Считай телефонные столбы, на третьем можно будет. Первый, второй, третий. Говори.
Я решила уехать, сообщает Амор.
Обратно в Лондон? с энтузиазмом спрашивает Астрид.
Нет, я завтра еду в Дурбан.
Завтра? В Дурбан? В смысле, отдохнуть, проветриться?
Нет, жить там.
Жить? Сестра и брат таращатся в изумлении. Она хоть раз там была? Знает в Дурбане хоть кого-нибудь?
Там у меня есть подруга Сюзан. Она медсестра. Чуть помедлив, добавляет: я тоже хочу попробовать.
Что? Медсестрой? взвизгивает Астрид, она ушам своим не верит. Но ты же не умеешь заботиться о людях!
Почему не умею?
Астрид трепыхается, пока воспоминание из давнего прошлого не приносит ответ. Да ты о себе толком позаботиться не можешь!
Я сколько лет уже сама о себе забочусь.
Пара секунд, и Антону приходит в голову правильный вопрос. Почему, спрашивает он, ты вообще так решила? Могла бы остаться тут на ферме, получать ежемесячно из доверительного фонда Па…
Да, могла бы, говорит Амор. Я думала об этом. Но мне надо уехать.
Что ж, коротко и ясно. У нее возникло намерение, и она о нем сообщила. Завтра отбывает, и куда, в Дурбан, медсестрой работать!
Помозгуем еще, говорит Антон. Я хочу сказать, ты всегда можешь вернуться.
Да. Она кивает в знак согласия, но глядит при этом в окно.
Астрид молчит, хотя внутри у нее пробегают недобрые маленькие субтитры. Ничего удивительного, мы для нее, для такой, недостаточно хороши. Ну и ладно, бог с ней тогда, раз не желает приобщаться.
На следующий день Антон везет ее на станцию, откуда отправляются автобусы дальнего следования. Она кладет свой рюкзак в багажник, садится рядом с братом, и они пускаются в путь вдвоем, более или менее дружно. Разговаривают мало, мимо плывет ландшафт, у ворот Амор выходит открыть их и закрыть, и они едут в город сквозь долгую бледную середину зимнего дня.
Никудышный кусок недвижимости, вдруг говорит он.
Она мгновенно понимает, о чем он, словно это было сказано в продолжение старого разговора. Если никудышный, то почему не отдать его ей?
Может, потому что Па не хотел?
Зато Ма хотела. И он ей обещал, что отдаст.
Так говоришь ты. Больше никто этого обещания не слышал.
Но я слышала, Антон.
Дорога шуршит под шинами, утягивая местность им за спины.
Ты думаешь, с Саломеей так уж несправедливо обошлись? спрашивает он наконец.
Не слишком справедливо.
У нее есть дом. Она может жить в нем, пока не умрет. Давай закрепим это официально. Составим юридическую бумагу, что она имеет право там обретаться до конца своих дней. Этого хватит?
Нет. Она качает головой. Под впечатлением от его непреклонности, а он – от такого же упрямства в ней.
И работу можно ей гарантировать, заработок, пока не состарится, а потом пенсию. Плюс крыша над головой. Что скажешь? Далеко не у всех такое имеется.
Я знаю.
И даже если мы ей все это предоставим, никакой уверенности, что это пойдет на пользу. Видел я тут недавно ее сынка, Лукаса. Ты знаешь, что Па платил за его учебу, такой он якобы способный, но выясняется, он так и не получил аттестат. Попал в какую-то историю и вылетел. Сейчас на ферме у нас простым рабочим.
Она кивает. Да, я слышала.
Понимаешь, говорит он, люди не всегда берут то, что им дают. Не каждый шанс становится возможностью. Иной раз шанс – просто трата времени.
Да, говорит она. Но обещание есть обещание.
Автобус уже ждет у станции, мотор работает. Несколько других пассажиров выстроились около него в очередь, и во всех Антон видит нечто общее, видит въевшуюся грязь, безысходность и безденежье. Так ездят те, кто терпит лишения и кому не повезло, и, выходя попрощаться с младшей сестрой, он ощущает неожиданный прилив жалости к ней.
Слушай, говорит он. Вот, возьми. Протягивает пару купюр.
Не надо, спасибо. Все хорошо. Но внезапно она крепко его обнимает, и его руки сами собой сжимают ее в ответ. Первое их соприкосновение за годы.
Антон вообще-то в приподнятом настроении, он выпил перед отъездом рюмку вина и набрался наконец храбрости позвонить Дезире. И слова нужные нашел, соловьиный язык не подкачал, о том, как он после возвращения домой постоянно о ней думал, как он думал о ней все эти потерянные годы. За все долгое время, пока был в бегах, он не поговорил с ней ни разу и потому вполне ожидал язвительности и яда, заслужил ведь, но нет, она рада была, более чем рада услышать его голос. Может быть, он соберется заехать? Соберется, соберется, собрался уже, только помахать Амор на прощание, и сразу туда, терпкая роса воссоединения уже увлажняет его тело.
Слегка плывя головой и наполняясь великодушием, он, когда они наконец расцепляются, говорит сестре: ладно, может, чего и придумаем насчет дома Саломеи.
Правда?
Конечно, улыбается он. Это Южная Африка, земля чудес. Выработаем план.
Последние пассажиры забираются в автобус, водитель готовится к отправлению. Амор медлит, но брат жестом подгоняет ее. Не забудь, ты всегда можешь вернуться, когда только пожелаешь!
