– Два излучения. Ведь и Матвей, возможно, все-таки где-то здесь…
Эш растерянно моргнула.
– Ах да, – пробормотала. – Конечно. Два. Это несколько усложняет дело – поди сообрази, кто есть кто… Ну ничего, я думаю, справитесь!
– А шнырьки? – вспомнил домовой. – Они ведь тоже живые! И их тут тоже двое, самое малое, бегает!
– Шнырьки? – Эш снова заморгала, не сразу, видно, сообразив, о ком речь. – А, те, что тебя выручили…
– Ну да! Эти хрым… грым… тьфу, не выговорить мне! Здешний маленький народец, короче. Очень даже живой! Птицы да зверье всякое – настоящие которые, не големы, – это ладно, их от человека завсегда отличишь. А шнырьков… не знаю!
Она задумалась ненадолго, потом взглянула на фей.
– Когда я Матвея пробовала найти, ночью, – сказала, – до того еще как дом развалился, я видела, кроме наших, только три излучения в саду. Как теперь понимаю, это были пасечник, Дымша и охотник. И никаких шнырьков!
Феи закивали.
– И мы тогда же пробовали и тоже всего троих видели, – сказала Вирина. – Может, по ночам они куда-нибудь прячутся?
– Может, – вздохнула Эш. – А днем, значит, бегают. Что ж, вам тогда еще труднее придется… О, – осенило ее вдруг, – а их нельзя на помощь позвать? Или хотя бы попросить спрятаться на время?
– Как? – Дымша огляделся. – Поблизости что-то ни одного не видать!
И тут опять ожил пасечник.
– Так же, как они обычно зовут – «поди сюда»! – сказал он почти человеческим, вопреки обыкновению, голосом, и на неприглядном лице его выразилось такое же, почти человеческое, беспокойство. – Охотник, говорите? И за кем он охотится?
Вирина резко развернулась к нему.
– За нами! За волшебным народом!
– Это, значит, и за мальками моими?
– Под мальками ты шнырьков разумеешь?… Ну да, всех переловит, если мы его не остановим! Подумай – может, хоть ради них нам поможешь?
Но старик только надулся в ответ и демонстративно сжал губы.
Эш махнула рукою:
– Бог с ним. Сами попробуем дозваться – их в любом случае предупредить надо, чтобы осторожней были. Дымша, ты с ними уже сталкивался, так что давай, вперед!
И тут послышался еще один робкий голос – который подала Соня из-за стола:
– Минуточку…
– Что? – не глядя на нее, буркнула чародейка.
– Я дико извиняюсь, но мы тут сидим без дела, а время уже такое… обеденное… Может, никому не помешает, если нам сперва перекусить наколдуют?
Ее галантно поддержал Гойдо:
– О да, возможно, всем не помешает перекусить?
Феи всполошились.
– Конечно, – затарахтели хором, – простите, опять мы позабыли, что вам еда нужна для поддержания сил, сейчас, сейчас… – и обе ринулись к столу, выхватывая на ходу палочки.
Через несколько минут он оказался накрыт. На белоснежной скатерти, взявшейся невесть откуда, возникли столовые приборы, бокалы, дымящаяся супница, закуски, салаты, вино… Не обошлось и без экзотики, вроде вчерашних маринованных желудей. Потом в сторонке от большого стола появился маленький, а на нем – всякие десерты. И под конец феи сотворили еще какой-то магический термоприбор – в виде деревянного шкафчика, в котором, по их словам, стояли на легком подогреве чашки с уже готовым кофе. Или с чаем, кому что предпочтительнее…
– Ну вот, пожалуйста, – удовлетворенно сказала Мирабель. – Эш, деточка… я настаиваю, чтобы ты тоже перекусила, прежде чем мы начнем!
– Не хочу, – ответила та.
– И я настаиваю, – заявил принц. И пригрозил: – Иначе сам ни к чему не прикоснусь!
– Ну ладно. Дайте мне какой-нибудь бутерброд…
– Нет уж, – сказала Мирабель. – Сядь за стол и поешь как следует!
– Приказываю! – добавил Гойдо.
…Уселась она за стол с таким видом, словно шла на казнь, и чуть не подавилась первой же ложкой супа, от которого все остальные пришли в восторг, хотя и совершенно непонятно было, из чего он приготовлен.
Стас от души ей сочувствовал. Сам был не в силах проглотить ни куска – то ли из-за последних предположений о его возможном «мутантстве», то ли из-за близкого соседства сразу трех волшебных существ, но аппетит пропал начисто. И если суп он еще кое-как в себя влил – для того только, чтобы феи с уговорами не пристали, – то потом старательно гонял вилкой по тарелке одинокий желудь, притворяясь, будто время от времени от него откусывает. И радуясь в кои-то веки своему умению выглядеть «морозильником», отбивая всякое желание у окружающих лезть с вопросами.
Правда, Настя, кажется, все-таки поглядывала на него с беспокойством.
Но уверен он в этом не был, потому что сам старался на нее не смотреть.
Ох уж эта Соня, с ее привычкой заедать стрессы!.. Она-то радовалась сейчас, а ему выпрошенный ею обед казался всего лишь досадной и никому не нужной задержкой. Так хотелось поскорее закончить здесь все дела, вырваться в город, узнать, что же с ним не так… А тут сиди, понимаешь ли, как дурак, отворачивайся от своей царевны, с которой куда охотнее глаз бы не сводил!
И сколько это еще будет продолжаться – бог весть…
Тут Соня вдруг перестала жевать, бросила вилку. И сказала:
– Нет, ну я так не могу!
