Садиться на нее не хотелось. Как и стоять столбом, дожидаясь, пока за ним не явятся феи. Поэтому Стас медленно, поглядывая по сторонам, двинулся вперед по тропинке. И вскоре увидел, что искал – поваленное дерево. Явно – бобрами, и явно, судя по замшелости, не вчера.
На стволе его он и пристроился, в надежде хотя бы отчасти собраться за время ожидания с мыслями и угомонить вновь пробудившуюся тревогу.
Вернее, усилившуюся, потому что до конца она его так и не отпускала. И даже не ослабевала на самом деле, просто круговорот событий отвлекал порой от нее. Но сейчас, когда Стас остался один и отвлечься ему было решительно нечем, сердце защемило так, что снова стало трудно дышать.
Это малоприятное состояние его, как и раньше, можно было частично объяснить вполне понятными, лежавшими на поверхности причинами – беспокойством за Соню с Настей, например, с которыми неизвестно что в настоящий момент происходило. Или не вполне понятной, но в принципе, наверное, возможной… аллергией на магию.
Но так же, как и раньше, сидело в глубине души занозой и никуда не желало уходить абсолютно непонятное и болезненное чувство – будто он забыл что-то важное…
Впрочем, он ведь вправду что-то забыл, если верить феям!
Почему только оно взялось терзать его именно в последние дни, после встречи с ними?…
Думая об этом, Стас смотрел невидяще на маленькую чахлую елку, торчавшую прямо перед ним, когда в брусничнике, раскинувшемся чуть в стороне от нее, затрепыхался вдруг кустик – один среди прочих, оставшихся неподвижными.
Внезапное шевеление это, естественно, притянуло взгляд, и между листьями Стас заметил ушки какого-то крохотного зверька. Длинные, как у тушканчика… или у того игрушечного зайца, который ему нынче приснился.
Тут-то на него и накатило.
Сначала свет погас – резко, словно кто-то нажал на выключатель. И пала глухая тишина, будто заодно выключили и звук.
Потом из темноты проклюнулись один за другим несколько огоньков – горящие свечи, и вместо леса Стас обнаружил себя в какой-то комнате. Сделались видны задернутые шторы на окнах, стол, зеркало на нем, в котором отражалось слабо освещенное и… насмерть перепуганное детское личико.
Стас узнал себя, и ощутил страх – тот же, что испытывал ребенок, сидевший перед зеркалом. Такой, что кровь заледенела в жилах и остановилось дыхание.
А потом зазвучал размеренный, сиплый от едва сдерживаемой злобы, знакомый и в то же время почти не узнаваемый голос.
«Нравишься себе пока? Похож еще на человека? То-то же!..
Так вот, если ты не хочешь превратиться в чудовище, от которого все будут шарахаться… в монстра, дикого зверя, которого поймают и посадят в клетку… и начнут изучать, эксперименты над ним производить… током бить, колоть, резать, морить голодом… ты должен пообещать… нет, поклясться! – самой страшной клятвой… жизнью собственной и моей… что никогда, никогда… Повторяй за мной!..»
«Никогда…» – сдавленным, неверным голосом кое-как выговорил Стас…
И очнулся – весь в холодном поту, с вытаращенными глазами, полузадохнувшийся – от того, что кто-то дернул его за штанину.
Ничего не соображая, Стас машинально глянул вниз.
И опять-таки ничего не понял.
Возле ног его стоял кто-то.
Маленький.
С длинным клювом.
Серый, ушастый, и впрямь похожий, если бы не клюв, на тушканчика. Промеж ушей которого виднелась крохотная… кепочка с козырьком.
Существо это отпрыгнуло на пару шагов, причем из тельца его выстрелили в разные стороны ветки с мелкими зелеными листьями, словно оно собралось превратиться в кустик. Потом они втянулись обратно, а существо пискнуло:
– Поди сюда!
Стас кое-как умудрился сделать вдох, зажмурился что есть сил и со стоном схватился за голову.
Экое дикое воспоминание… и не менее дикая явь! Он сошел с ума? Или сходит – в этот самый момент?!
Сердце в груди не билось – мелко тряслось. То заходилось дрожью, то замирало…
– Неть! – пискнула невидимая в данный момент галлюцинация в кепочке. – Ты здоров!
– Уйди, – попросил он, не открывая глаз. – Пожалуйста.
– Неть! Ты поди сюда!
– Не пойду…
За штанину снова дернули. И еще раз, сильнее.
– Нать!
Стас неохотно приоткрыл один глаз.
Загадочное существо опять стояло у самых ног. И тянуло к нему тонкую мышиную лапку с зажатой в ней красной ягодой. Вроде как брусничной.
– Нать! – повторило оно.
Стас снова зажмурился, с силой потер лицо руками, потряс головой.
Решительно открыл оба глаза.
Кепчатый тушканчик не исчез, все так же протягивал ему ягоду.
– Не будь дурак! – пропищал.
– Ладно, – Стас сдался.
Вряд ли ему уже могло сделаться хуже!
Он осторожно принял ягоду из маленькой лапки. Положил в рот, разжевал, проглотил.
Как будто и впрямь брусника…
Сердце вдруг успокоилось. Забилось ровно, размеренно.
