ом на волю охотника. Ну, и как выследить потом его самого…
Матвей спросил, сможет ли Эш помочь им в последнем. Та стала отнекиваться было, говоря, что обязана всюду следовать за его высочеством, но принц заявил, что она должна остаться, и в кои-то веки умудрился настоять на своем. Сказал, что ничего, мол, с ним не случится в квартире, где запечатаны все входы и выходы, никто там не нападет на него. И что он сам с удовольствием остался бы, если бы мог хоть чем-то помочь, – в знак благодарности господину лекарю!
Услышав о благодарности, она сдалась, и совещание началось.
Правда, те его участники, кого должны были проводить из сада, – принц, Настя, Соня и Стас, – оказались до поры до времени не у дел, поскольку им понять, о чем шла речь между магами и волшебными существами, было трудно. Практически невозможно. Вроде бы и знакомые отчасти слова встречались… но кто бы знал, что такое «четверть-меры» и «послеуровни», не говоря уж о специфических терминах невесть из которых языков?… Соня затомилась быстрее всех, не имея никакой возможности вставить слово. И пригорюнилась, подперев щеку кулачком.
К счастью, у Матвея имелось в запасе несколько идей, каковые всем остальным, судя по их улыбкам и кивкам, оставалось только расширить и дополнить, поэтому протрещали они на своем птичьем языке не более получаса. А потом и объяснили, уже по-человечески, в чем там суть.
– Прежде чем Дымша откроет дверь, – сказал Матвей, – мы поставим на нее другой экран, ничем не хуже его заклятия, – такой, что и муха не пролетит! И невидимка не проскочит, ибо даже и невидимый материальный объект остается материальным, и телепортироваться никому не удастся. Экран этот пропустит только вас четверых… то есть пятерых, считая собачку, поскольку мы заложим в него при создании частицу энергии каждого из вас, которую он и распознает – как персональный пароль. Выходить будете по одному, строго по очереди, и никто другой с вами не проскользнет. Ну, а там, в квартире, посидите, подождете нас… надеюсь, за час мы уже управимся. А если нет, зашлем к вам кого-нибудь – проведать, покормить, рассказать, как идут дела… Не скучайте! Сонечка, спасительница моя, между прочим, у меня к тебе разговор имеется. Вот освобожусь, и поговорим, ладно?
Соня расцвела на глазах.
– Ладно!
Настя спрятала улыбку. Умела ее подруга преображаться – включать обаяние, как она сама это называла!.. Взгляд в одно мгновение становился теплым и ласковым, полным самого доброжелательного внимания к собеседнику, улыбка – располагающей, и даже черты лица как-то неуловимо менялись, хорошея. И устоять перед ней тогда было, кажется, просто невозможно. Никто больше из Настиных знакомых такой чудесной способностью – сродни магической – не обладал, и включала ее Соня нечасто, только если ей кто-нибудь нравился по-настоящему… Уж не нашла ли она себе ненароком третьего мужа? То есть пока еще кандидата, конечно… но чем черт не шутит? Вдруг и сам Матвей имел неосторожность пообещать, по сказочным традициям, что возьмет мужчину, который снимет с него заклятие, в «братья названые», а женщину – в жены?!
Ох уж эти обещания…
Настроение у нее вмиг испортилось, и Настя покосилась на Стаса.
Лицо уже не такое каменное. Может, по дороге и удастся спросить, что он там себе думает? Нет, наверное, лучше в квартире, где уж точно найдется место для разговора наедине…
– Ну что, пойдем? – Матвей поднялся из-за стола. – Чем скорее проводим вас, тем быстрее делом займемся. Надеюсь, вам неохота выслушивать технические подробности – как именно мы будем этого типа ловить? Нет?… вот и славно. Тогда – вперед. Мики, Рики, Робин, ко мне!
«Бобры» проворно заняли места по сторонам от него, «пчела», оказавшаяся Робином, села на плечо.
– Так… я выхожу первым, естественно. За мной идут Настя и Стас, следом – Дымша и Мирабель. Потом – Сонечка и Гойдо, а замыкающими – Эш и Вирина. Согласны?
– Да, – сказали все, кроме Вирины.
– Слушай, – спросила она у Матвея, – а не лучше ли будет отключить твою лабиринтную систему да и попросту телепортировать всю компанию?
Он покачал головой:
– Увы! – и двинулся в сопровождении големов к калитке. – Нету никакой системы, к сожалению, – объяснил уже на ходу, – каждый проход нужно отдельно выключать. Если это вообще кому-нибудь нужно! Мальки, например, или шнырьки, как вы их прозвали, очень даже радуются, нарочно прыгают в разные концы сада…
– Да кто ж они такие? – удивленно спросила Соня, которую до этого момента шнырьки как будто вовсе не интересовали.
И Матвей охотно пустился рассказывать о них, хотя идти вполоборота к слушающим ему было довольно неудобно.
