тает, и в чем-то она права… и я догадываюсь, что заставляет ее так думать. – Мирабель тяжело вздохнула. – Хотелось бы объясниться. Я сказала, что мы – представители сферы разума. И вы решили, видимо, что мы поэтому должны быть семи пядей во лбу. Но понимаешь, в чем дело… наша принадлежность к этой сфере отнюдь не означает, что мы умнее или сообразительнее других фей. Или же вас, смертных. Ведь наше назначение – не умные мысли кому-то в голову вкладывать, а просто… давать толчок. Активизировать процесс думания. Я помогаю человеку сосредоточиться, когда в голове у него уже имеется – заметь! – какая-то собственная мысль. Вирина помогает ему развить эту мысль в неожиданном направлении, а Юниция – увидеть ее озорную сторону. Только и всего. Если бы мы еще и подсказывали их людям, то мы были бы уже не мы, я извиняюсь, а даймоны…
– Даймоны? – переспросила Настя. – А кто это?
– Ну, это такие… вдохновители. Посредники между тем, что у вас зовется ноосферой, кажется, и человеком. Мы о них на самом деле мало что знаем, ведь они не из наших, не из волшебного народа. Ближе к ангелам и демонам, чем к духам природы. Так вот, это именно они роняют яблоки на головы некоторым и посылают сны с таблицами химических элементов и прочими гениальными идеями. А вовсе не мы!
– Понятно…
– И не обязаны мы быть великими умницами!
– Теперь ясно. Да не переживайте вы так, мало ли что Эш сказала!
Фея снова вздохнула.
– Да в том-то и беда, что мы, конечно, плохо подумали, прежде чем начать развлекаться. Вот и растерялись, и чувствуем себя виноватыми… К тому же все с самого начала пошло не так, как планировалось, и мы должны были насторожиться, а не пускать дело на самотек. Но слишком увлеклись своей затеей и проглядели знак судьбы, и не один… Значит, и вправду виноваты!
– Знак судьбы? – задумчиво сдвинула брови Настя. – Какой?
Ответить Мирабель не успела.
Чинка вдруг зарычал, глядя на калитку, вздыбил холку.
И зашелся лаем, когда в следующий миг в ней появился, словно образовавшись из воздуха, некий зверь…
* * *
…Любуясь морковками, Стас непроизвольно сглотнул слюну. Во время завтрака, когда рядом находились сразу три феи, он чувствовал себя настолько скверно, что никакой кусок в рот не лез. Но сейчас их не было, и дышалось гораздо легче, и есть захотелось вдруг не на шутку…
Едва попав в этот огород и оглянувшись, он, конечно, не увидел позади арки, в которую только что проскочил. И сама изгородь за ничтожное мгновенье сделалась вполовину ниже, и кусты ее составляли теперь совсем другие, с более мелкой листвой, и место выхода было обозначено всего лишь небольшим пробелом в ряду, где не хватало куста, без всяких ворот. По ту сторону – ни покинутых зеленых лужаек, ни песчаного берега… только буйные высокие заросли неведомо чего, куда ныряла выводившая из огорода тропинка.
Лабиринт сыграл свою очередную шутку, и возвращаться было попросту некуда. Чародейку с принцем он потерял. И помочь им уже не мог. Оставалось надеяться, что Эш попала-таки куда хотела и справится без него – на пару с Гойдо, который, как он и предполагал, вполне способен сам себя защитить…
Подумав так, Стас тяжело вздохнул и медленно двинулся вперед, по узкой дорожке между грядками и строем смородиновых кустов с левой стороны, с вожделением поглядывая то на спелые ягоды, то на морковные верхушки с кучерявой ботвой. Делать нечего, так хотя бы осмотреться там, куда занесло… Эх, велели же феи стоять на месте, и надо было, наверное, слушаться… вот только кто бы, интересно, устоял на месте Эш и на его собственном – при виде того, что увидели они?…
Ну да ладно, что случилось, то случилось. Главное теперь – отсюда никуда ни ногой. Чтобы не усложнять феям их и без того непростую задачу.
…Схрупать, что ли, морковку?
Он остановился, присел на корточки, выбирая.
И вдруг услышал топот и треск, и не успел вскочить на ноги, как из смородиновых кустов вывернулась… Соня. Которая с криком:
– О счастье, наконец-то! – немедленно попыталась броситься ему на шею.
Руки у нее были заняты – в одной кулечек, свернутый из зеленого лопухового листа, в другой морковный огрызок. Поэтому объятья не удались. Опрокинув Стаса на грядку, она сама упала на него сверху и щедро присыпала его при этом смородиной из своего самодельного кулька.
– Наконец-то кто-то свой! Я уж думала, навеки все потерялись! Только страшный пасечник и остался!
– Да нет, не только, – сдавленным голосом ответил Стас, похлопывая ее в знак приветствия по спине. – Феи всех своих отыскали, теперь пытаются собрать заново…
– И где же они?
Соня скатилась с него, кое-как, помогая себе локтями, поднялась на коленки. Ахнула, увидев, во что превратила Стасову футболку, расквасив на ней изрядное количество ягод, и затараторила:
– Ой, прости! Какая я неловкая! Ну ничего, попросим фей, выдадут тебе другую… Так ты их видел? А Настю?
– Вирину видел. Она нам и сказала…
– Вам? С Настей?
– Нет, со мною Эш была. А потом мы еще Гойдо увидели, но…
– А Настя где? – перебила, округляя глаза, Соня.