Хаос в голове унялся. Что это он, в самом деле… забыл, что находится в волшебном саду? Тут еще и не такое может водиться! А заодно – и вспомниться и присниться…
– Лучше? Поди сюда! – снова пристал тушканчик.
Стас некоторое время еще прислушивался к своим ощущениям – несомненно и несравненно лучше!.. Потом спросил:
– Куда ты меня зовешь?
– Есть беда, – последовал ответ. – Ты – помочь!
– Ну что ж, попробую… – Он поднялся на ноги. – А ты вообще-то кто?
Тушканчик приосанился и гордо сказал:
– Аирх тотохырх! – или что-то вроде этого.
И поскакал вперед, к тропинке, а потом – по ней, в глубину леса, оглядываясь то и дело и приглашающе помахивая лапкой.
Кажется, ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Интересно, что за беда стряслась у этого «хырха»? – подумал Стас, тоже выходя на тропинку. Детеныш в яму упал или?…
Мысль о детеныше немедленно оживила в памяти страшное видение.
Стас содрогнулся.
Да уж… если он и в самом деле пережил нечто подобное в детстве, нет ничего удивительного в том, что произошло вытеснение. Защитные механизмы психики поспешили задвинуть этот ужас куда подальше…
Неплохо бы понять еще, вправду ли пережил?
Запугивавший его голос принадлежал – и сомневаться в этом не приходилось – бабушке. Комната тоже была ее.
Но откуда столько злобы? И чего она от него хотела? Ах да, обещания какого-то… нет, страшной клятвы. «Никогда» – что именно «никогда»?
Может быть, и сон сегодняшний был правдив? – осенило вдруг Стаса. И он действительно умел управлять игрушками? Владел телекинезом – так это, кажется, называется… И именно этого добивалась от него бабушка – чтобы он не делал такого, никогда?
Но почему? Ведь редкая же и удивительная способность!..
«Если ты не хочешь превратиться в чудовище, от которого все будут шарахаться…» – вспомнил он и снова содрогнулся.
Клетка, эксперименты… Запугивания явно не соответствовали уровню реальной опасности. Которой, кажется, и вовсе не существовало. Хотя когда-то, по слухам, она была – за людьми с необычными способностями вроде бы охотились властные структуры, с целью изучения, – но в те годы, когда он появился на свет, некоторые экстрасенсы уже активно по телевизору выступали и вовсю пользовались славой…
Но неужели у него и в самом деле был дар? От которого он вынужденно отрекся? Дал клятву никогда им не пользоваться, после чего бабушка довершила начатое, убедив его в несокрушимом превосходстве науки над всем, чего нельзя доказать…
Стас покачал головой. Вот именно, поди докажи это теперь! Ведь, сколько он себя помнил, у него не было ни малейших признаков наличия каких-то паранормальных способностей. Ничего. Самый заурядный человек.
…Но бабушка таки караулила каждый его шаг! Старалась при себе держать, словно, оставшись без надзора, он все же мог однажды выкинуть нечто аномальное!
Так, может, тирания ее была не такой уж и бессмысленной? Имела под собой основания?
Дар – был?
И сейчас, когда волею судьбы он оказался в самых необычных обстоятельствах – встретился с волшебными существами, угодил в места высокой концентрации магии, – что-то в нем стало пробуждаться? Какие-то остатки дара, уцелевшие после безжалостного подавления? И именно поэтому он чувствует себя так паршиво, а не потому, что обзавелся ни с того ни с сего аллергией на чудеса?!
Столько вопросов… каждый из которых может оказаться ответом!
Стас снова покачал головой.
Пожалуй, удивительней всего было то, что, пока он задавал их себе, тревога, впервые за все последние дни, унялась вдруг по-настоящему. Ушла, словно добившись наконец своего…
Тропинка привела к высокой металлической арке в изгороди, и Стас, вспомнив, что его должны сейчас разыскивать феи, замедлил шаг.
Но тушканчик, тронув лапой правую боковую стойку ворот, резво скакнул через порожек и позвал с той стороны:
– Поди, поди!
Увидел, что Стас колеблется, пропищал:
– Делай, как я! – и показал на стойку.
– Так? – Стас взялся за нее рукой.
– Да! Обратно – так! – Тушканчик показал на другую стойку.
– Понятно.
Что ж, если можно будет благополучно вернуться…
Стас отбросил колебания, тоже перешагнул порог и оказался среди тропических зарослей.
И в тот же миг услышал хорошо уже знакомое, радостно-нетерпеливое повизгивание.
Вслед за которым прозвучал голос:
– Тихо, Чинка! Ну куда ты рвешься, дурья твоя голова?
* * *
Куда – или, вернее, к кому – ее собака принялась вдруг так неистово рваться, Настя на самом деле поняла сразу.
Это мог быть только один человек… который тут же и появился в поле зрения, вынырнув из-за стены папоротника.
Он просветлел лицом, увидев их, ускорил шаг и, подойдя к Чинке, присел перед ним на корточки.
– Привет, привет, – пробормотал, трепля его по холке и с улыбкой уворачиваясь от розового жадного языка. Потом вскинул голову. – Привет! – сказал и Насте.
Глаза их встретились.
Она кивнула. Голос вдруг пропал…