назад – решила Соня.
– Цыц! – сказала она вороне, которая пронеслась вдруг у нее над головой с угрожающим карканьем. Потом аккуратненько пробралась между кустами и очутилась… в Красном саду.
Где вдруг увидела пасечника, который с самым раздосадованным видом топал вперевалку по одной из диагональных аллей, грозно пристукивая на ходу посохом. Вслед за ним шли два великанских бобра.
Соня струхнула. Заметалась, не зная, куда спрятаться, кинулась в другую аллею, добежала по ней до какой-то калитки и юркнула туда, не успев подумать, что делает.
Красный сад сменился зеленым огородом. Овощными и клубничными грядками, разделенными рядами смородиновых кустов…
Только Настя осталась где была – в маленьком, очаровательном японском садике, с изящной перголой в виде пагоды на берегу пруда, посреди которого на крохотном островке росло одинокое карликовое деревце, ею не опознанное.
После того как фея Мирабель ее покинула, у Насти тоже вдруг нашлась говорящая компания – каменная стрекоза, восседавшая на каменном же столбике в кружевных папоротниковых зарослях под стеной перголы.
Первым это симпатичное садовое украшение заметил Чинка. И облаял, что, возможно, и привело в действие скрытый в нем магический механизм.
Стрекоза самым вежливым образом попросила не нарушать ее покой, после чего только и оставалось, что извиниться, шикнув на песика. Тот озадаченно притих. «Спасибо», – сказала стрекоза и поинтересовалась Настиным именем. Настя скрывать его не стала и в свою очередь поинтересовалась именем стрекозы.
– Стрекоза, – ответила та. И спросила: – Как поживаешь?
– Как в сказке… Или даже во сне, – подумав немного, уточнила Настя, голова у которой шла кругом. Или даже бежала.
– Это хорошо, – сообщило диковинное насекомое. – Значит, проблем у тебя нет?
– Да как тебе сказать… Похоже, есть.
– Не думай, что ты сошла с ума, – проницательно предостерегла Стрекоза.
– А что прикажешь мне думать?
– Что ты видишь сон. В котором возможно все.
– Э, нет, – запротестовала Настя. – Чувствовать себя как во сне – еще не значит в нем находиться.
Мимо медленно пролетела божья коровка. Величиной с яблоко. Приостановилась в воздухе, зафиксировала взглядом Настю, потом Чинку, и, прибавив ходу, унеслась прочь.
– Все – сон на самом деле, – философски заметила Стрекоза. – И все – иллюзия.
И принялась морочить Насте голову маловразумительными основами дзен-буддизма, за каковым разговором они и провели благополучно время до возвращения Мирабель…