Стас поднял на нее взгляд и увидел, что она смотрит на пасечника. Который, в свою очередь, таращится тоскливо на их роскошный стол, по-прежнему стоя на крыльце в неподвижности.
– Или мы не люди? – вопросила Соня и поднялась на ноги.
– Это в каком смысле? – удивилась фея Вирина.
Не ответив, Соня сама зашарила взглядом по столу, обнаружила всего одну относительно чистую тарелку – Стасову, с желудем, – решительно выхватила ее у него из-под руки. Набросала туда ветчины, сыра и хлеба, прикрыла сверху листком салата, потом долила вина в собственный бокал и, держа его в одной руке, а в другой – тарелку со снедью, посмотрела на принца.
– Ваше высочество, прово́дите меня?
– Разумеется! – Он тоже встал, забрал у нее тарелку.
– А то еще укусит! – с деланным испугом и при этом кокетливо сказала она.
Принц охотно подхватил ее тон:
– В награду за вашу доброту?!
– Эх… понимал бы он, что это такое!
– Что ж, попытаемся объяснить…
Они вдвоем двинулись к крыльцу, а Стас, припомнив вдруг просьбу чародейки «вразумить» кое-кого, виновато на нее покосился.
Та, конечно, следила за обоими. Но, как ни странно, без обычного своего рысьего прищура. Скорее, так, словно чего-то напряженно ждала.
Того ли, что земля под Соней разверзнется, или карающей молнии с небес?…
Не похоже. Неприязни у нее в глазах точно не было.
В отличие от пасечниковых. Уж он-то встретил поднявшуюся к нему парочку в своей излюбленной манере, прогавкав:
– Подите к черту! Еще я вашего барахла не ел! Отравы фейской!
– Ну что вы, это вовсе не отрава, это очень вкусная ветчина! Настоящая! Ни в каком магазине такой не купишь! Попробуйте! – заворковала Соня, беря с тарелки и медленно приближая к пасечникову рту сочный бело-розовый ломтик.
Он злобно щелкнул зубами, она отдернула руку.
– Мы вовсе не хотим вас отравить, честное слово, – вступил и Гойдо. Сам отломил кусочек сыра, закинул в рот. – Видите? – сказал, прожевав.
Старик сглотнул слюну.
Соня обрадовалась, снова потянулась к нему со своей ветчиной.
– Ну-ка, ну-ка, попробуйте…
Он стиснул зубы.
– Не буду, – процедил.
– Пожалуйста!
Она повертела ломтиком у него под носом. Он втянул ноздрями воздух, снова сглотнул слюну, но рта не открыл.
Фея Мирабель, сидевшая за столом, проворчала:
– «Не буду, не буду»… Видно же, что хочет! Чего упрямится?
– Дурак потому что! – буркнула Вирина. – Пойду-ка я, скажу ему тоже пару ласковых! – и начала подниматься.
– Сиди! – велела вдруг чародейка.
Таким странным тоном, что все опять насторожились. Уставились было на нее, но тут пасечник заорал:
– Отстаньте от меня, ироды! – чем снова всех и отвлек. – Не буду я эту вашу гадость жрать, не надейтесь!
– А что будете? – тут же привязалась Соня. – Что-нибудь свое? Меду, может, хотите? Или фруктов каких-нибудь? Или вот, – посмотрела на корзину с рыбой, стоявшую на крыльце, – рыбки жареной? Так мы мигом, щас сделаем…
– Не трожь, зараза, мою рыбу! И мед не трожь! И вообще пошла вон отсюдова!
– Ах ты!
Соня отступила на шаг, вскинула руку с бокалом, словно собираясь выплеснуть вино старику в лицо.
Но сдержалась.
– Ладно, ваше высочество, – сказала, отворачиваясь, – пойдемте. Пусть умирает с голоду, если ему так хочется!
Эш вздохнула. Как показалось Стасу – разочарованно.
– Да, – отозвался принц, – не силой же его кормить, в самом деле! Но отчего вы так грубы, почтеннейший? – обратился он к старику. – Ведь дама проявила к вам свою сердечную доброту, и вы могли бы…
– Не надо мне ее доброты! Пусть проваливает! И ты, высочество, тоже катись!
Принц выпрямился.
– Другого я сейчас же звал бы на дуэль за эти слова. Но вам защитою послужит ваш возраст…
– Ха! – квакнул пасечник. – Ха-ха! Велел бы ты чары с меня снять да посох вернул, я бы показал тебе возраст!
Эш фыркнула. Сердито или насмешливо – Стас не понял.
Соня тем временем вскипела:
– Щас! Думаешь, мы не знаем, что ты колдун? Кто ж тебе позволит драться с его высочеством, крокодил ты эдакий?
– А че это ты, дама, тыкать мне начала? И обзываться? Забыла про свою доброту?
– Забудешь, имея дело с таким болваном!
– Ох, ох, ох! Умная выискалась! Сахару, видно, много жрешь… то-то поперек себя шире!
– А вот это буквально не твое дело! – Соня, вместо того чтобы обидеться, гордо подбоченилась. – Хорошего человека должно быть много! Только что бы ты в этом понимал, в хорошем-то? Пень лесной!
– Да уж понимаю, не меньше твоего! Кикимора!
– Нет, ну надо же какой дурак! – изобразила удивление Соня. – Старик вроде бы, а ума – меньше чем у младенца!
– Сама дура!
– А ты – чума ходячая!
– А ты…
– Хватит!
Принц решительно шагнул между ними и, скомкав в пригоршне почти все, что лежало на тарелке, ловко втиснул сей импровизированный кляп старику в разинутый рот. После чего подхватил Соню под руку и повлек ее вниз с крыльца со словами: