– Под столом, что ли, посидеть пока? – пробормотала себе под нос.
– Пусть только попробует! – сказала Вирина. – Нас все же трое, а он один!
– Может, купол на всякий случай сотворим? – предложила Мирабель. – Помните, во двор-то он не зашел, когда выманивал нас оттуда, не сумел, видно!
– Сотворим! – обрадовался Дымша. – Поехали!..
* * *
Матвей провел их в маленькую темноватую комнату, где только и было мебели, что стол со стулом возле окна, шкаф со стеклянными дверцами, за которыми виднелись какие-то банки-склянки, да кресло посередине, в которое он и предложил сесть его высочеству.
Сам устроился за столом напротив и сказал:
– Слушаю вас!
Эш осталась стоять у двери, несколько жалея о том, что не видит с этой позиции лица Гойдо, сидящего к ней спиной.
Впрочем, оно и так стояло у нее перед глазами, покуда он рассказывал лекарю о своей болезни – привычным сдержанным тоном и конечно же с хорошо знакомой ей улыбкой, милой, словно бы чуть-чуть извиняющейся.
Милее этого лица для нее не было ничего на свете.
И ничего на свете она, пожалуй, не хотела так, как остаться при Гойдо навсегда, пусть даже всего лишь вечной тенью его, безгласным, незаметным хранителем.
Но… пусть все случится так, как нужно ему. И да помогут светлые силы сбыться его желаниям и его предназначению в этой жизни. Если для нее это будет означать разлуку с ним – пусть. Только бы он был счастлив, этот чудесный человек, лучше которого…
– …Что ж, я понял, – сказал Матвей. – Ладненько, сейчас попробуем узнать, в чем тут дело. Устраивайтесь поудобнее, ваше высочество…
– Гойдо.
– Расслабьтесь, Гойдо… руки на колени, голову откиньте, глаза закройте. Дело это небыстрое, так что можете со сном не бороться, если начнете уплывать.
– Хорошо.
Принц покорно выполнил указания, Матвей же встал, размял руки и принялся медленно ходить вокруг, держа раскрытые ладони то над головой его, то перед грудью.
Эш затаила дыхание.
Дело и впрямь небыстрое. Но лекарь производит впечатление знающего… и возможно, сегодня же все решится. Если это болезнь, от нее выдадут лекарство. Если отравление – противоядие. Что делать дальше в первом случае, скажет Матвей, а что в последнем, она знает сама.
Но в любом из них – если, конечно, принц будет исцелен – ее служба при нем закончится.
И да помогут ей тогда самой светлые силы…
– Интересно, – сказал Матвей, останавливаясь.
– Что? – шевельнулся Гойдо.
– Редкий случай! Вы, кажется, настолько здоровы, милостивый государь, насколько вообще может быть здоров смертный человек!
– Правда?
– Я не вижу ни единого признака болезни в вашей ауре. И ни единого звоночка не слышу. Давно ли у вас был последний приступ?
– Э-э-э… – Гойдо, выпрямившись в кресле, оглянулся на Эш.
– Два месяца и четыре дня назад, – сказала она.
– А предпоследний?
– Пять месяцев и шестнадцать дней.
– Ясно. Так… расслабьтесь-ка еще разок, произведем углубленный осмотр. Если возникнут какие-то неприятные ощущения, не молчите, сразу докладывайте. Теперь желательно не спать!
– Понятно.
Принц снова откинулся на спинку кресла. Матвей встал сзади и замер неподвижно, держа руки над его головой.
Без единого звука и шевеления прошло около пяти минут.
– Что, – удивился наконец Матвей, – никаких болезненных ощущений?
– Нет, – ответил принц.
– Чудеса!
Матвей обошел кресло, уставился на него.
– Да вы абсолютно здоровы, друг мой!
– Не может такого быть, – сказала Эш.
– Я раньше тоже так думал, – кивнул Матвей, разглядывая его высочество с превеликим интересом. – Поскольку ко мне обычно обращались люди далеко не здоровые…
– Послушай, – не выдержала Эш, – но что, если за два месяца просто выветрились следы?
– Следы чего?
– Ну… отравления, скажем!
– Какого отравления? Чем?
– Откуда мне знать?!
Принц мягко вмешался в разговор:
– Имеется в виду подозрение, которое возникло недавно и внезапно – будто меня кто-то отравляет…
– Чем? – повторил Матвей. – Мне лично не известно ни одно средство, которое могло бы вызывать подобные сны – настолько последовательные и логичные, судя по вашему рассказу, и лишенные малейшей фантасмагоричности, свойственной снам как таковым… ну, знаете, когда вы только что сидели, допустим, в доме, и вдруг, без всякого удивления, оказываетесь уже плывущим по морю. Вы ведь живете в них самой обыкновенной жизнью, минуту за минутой, шаг за шагом, со всеми ее обыденными и скучными порою подробностями, вроде, к примеру, чистки зубов, вплоть до того, что в реальном мире – вы сами это сказали! – проходит ровно столько времени, сколько вы прожили во сне. Не так ли?
– Так, – подтвердил Гойдо.
– А еще – уж больно однообразна их тематика! То есть оказываетесь вы, конечно, в разных мирах, но там, по сути, происходит одно и то же – вы становитесь другим человеком и проживаете несколько дней его жизни.