– Они – аборигены, – сказал, – настоящие хозяева этого острова. Когда я наткнулся на него в поисках территории под сад, здесь был обыкновенный лиственный лес, который еще и сохранился местами. Я думал, что он необитаемый. Но пока бродил, осматривался, кустики вокруг как начали оживать!.. Очень милые и дружелюбные ребятишки оказались. Спросили, кто я, зачем пришел. Я извинился, сказал, что никакого сада, конечно, разбивать тут не буду, раз место обитаемое. А что такое сад? – спросили они. Я объяснил, они обрадовались. И сказали, что очень даже всего этого хотят – и цветов, и ягод, и прочей красоты!.. Ну, мы и договорились. Работал я под их присмотром, проекты каждого участка предоставлял, и они буквально все одобряли! На редкость покладистые…
Теперь-то я нечасто буду здесь показываться, вернусь к работе. Так что им все и останется, пусть дальше радуются. Големов только нужно будет перенастроить, чтобы шнырьки могли ими управлять… Кстати, Робин, сгоняй-ка за косильщиками! Чертов пасечник, вон как лужайку запустил…
«Пчела» послушно снялась с его плеча, улетела.
– И много тут шнырьков этих? – спросила Соня, опасливо озираясь по сторонам.
– Поначалу было пар десять всего, – сказал Матвей, – потом прибавилось. Очень интересное дело! Как я догадываюсь – сами они, конечно, об этом не говорят, – но процесс размножения у них, похоже, каким-то образом связан именно с радостью. Легенда даже есть, об их происхождении, поведали они мне однажды… Мол, случилась как-то, много веков назад, страшная засуха. Дождей не было так долго, что лес уже почти умер. Но пролетала мимо большая добрая птица, и пожалела она умирающий лес. Поднялась в небо, облетела его кругом и крыльями нагнала туч со всех сторон. Потом уселась на них сверху, придавила, и тучи пролились на остров дождем. Которому земля так обрадовалась, что из этой радости ее даже родились новые живые существа – разумные, каких на острове раньше не было. Это и оказались… хр… ахры… шнырьки, одним словом… настоящего названия их, по-моему, никому не выговорить. И лес, конечно, ожил, и все с тех пор стало хорошо. И добрая птица иногда пролетает мимо, проверяет, все ли в порядке… Так, Мики, займись-ка этим фонтаном! Вычисти и посмотри, что там с водой!
Один из «бобров» тут же зашагал в сторону, к маленькому бездействующему фонтану среди лужайки, сделанному как раз в виде шнырька – с разинутым клювом, вроде бы смеющегося, – бассейн которого был доверху забит опавшей и высохшей листвой.
– Так, что еще о них?… – задумался Матвей.
– Да ладно, хватит пока, – сжалилась над ним Соня. – И так, поди, всю шею вывернул, неудобно же смотреть назад на ходу! Иди спокойно, потом расскажешь все остальное.
Он улыбнулся ей, кивнул и, отвернувшись, прибавил шагу.
Домовой и фея позади Насти со Стасом принялись обсуждать шнырьков уже между собою, вполголоса. По мнению Дымши, те явно находились в родстве с неким другим магическим народом, живущим в Квейтакке, чье название тоже было никому не выговорить. Во всяком случае, в «кустики» они превращались очень даже похожие… Мирабель спросила, в чем, собственно, заключается их магическое предназначение, Дымша ответил, что не знает. Квейтанские, мол, шнырьки, в отличие от здешних, пугливы и не особенно разговорчивы. Но их соседи, лешие, наверное, могут знать. И коли интересно, можно, в конце концов, попытаться расспросить местных, раз они пообщительнее будут. Непуганые, видать…
Миновали тем временем еще парочку садовых участков, один – просто милый, в небрежном, так называемом «деревенском» стиле, другой – очень красивый, оформленный по принципу белого сада, только выдержанный в золотисто-желтых тонах. Потом вышли через березовый перелесок к скалам и стали в них подниматься.
Тут Чинка вдруг начал отставать, натягивая поводок, и присаживаться на тропинку с несчастным видом. Чтобы понять, чего он хочет, не нужно было обладать умением читать собачьи мысли, и Настя со вздохом подняла его на руки.
Стас придвинулся, забрал у нее песика.
И тихо, почти шепотом спросил:
– Ты еще не разочаровалась во мне?
– Нет, – сказала Настя. – С чего бы?
– Наверное, со стороны кажется, что я трус. Но это не так, поверь!
– Я и не сомневаюсь в этом.
– И то, что я наполовину не человек, тебя не пугает?
– Нет. Нисколечко.
Он помолчал немного.
– А меня, честно говоря… все-таки пугает, – признался. – Начал вдруг, знаешь ли, отчасти понимать свою бабушку. Сам с трудом верю во все происходящее в последние дни, особенно здесь, в саду. А каково было ей – видеть, как я взглядом вещи передвигаю?… Она ведь и вправду ни во что такое, сверхъестественное, не верила, тут Матвей прав. Не только в магию, но и в Бога, и даже насмехалась над верующими. И меня воспитывала в том же духе. Вот и вырос… дурак дураком!
– Перестань, – сказала Настя. – Объясни лучше, чего именно ты боишься? Того, что станешь вдруг злодеем, отказавшись от клятвы, или просто самого своего дара как такового?
Он ненадолго задумался.
– И того, и другого, – ответил. – А вообще-то… скорей, последнего. Злодеем-то я, наверное, вряд ли стану, тут Матвей тоже прав, потому что мне даже и представить-то себе трудно, как это – сознательно причинять людям зло! Но это сейчас, пока я еще остаюсь самим собой. А в кого могу превратиться, если дам свободу своему дару, – кто знает? Не окажется ли волшебная половина сильнее человеческой?…