— Отвали.
— Я просто тебе говорю.
Крис зарылся под подушку, но успел заметить злорадную усмешку Гектора, который как раз проходил мимо их камеры.
За восемнадцать часов, которые прошли с момента обнаружения сигареты и до дисциплинарного взыскания, Крис сложил воедино все детали головоломки. Гектор расстался со своей драгоценной контрабандной сигаретой, потому что мог одним ударом убить двух зайцев: проверить Криса, новичка, на вшивость и «наколоть» Стива, убийцу детей. Если Крис настучит на Гектора — пожалеет. Если свалит вину на Стива, который, сидя с ним в одной камере, имел массу возможностей засунуть сигарету в кеды, то опустится до уровня Гектора и его прихвостней.
Один из конвойных отвел его в небольшой кабинет заместителя начальника тюрьмы. В ней сидели надзиратель, который проводил обыск, и сам заместитель начальника — крепкий малый, которому больше подошло бы тренировать футболистов, чем перекладывать бумажки в тюрьме. Крис стоял, вытянувшись по струнке, пока заместитель начальника тюрьмы зачитывал ему обвинение и разъяснял его права.
— Так что, мистер Харт? — спросил он. — Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Попросите меня закурить.
Замначальника поднял брови.
— Ничего умнее не придумали?
— Я не курю, — сказал Крис. — Вот вам и доказательство.
— Это лишь докажет то, что вы можете имитировать кашель, — ответил собеседник. — Не думаю, что пойду вам навстречу. Отвечайте: вам есть что сказать в свою защиту?
Крис вспомнил Гектора и его заточенную ручку. Подумал о Стиве, с которым у него заключено перемирие. И вспомнил о малейших проступках в тюрьме: эта сигарета может стоить ему от трех до семи лет плюс к его сроку, если его осудят.
Но опять-таки: если осудят…
— Нет, — тихо произнес Крис.
— Нет?
Он взглянул заместителю начальника тюрьмы прямо в глаза.
— Нет, — повторил Крис.
Офицеры переглянулись и пожали плечами.
— Вы понимаете, — продолжал замначальника, — что если вы полагаете, что мы чего-то не знаем, просто намекните — и мы поговорим с сокамерником.
— Понимаю, — ответил Крис, — но не хочу.
Заместитель начальника поджал губы.
— Хорошо, мистер Харт. Исходя из представленных улик вы признаны виновным в незаконном хранении сигарет в камере и приговариваетесь к пяти дням карцера. Вы будете находиться в камере двадцать три часа в сутки, час будет вам отведен на водные процедуры.
Заместитель начальника тюрьмы кивнул надзирателям, которые доставили Криса в кабинет. Он молча прошел через режим строгой изоляции, молча собрал свои вещи. И только направляясь в новую камеру, Крис понял, что будет сидеть там до четверга, еще два дня после того, как мама придет на свидание, еще два дня после заседания аттестационной комиссии, которая должна была перевести его в режим средней изоляции.
Все эти дни Крис спал. И часто предавался мечтам. Вспоминал Эмили, ее прикосновения, ее вкус. Представлял, как целует ее, глубоко проникая языком, как она что-то засовывает ему в рот, маленькое и твердое, как мятная конфета…
Он приподнимался на койке бесчисленное число раз, потому что это оказалось единственное упражнение, которое он был способен выполнить в этой узкой камере. Когда Крис ходил в душ, то тер кожу докрасна, только чтобы целый час не возвращаться в камеру. Он вспоминал заплывы, ночи, проведенные с Эм, уроки, и камера его наполнялась ненужными воспоминаниями — в конце концов он начал понимать, почему другие заключенные не вспоминают о том, что осталось по ту сторону решетки.
Матери он не звонил и, конечно же, весь вторник гадал, приезжала ли она в Вудсвилль, преодолев не один десяток километров, чтобы узнать, что ее сын в карцере. Еще его волновал вопрос, кого же перевели в режим средней изоляции. Стив подал свое ходатайство в аттестационную комиссию.
В четверг утром Крис сразу после завтрака забарабанил по решетке и попросил надзирателя, чтобы его перевели назад.
— Переведут, — ответил тот, — как только будет время.
Время у них появилось лишь в четыре часа дня. Надзиратель распахнул двери камеры и повел его в другой отсек режима строгой изоляции, в тот, где он сидел на прошлой неделе.
— Добро пожаловать домой, Харт!
Крис опустил свои нехитрые пожитки на нижнюю койку. К его удивлению, скрюченная фигура на верхней койке пошевелилась.
— Привет, — сказал Стив.
— А ты что здесь делаешь?
Стив засмеялся.
— Хотел съездить в бар выпить, но не смог найти ключи от машины.
— Я думал, тебя уже перевели наверх.
Они оба взглянули на потолок камеры, как будто могли разглядеть режим средней изоляции, с его желтыми стенами и комнатой отдыха в форме подковы, с просторными душевыми кабинками. Стив пожал плечами, решив не озвучивать того, что Крис и сам знал: после того как в их камере была обнаружена сигарета, все в тюрьме стали бы показывать на Стива пальцем, несмотря на то что сам Крис считал, что он не при чем.
— Передумал, — ответил Стив. — Наверху места побольше, но там сидят еще трое.
— Еще трое?
Стив кивнул.
— Я решил, что подожду, пока туда отправят кого-нибудь из знакомых.
Крис улегся на койку и закрыл глаза. После недели, проведенной в карцере, ему нравилось слушать звук голоса другого человека, узнавать его мысли.
— Следующий вторник не за горами, — сказал Крис.
И услышал, как Стив вздохнул.
— Может быть, тогда нас и переведут, — ответил он.
Как ни смешно, но Крис стал героем. За то, что он не донес на Гектора за сигареты, хотя мог бы, его статус поднялся до уровня уважаемого заключенного, который скорее снесет незаслуженные колотушки, нежели подставит другого. И неважно, достоин ли этот другой таких жертв.
— Свой парень, — теперь называл его Гектор.
Еще Крису было позволено с четырех до пяти вечера решать, какой канал смотреть. В спортзале ему отвели время для занятий на тренажере.
Однажды после занятий в спортзале Гектор зажал его на темном лестничном пролете, где их не могли заметить камеры наблюдения.
— Душ, — прошипел он, — в четверть одиннадцатого.
Что, черт возьми, это могло означать? Весь остаток дня Крис провел в размышлениях: Гектор его зовет, чтобы самолично выбить из него спесь, или у него другие планы, требующие обсуждения без лишних ушей? Он дождался десяти, взял полотенце и направился в крошечное помещение в углу отсека.
Крис оказался там один. Он пожал плечами, разделся и включил воду. Вошел в душевую кабинку и только начал намыливаться, когда над кабинкой показалась голова Гектора.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
Крис вытаращил на него глаза.
— Ты же сам велел мне сюда прийти, — ответил он.
— Но я же не просил тебя залезать под душ, — возразил тот.
Откровенно говоря, просил, но Крис не стал заострять на этом внимание. Он закрыл кран, но рука Гектора тут же змеей вползла в кабинку и открыла воду снова.
— Пусть течет, — сказал он. — Дыма не видно.
Потом он достал из комбинезона ручку «Бик», один конец которой был оплавлен и изогнут, а второй вытянут, — ручка напоминала крошечную курительную трубку. Гектор развернул маленький квадратный бумажный пакетик и вытряхнул что-то ценное в эту самодельную трубку, потом быстро чиркнул запрещенной зажигалкой.
— Давай, — сказал он, глубоко затягиваясь.
Крис был не дурак и не стал отказываться от радушия Гектора. Он высунул голову из-под тонкой струйки воды, затянулся и тут же зашелся кашлем. Это была не сигарета, но и сладковатого привкуса «травки» в ней тоже не было.
— Что это? — спросил Крис.
— Банановая кожура, — ответил Гектор. — Мы с Деймоном сушим кожуру. — Он взял трубку и вновь набил ее. — За пачку кофе я и тебе насушу пакетик.
Крис почувствовал, как по спине течет холодная вода.
— Видно будет, — ответил он, принимая из рук Гектора вновь предложенную трубку.
— Знаешь, студентик, — сказал Гектор, — а ведь я в тебе ошибся.
Крис промолчал. Он обхватил губами кончик трубки, затянулся и на этот раз совершенно не удивился, что совсем не закашлялся.
В субботу утром Криса одним из первых отвели в комнату для свиданий. В отличие от прошлой встречи, на этот раз его мать пришла в тюрьму на взводе — ярость и страх, словно электрические разряды, пробегали по ее телу. Крис заметил это еще издали. Она заключила сына в объятия, и на долю секунды ему показалось, что этих лет нет и он снова меньше и слабее ее.
— Что случилось? — нервно спросила она. — Я приехала во вторник и узнала, что не могу с тобой увидеться, потому что ты отбываешь некое дисциплинарное наказание. Когда я поинтересовалась, что это значит, мне объяснили, что тебя держат в какой-то… клетке двадцать четыре часа в сутки.
— Двадцать три, — поправил Крис. — Час дается на водные процедуры.
Гас нагнулась ближе, губы ее побелели.
— Что ты сделал? — прошептала она.
— Меня подставили, — пробормотал Крис. — Один из заключенных пытается втравить меня в неприятности.
— Что-что он делает? — Испуганная Гас тяжело откинулась назад. — И ты… просто так это оставил?
Крис почувствовал, как вспыхнули его щеки.
— Он подложил мне в обувь сигарету, которую нашли надзиратели, когда обыскивали нашу камеру. И да, я так это и оставил, потому что лучше просидеть пять дней в карцере, чем ждать, пока этот парень подойдет и ткнет в меня ножиком, который смастерил из лезвий бритвы.
Гас зажала рукой рот. Интересно, какие слова хотели сорваться у нее с языка?
— Должен же быть кто-то, кому я могла бы пожаловаться, — наконец произнесла она. — Сегодня же пойду к начальнику тюрьмы. Не так нужно руководить тюрьмой…
— Тебе-то откуда знать? — Крис покачал головой. — Я сам за себя постою, — устало сказал он.
— Ты же не такой, как эти преступники, — возразила Гас. — Ты всего лишь ребенок.
При этих словах Крис вскинул голову.
— Нет, мама. Я уже не ребенок. Я уже достаточно взрослый, и обращаться со мной следует как со взрослым, и сидеть я буду в тюрьме для совершеннолетних. — Он смотрел куда-то мимо нее. — Не делай из меня того, кем на самом деле я не являюсь, — сказал он, и его слова, словно раскрытые карты, легли между ними на стол.