— Да, — ответила Мэлани. — Крис с Эмили выросли вместе. Мы восемнадцать лет прожили бок о бок с семьей Криса. — Ее голос стал хриплым, она отвернулась. — Ему всегда были рады в нашем доме. Он был для нас сыном.
— А вам известно, что он присутствует в этом зале, потому что его обвиняют в убийстве? Убийстве вашей дочери.
— Да.
— Вы верите в то, что Крис мог применить насилие к вашей дочери?
— Протестую! — воскликнул Джордан. — Свидетель предубежден.
— Предубежден! — чуть не брызгала слюной Барри. — Эта женщина похоронила дочь. Она может быть предвзятой, если ей этого хочется.
Пакетт потер виски.
— Обвинение имеет право вызывать любых свидетелей. Суд дает миссис Голд право поделиться своими сомнениями.
Барри обернулась к Мэлани.
— Вы верите в то, — повторила она, — что Крис мог применить насилие в отношении вашей дочери?
Мэлани откашлялась.
— Я думаю, он ее убил.
— Протестую! — закричал Джордан.
— Протест отклонен.
— Вы полагаете, что он ее убил, — переформулировала Барри слова Мэлани. — Почему?
Пару секунд Мэлани разглядывала Криса.
— Потому что моя дочь была беременна! — со злостью бросила она, забыв о предупреждении прокурора сохранять спокойствие. — Крис собирался поступать в колледж. Он не хотел, чтобы его карьеру, образование, будущие спортивные победы разрушили какой-то ребенок и провинциальная девочка. — Мэлани заметила, как вздрогнул Крис, и ее тоже стала бить дрожь. — Крис разбирался в оружии, — сухо добавила она. — У его отца был целый арсенал. Они постоянно ходили на охоту. — Она жгла Криса взглядом и говорила исключительно для него одного. — Ты вложил в пистолет две пули.
Джордан вскочил с места.
— Протестую!
— Ты все продумал. Но все-таки оставил синяки, когда она сопротивлялась…
— Ваша честь, протестую! Это неслыханно!
Мэлани не сводила глаз с Криса, продолжая свою обвинительную речь:
— Ты не смог рассчитать траекторию пули. И ничего не мог сделать с часами, потому что даже не знал об их существовании.
Она уцепилась в перегородку так, что пальцы побелели.
— Миссис Голд! — прервал ее судья.
— Ты убил ее! — выкрикнула Мэлани. — Ты убил моего ребенка, как убил и своего!
— Миссис Голд, немедленно прекратите! — негодовал Пакетт, стуча молотком. — Мисс Делани, успокойте своего свидетеля!
У Криса алели кончики ушей. Он как-то весь съежился рядом с Джорданом.
— Свидетель ваш, — произнесла Барри, передавая защите плачущую, упавшую духом женщину.
— Ваша честь, — сухо сказал Джордан. — Вероятно, нам понадобится небольшой перерыв.
Пакетт бросил на прокурора рассерженный взгляд.
— Вероятно, — согласился он.
Когда Мэлани снова заняла место за свидетельской трибуной, у нее были красные глаза, а щеки пылали. Но в остальном она была невозмутима.
— По вашим словам, миссис Голд, Эмили была прекрасной дочерью, — начал Джордан как ни в чем не бывало, оставаясь сидеть за столом защиты, словно пригласил женщину на обед. — Талантливая, красивая, доверяющая своим близким. О чем еще могут мечтать родители?
— О том, чтобы ребенок был жив, — холодно ответила Мэлани.
Джордан тут же засуетился — он не ожидал, что у нее окажется такой острый язык, — и отступил.
— Сколько часов в неделю вы проводили с Эмили, миссис Голд?
— Я работаю три дня в неделю, а Эмили ходила в школу.
— И…
— Я бы сказала, часа два по вечерам. По выходным, скорее всего, больше.
— Сколько времени они проводили с Крисом?
— Довольно много.
— Не могли бы вы назвать более конкретные цифры? Больше, чем два часа по вечерам и несколько часов по выходным?
— Да.
— Значит, в компании Криса она проводила больше времени, чем с вами?
— Да.
— Понятно. Эмили строила какие-то планы на будущее?
Удивленная сменой темы разговора, Мэлани кивнула.
— Еще какие!
— Похоже, вы очень чуткие родители.
— Да. Мы гордились успехами дочери в учебе и поддерживали ее интерес к искусству.
— Вы могли бы сказать, что для Эмили было важно соответствовать вашим ожиданиям?
— Думаю, да. Она знала, что мы ею гордимся.
Джордан кивнул.
— Вы также утверждали, что Эмили вам доверяла.
— Безусловно.
— Должен признаться, миссис Голд, что я вам немножко завидую, — вел свое адвокат. Он повернулся к присяжным, приглашая их к разговору. — У меня тринадцатилетний сын, и иногда мне трудно до него достучаться.
— Вероятно, вы не всегда можете его выслушать, — саркастически заметила Мэлани.
— Так вот чем вы занимались в течение этих двух часов и по выходным! Выслушивали то, что наболело у Эмили.
— Да. Она рассказывала мне обо всем.
Джордан оперся о перила, ограждающие скамью присяжных.
— Она сообщила вам, что беременна?
Мэлани поджала губы.
— Нет, — процедила она.
— За все эти одиннадцать недель во время ваших доверительных бесед она так и не упомянула о своей беременности?
— Я же сказала, что нет.
— Почему она вам ничего не сказала?
Мэлани разгладила юбку.
— Не знаю, — негромко призналась она.
— Может быть, она думала, что беременность никак не соответствует тем чрезвычайно высоким требованиям, которые вы к ней предъявляли? Что она может не стать художником, даже не поступить в колледж?
— Может быть, — произнесла Мэлани.
— Может быть, она настолько расстроилась из-за того, что не оправдала ваших ожиданий — что больше не является образцовой дочерью! — что побоялась вам обо всем рассказать?
Мэлани покачала головой, и слезы хлынули из ее глаз.
— Я жду ответа, миссис Голд, — мягко напомнил Джордан.
— Нет, она бы мне сказала.
— Но вы только что признались, что она вам ничего не говорила, — заметил Джордан. — А Эмили здесь нет, ее не спросишь. Итак, давайте посмотрим на факты. Вы утверждаете, что были настолько близки с Эмили, что дочь вам все рассказывала. Но о своей беременности она не сказала ни слова. Если она скрывала от вас такую важную информацию, то разве не существует вероятность того, что она скрывала и что-то еще — например, то, что подумывает свести счеты с жизнью?
Мэлани закрыла лицо руками.
— Нет, — пробормотала она.
— Существует ли вероятность того, что беременность послужила спусковым механизмом к суицидальным мыслям? Если она не может оправдать ваших ожиданий, зачем тогда жить?
Вину за случившееся переложили на плечи Мэлани, и под этим грузом она не выдержала. Она вся сжалась, как в тот вечер, когда узнала, что ее дочь умерла. Джордан понял, что не может продолжать допрос и не выглядеть чудовищем, поэтому подошел к свидетельской трибуне и положил руку Мэлани на плечо.
— Миссис Голд, — сказал он, протягивая ей носовой платок с узором пейси. — Мадам… Позвольте мне…
Она взяла платок и принялась вытирать слезы, а Джордан продолжал поглаживать ее по плечу.
— Сожалею, что так вас расстроил. Я знаю, как опустошают одни только предположения о подобном. Но для протокола я должен получить ваш ответ.
Невероятным усилием воли Мэлани села прямо, промокнула глаза и зажала предложенный Джорданом платок в кулаке.
— Прошу прощения, — с достоинством сказала она. — Теперь со мной все в порядке.
Джордан кивнул.
— Миссис Голд, существует ли вероятность того, что беременность заставила Эмили задуматься о самоубийстве?
— Нет, — твердо стояла на своем Мэлани. — Я знаю, какие у нас с дочерью были отношения, мистер Макфи. И знаю, что Эмили мне все рассказывала, хотя вы и пытаетесь выдвинуть эти лживые предположения. Она бы сказала, если бы ее что-то беспокоило. Если она промолчала, значит, ее это не тревожило. А может, она сама ничего не знала — не знала наверняка, что у нее будет ребенок.
Джордан наклонил голову к плечу.
— Если она не знала о ребенке, миссис Голд, как же она могла сообщить об этом Крису?
Мэлани пожала плечами.
— Может быть, она ничего и не говорила.
— Вы намекаете на то, что он мог не знать о ее беременности?
— Верно.
— Тогда зачем ему ее убивать? — задал Джордан резонный вопрос.
Когда Мэлани спустилась со свидетельской трибуны, присутствующие зашевелились. Она медленно шла по центральному проходу в сопровождении пристава. Как только за ней закрылись двери, в зале зашептались, повсюду, распространяясь подобно лихорадке, слышались вопросы и комментарии.
Крис улыбнулся Джордану, занявшему свое место.
— Это было потрясающе, — признался он.
— Рад, что тебе понравилось, — ответил Джордан, поправляя галстук.
— Что дальше?
Джордан открыл было рот, чтобы ответить Крису, но за него это сделала Барри.
— Ваша честь, — произнесла она, — обвинение закончило.
— Теперь, — прошептал Джордан своему подзащитному, — настал наш черед.
Прошлое
7 ноября 1997 года
Эмили вытерлась полотенцем и закрутила его вокруг головы. Когда она распахнула дверь ванной, внутрь ворвался холодный воздух из коридора. Она вздрогнула, старательно отводя взгляд от своего плоского живота, когда проходила мимо зеркала.
Она была одна дома, поэтому прошла в свою спальню голой. Она застелила постель и завернула подушку в куртку Криса, в ту, от которой исходил его запах. Но свои вещи она так и оставила валяться на полу, чтобы ее родители обнаружили что-то знакомое, когда вернутся домой.
Она села за письменный стол, прикрыв плечи полотенцем. Тут лежали приглашения из нескольких художественных школ — из Род-Айлендской школы дизайна и из Сорбонны, прямо сверху. Чистый блокнот, в котором она делала домашние задания.
Может, оставить записку?
Она взяла карандаш и прижала грифель к бумаге настолько сильно, что остался след. Что сказать людям, подарившим тебе жизнь, когда ты по собственной воле собираешься от этого подарка отказаться? Вздохнув, Эмили отбросила карандаш. Ничего. Нечего сказать, потому что они станут читать между строк, искать причину твоего ухода и винить во всем только себя.