– Именно так.
– Вот я и говорю – галлюциногены не…
– Но ты не можешь знать все существующие средства! – снова не выдержала Эш.
– Все – не могу, конечно, – согласился Матвей. – Но знаю зато общий принцип их действия. К тому же не нахожу никаких остаточных явлений, что странно, если человек принимал какой-то препарат неоднократно. И поэтому на уме у меня, признаться, совсем другой диагноз.
– Какой же? – довольно напряженно спросил Гойдо.
– Вы, ваше высочество… попросту наделены даром. Необычным. Который не умеете контролировать, что поправимо на самом деле. И мысль эту даже можно проверить, прямо сейчас, если вы попробуете вспомнить или хотя бы предположить, что могло бы служить толчком для ваших так называемых «приступов»!
Эш покачала головой.
Немыслимо.
Что тут вспомнишь… когда она сама была свидетелем семи из них и на протяжении полутора лет отслеживала ежедневно каждый шаг и каждый вздох Гойдо, и ничего такого, выбивающегося из ряда…
И тут он вдруг сказал неожиданно:
– Я знаю.
– Вот как? – встрепенулся Матвей. – И что же это?
– Детская мечта, – спокойно ответил Гойдо. – Признаюсь наконец… если бы я не был рожден наследником престола, я стал бы мореплавателем. Или послом. Или ученым естествознателем. Путешественником, говоря о сути и одним словом. И толчком всегда была печаль о невозможности этого.
– Так, так, – пробормотал Матвей. – Вы уверены?
– Теперь – да, когда вы сказали о даре. Ведь в самый первый раз меня сразили стихи, прочитанные матушкой, о корабле, который пристает к новому берегу, и о том, как очарована незнакомой красотой душа его кормчего… То была аллегория, конечно, ибо сам поэт не покидал родного берега никогда, но моя юная душа была потрясена и отозвалась немедленным и прекрасным сном. И впоследствии случалось так же – когда меня сильно утомляли обычные, каждодневные дела…
Он развернулся в кресле, взглянул на Эш, которая смотрела на него во все глаза, и… подмигнул ей.
– Ха! – сказал Матвей и тоже бросил на нее победный взгляд. – Что ж, тогда мы сейчас же произведем небольшой эксперимент!..
Глава 27
Дождались их возвращения только через два часа – когда уже и купол защитный был давно возведен и темы все для общего застольного разговора иссякли.
Стас, в основном, помалкивал, чувствуя себя в присутствии фей и домового плохо, как обычно, а остальные обсудили, разумеется, первым делом историю Матвея, причем Соня его категорически отказывалась понимать, а Настя оправдывала. Бывают в жизни ситуации, сказала она, когда человеку хочется сбежать на край света, на необитаемый остров, лишь бы не видеть никого и ничего, что напоминало бы о пережитом. Для большинства это, к счастью, попросту невозможно – дети есть, к примеру, которых не бросишь и в какую-нибудь таежную избушку с собою не потащишь, или другие обязательства перед ближними, или денег на дорогу нету… иначе отшельников, пытающихся удрать подальше от своих проблем, на свете хватало бы. Другое дело, что обычный человек, опомнившись, может и вернуться в любой момент, а Матвею как магу следовало, конечно, хорошенько подумать, прежде чем ставить себя в зависимость от почти невыполнимых условий. Но понять его, в общем-то, можно!..
«Ну, не знаю» – скептически ответила на это Соня и, воспользовавшись упоминанием о детях, завела было рассказ-эпопею о собственных умницах и красавцах, но фея Мирабель, уязвленная, видно, ее сомнениями, поспешила перебить и выступить с дифирамбами своему крестнику. Да и самой Соне заодно, чем даже умудрилась вогнать ее в некоторое смущение.
Ненадолго, правда. Выпив чаю полсамовара и основательно приложившись к меду с печеньем, Соня вполне оправилась, забыла обо всех страхах и обрела прежнюю непринужденность. Сообщила, что от сытости ее разморило, и, чтобы не уснуть, предложила поиграть в «города».
Чем вся компания и занималась, без особой увлеченности, правда, когда открылась наконец дверь и вышел небывало радостный Гойдо в сопровождении невиданно растерянной Эш, а за ними и довольный Матвей.
Принц сбежал с крыльца вприпрыжку, как мальчик, и объявил всем, что абсолютно здоров и что дела его обстоят «многозначительно» лучше, чем он мог хотя бы надеяться!.. И попросил чаю.
Матвей сказал, что тоже умирает от жажды, взбодрил остывший самовар двумя взмахами руки, и оба с аппетитом принялись угощаться заново.
Чародейка тем временем сидела на краешке скамьи молча, с видом совершенно выбитого из колеи человека. И заметили это ее странное состояние все, но первой волю любопытству дала конечно же Соня.
Поглазела на нее немного и спросила у принца:
– Так вас уже вылечили, ваше высочество?
– Нет, – ответил он, – не пришлось. Ибо сновидения мои – не болезнь, а чудесная способность моего разума. Подобная дару ясновидения. И лечить ее было бы грешно, да и бесполезно!
– Что вы говорите? – удивилась Соня. – Надо же! Здорово! И как это выяснилось?