Она смотрит на него сквозь тонированные окна неторопливо отъезжающего автобуса. Необычная фигура, как бы летящая по воздуху, одна рука поднята. Когда он поворачивается, чтобы уйти, он делает это быстро, и город смыкается над ним грязной коричневатой рекой.
Она устраивается на сиденье, в первый раз после приземления в аэропорту чувствуя себя счастливой. Саломея получит свой дом. Камень, заграждавший выход из пещеры, откатился. Слабенькое солнце греет ее через стекло, мимо неспешной чередой движутся сухие светлые холмы Претории. Пока, железнодорожный вокзал, пока, монумент в честь буров-первопроходцев! Колеса под ней как огромное сердце, бьющееся посреди всего этого. Саломея получит свой дом. Амор закрывает глаза.
Астрид
Когда она возвращается из больницы, ее ждет на автоответчике нетерпеливое сообщение от Астрид. Очень, очень бы хотелось, чтобы ты завела себе сотовый, как все нормальные люди. Позвони, расскажу кое-что.
Амор чувствует по голосу сестры, что это не такое уж срочное кое-что. Хвастливое какое-нибудь, самодовольное кое-что, и, сколь бы важно ни было Астрид поделиться, у Амор сейчас нет сил на разговор. Позже.
Есть определенное время суток, час-другой после смены, которое она старается оставить себе. Утром, вечером ли, ритуал один и тот же. Она наполняет ванну и ставит на бортик зажженную свечу. Потом снимает униформу предмет за предметом, всегда тщательно соблюдая последовательность, потому что если перепутать порядок, то придется опять одеваться и начинать сначала. Теплая вода и медленная перемена освещения обычно помогают ей забыться на время. Или стать собой до такой степени, что все прочее уходит, включая тяжелый долгий день позади. Но сегодня вечером она неспокойна, какая-то скрытая надтреснутость во всем.
Сюзан приходит позже. Женщина плотного сложения, черноволосая, может быть, с короткой стрижкой. К этому времени Амор выбралась из ванны и в халате готовит ужин. Они целуются, но без особого пыла.
Когда едят за кухонным столом, Астрид звонит снова. Ворчливые нотки в комнате рядом. Где ты там, чтоб тебя? Весь день набираю. Перезвони, надо кое-что тебе рассказать.
Не возьмешь трубку? спрашивает Сюзан.
Амор качает головой. Даже в этом маленьком движении видна тяжесть. Потом перезвоню.
Что-нибудь не так?
Сама не знаю.
Опять потеряла пациента?
Да. Но это в порядке вещей, правда же? Если работаешь в ВИЧ-отделении.
Правда, соглашается Сюзан. Там это в порядке вещей.
Она держит Амор за руку, пока они ужинают. Дальше молчат, но разговор словно бы идет, все тот же, какой у них много раз был. Сюзан работала в одном отделении с Амор, но ушла пару лет назад, не выдержала давления на психику. Теперь она консультант по здоровому образу жизни в крупной компании. Она считает, что Амор вредна ее работа, и не понимает, почему она с ней не расстанется, хотя издержки очевидны.
Их разговоры вообще-то в основном уже позади. О том, что их отношения вышли на эту стадию, обе знают, и об этом они тоже не говорят. Но по-прежнему очень много нежности в двух ладонях, соединившихся на столе.
А стол стоит в скромном доме, две спальни и гостиная, в Бериа, пригородном районе Дурбана. Домом владеет Сюзан. Есть некая укорененность, некое постоянство в том, как он смотрится внутри, как выглядит в нем жизнь. Диван в гостиной, куда Амор вскоре приходит перезвонить сестре, старый, видавший виды, подушки на нем потертые. Ковер тоже потерт, страницы книг на полках затрепаны. При этом ничто в комнате не принадлежит Амор, и ощущение постоянства у нее тоже заемное. Раньше она об этом не задумывалась, но сейчас это все чаще и чаще приходит ей на ум.
Астрид берет трубку мгновенно, судорожно. Где ты была? Я звонила и звонила…
На работе была, отвечает Амор.
Слышно, как Астрид фыркает. С тех пор, как у нее состоятельный муж, сама идея работы ей противна, особенно когда это работа на кого-то. Вести дом, детей растить – уже тяжелая задача, но на то и прислуга, чтобы помогать. Астрид кажется, что ее младшая сестра сама для себя выбрала жизнь прислуги, и чего ради? Себе в наказание?
В общем, слушай, говорит она, я хотела тебе рассказать про инаугурацию.
Про что?
Про инаугурацию президента Мбеки. Неужели не помнишь, я тебе говорила, сколько тому назад уже, что мы получили приглашение. Ты про все на свете забываешь.
А, да, помню, говорит Амор, хотя она не держала этого в голове.
Джейк, муж Астрид, состоит в партнерстве с одним хорошо известным политиком, лучше без имен, осторожность не помешает, но, так или иначе, он популярный малый, влиятельный и, ясное дело, чернокожий, это в наши дни важно. Чистой воды удача, стечение обстоятельств, они соседи, живут в одном охраняемом комплексе, и оба, он и Джейк, увидели шанс обогатиться, каковым и воспользовались. Деньги ого-го какие, системы безопасности сейчас, при таком росте преступности, дело дико прибыльное. И если приглашение на инаугурацию Астрид и Джейк получили благодаря этому деловому партнерству, что здесь такого, так во всем мире жизнь устроена, не только у нас, очень многое зависит от знакомств.