– Не знаю, – со стеснившимся вдруг сердцем ответил Стас.
Привстал с земли, уселся среди морковок. Машинально выдернул одну, повертел в руках.
– Ой, божечки, – запричитала Соня, – я так за нее волнуюсь!.. Ты ешь, ешь, не бойся, отряхни только… морковки тут – чистый мед! Я их на нервной почве уже штук пять слопала, наверно. И чем только не заела! Вот, – сунула ему под нос свой наполовину опустевший кулек, – смородинки не желаешь? Нектар! Натуральный! Здесь все такое вкусное, умереть не встать, хоть селись в этом огороде!
Но аппетит у Стаса уже пропал.
Настя… Где она, действительно? Что с ней происходит?
Чертов лабиринт – нет чтобы занести его туда же, куда она угодила, а не в какой-то дурацкий огород! Прикрыл бы, защитил от всего на свете…
А Соня все трещала:
– Я от нервов только этим и спасаюсь, что ем, а то бы на ушах уже стояла, от беспокойства за Настьку. Она же у меня совершенно непрактичная, вечно в эмпиреях витает… и так, бывает, завитается порой, что дороги под ногами не видит! Ну что ты хочешь, творческая натура! Флорист-дизайнер! Зато ее букеты и композиции все конкурсы выигрывают, один за другим! И тут вдруг – на́ тебе, волшебный сад, красотища неземная… боюсь, как бы у нее крышу вовсе не снесло. Думаешь, почему она все время молчит? Да потому что любуется! Икебаны придумывает! Настька, она же как – засмотрится на цветочек, начнет букет сочинять, и все, пиши пропало, ничего вокруг не замечает, бери ее голыми руками! Хоть големы, хоть пасечник этот трехнутый…
* * *
…То был очередной голем.
Хвостатый, полосатый, то ли барсук, то ли бурундук – Настя в них не очень-то разбиралась, тем более что размерами он, как и все остальные Матвеевы творения, был наверняка больше, чем положено. Макушкой, во всяком случае, доставал ей до пояса.
А в правой лапе держал увесистую дубинку. При виде которой она вдруг вспомнила ни с того ни с сего – от испуга, наверное, – что барсук вообще-то сам по себе довольно крупный зверь. И, значит, при Матвеевой склонности к гигантизму, был бы сделан ростом с нее саму. Так что, скорее, бурундук…
Он деловито шагнул к ним из калитки. А следом появилась пчела.
Не та, что встретилась гостям в саду первой. Эта была без книжки и очков, и величиной с котенка, а не взрослую кошку. Но вид имела такой же неприветливый.
Зависнув в воздухе, она повертела головой, переводя взгляд с Насти на фею и обратно. Потом, не поздоровавшись, прогудела:
– Вы идете с нами, понятно?
– Нет, – Мирабель вытаращила на нее глаза. – Куда это?…
– К мастеру! – Пчела, пытаясь заглушить Чинкин лай, прибавила своему гудению громкости.
– Какому? – тоже повысила голос Мирабель.
– Такому!
Бурундук сделал шаг вперед, поигрывая дубинкой.
Бесстрашный Чинка тут же попытался броситься на него и загрызть, но Настя попятилась, подтащила его к себе за поводок и подняла на руки.
– Тихо, тихо, – пробормотала, но он ее проигнорировал и снова зашелся лаем.
– Спокойно! – крикнула Мирабель неведомо кому. Пес, во всяком случае, не умолк, и бурундук сделал еще один шаг вперед, и гудение пчелы стало угрожающим…
Тогда фея вскинула руки, в одной из которых взялась неведомо откуда волшебная палочка, быстро очертила ею круг у себя над головой, и всю их троицу – ее саму и Настю с собакой на руках – накрыл прозрачный, слабенько светящийся купол.
Бурундук тут же отступил. Пчела озадаченно притихла.
Чинка взлаял еще разок, победно, и перешел на низкое, горловое рычание.
– Вот теперь поговорим, – обратилась к пришельцам Мирабель. – Давайте-ка с начала… кого вы называете мастером?
Ответил на сей раз бурундук:
– Хозяина.
– Пасечника или Матвея?
На нее непонимающе уставились оба голема. И после паузы бурундук неуверенно сказал:
– Мастера.
Фея вздохнула.
– Хозяин, он же мастер, понятно… Так. Отвести вы нас хотите к нему… а вот куда, скажите, пожалуйста? В какое именно место?
Бурундук несколько просветлел.
– К дому мастера!
– И где находится его дом?
– Возле пасеки!
– Ну наконец-то, – кивнула Мирабель. – Значит, все-таки пасечник. И зачем мы ему понадобились? Неужели поговорить решил?
– Мы не знаем, – прогудела пчела. – Велено привести вас, и все.
– Только нас? – Фея повела рукой в сторону Насти.
– Остальных приведут другие, кого послали.
– Ясно…
Мирабель снова кивнула и повернулась к девушке.
– Хм, – сказала, – возможно, это добрый знак. Или нет?
Почесала в затылке, уронив при этом парочку шпилек. Наклонилась за ними, бормоча:
– Понял старый крокодил, что лучше все же выслушать нас? Или попросту убить собрался, чтобы избавиться? В ульи превратить… – Выпрямилась. – Как ты думаешь?
– В ульи? – тревожно переспросила Настя. – Зачем?