– Верно. Ваш отец покинул Оиноуссаи обанкротившимся и опозоренным.
– Нет, не опозоренным. Просто нищим. К счастью, в других местах жизнь получше.
– Ваш отец работал на судостроительном заводе, – продолжила Алисия.
– Он был сварщиком, – невозмутимо добавил Кристос, пряча свои эмоции. Он был безгранично предан своим родителям, и особенно отцу. Его преданность отцу и семье поддерживали их во времена невзгод и трудностей.
Быстро, пока она не успела продолжить, он перевел разговор на нее:
– А твой отец, Алисия, унаследовал все свои миллионы. Ты никогда не испытывала ни в чем недостатка. Ты не знаешь, что значит бедность.
– Но вы больше не бедны, мистер Патере. У вас сейчас примерно столько же кораблей, сколько во всей британской торговой флотилии. И сейчас вам несложно найти невесту, которая не отвергла бы ваше предложение о женитьбе.
– Но я не смогу найти другого Дериуса Лемоса.
– То есть на самом деле вы берете в жены моего отца.
Она была великолепна. Кристос слегка улыбнулся, удивляясь несоответствию спокойной внешности девушки ее вспыльчивому характеру. Он неожиданно поймал себя на мысли, какой она будет в постели. Должно быть, пылкой, страстной и горячей.
Он посмотрел на растрепавшуюся золотистую прядку волос, плясавшую у нее на щеке, ласкающую ее ухо, и почувствовал страстное желание последовать за этой прядкой своим языком, рисуя тот же путь на ее лице – от скулы до рта, ото рта до мочки уха.
Его тело напряглось, наполняясь волнующим желанием. Он по-настоящему хотел иметь такую жену. Какие бы у них были дети!
Алисия откинулась назад на скамейке, ее коричневое мрачное одеяние словно помогало ей скрывать чувства.
– Насколько хорошо вы знаете моего отца?
– Достаточно хорошо, чтобы знать, чего от него можно ожидать.
Она позволила себе легкую улыбку, и Кристос заметил отблеск на ямке слева от ее пухлых губ. Они тоже будут его после их свадьбы.
– Мой отец, должно быть, тоже хочет иметь вас в заднем кармане. Я так и вижу его, потирающего руки и довольно смеющегося. – Она подняла голову, и Кристос увидел густые ресницы, открывающие голубые глаза. – Он же потирал руки, когда вы сделали это предложение?
Ее тон, ее голос, ее глаза. О боже! Он так хотел ее!
Кристос резко наклонился вперед и схватил пучок волос у нее на затылке. Глаза Алисии округлились, когда его пальцы натянули ее волосы за секунду до того, как он закрыл ее рот своим.
Она судорожно вздохнула, когда он дотронулся до ее губ своими и языком прочертил линию ее рта. Он не мог не заметить ее взволнованное дыхание и неожиданную податливость ее губ.
Его собственное тело напряглось, кровь пульсировала.
Издалека он услышал покашливание. Монахиня!
Кристос медленно отодвинулся от Алисии.
– Ты такая сладкая, – хрипло пробормотал он.
Алисия побледнела и провела тыльной стороной руки по губам, как будто пытаясь стереть отпечаток его поцелуя.
– Только попробуй еще раз так сделать, и я позову аббатису.
– И что ты скажешь, сладкая Алисия? Что твой муж поцеловал тебя?
– Мы не женаты! Мы даже не обручены!
– Но скоро будем. – Он уставился на ее обнаженную ключицу. – Ты любишь заключать пари?
Она заметно вздрогнула:
– Нет. Я никогда не рискую.
– Это замечательно. Но я люблю пари. Видишь ли, Алисия, я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. – Он поймал ее недоверчивый взгляд и почувствовал удовлетворение. – В семнадцать ты получила университетскую стипендию, чтобы поехать в школу искусств в Париже. Жила на чердаке с десятком таких же желающих стать художниками, вела богемный образ жизни. Когда деньги кончились, ты, как и остальные, стала искать работу. Лето проработала домработницей, потом в булочной. Дольше всего ты продержалась в должности экономки в семье дизайнера.
– Это были приличные работы, – чуть слышно проговорила она, кровь отхлынула от ее лица.
– Да, приличные, но уж слишком отличающиеся от той жизни, к которой ты привыкла.
– И что из этого следует?
Улыбка сползла с его лица, и он, наклонившись вперед, взял ее за подбородок.
– Ты восемь лет пыталась скрываться от своего отца.
Она открыла рот, но не произнесла ни звука.
Кристос пристально глядел на девушку, приблизив свое лицо к ней, и видел каждую вспышку в ее глазах.
– Но какое-то время ты была свободна. Ты рисовала, путешествовала, общалась с теми, с кем тебе хотелось. Но потом ты вдруг заболела, и заботливый отец поместил тебя в больницу в Берне. Больше он тебя от себя не отпускал.
– Но он не сумел завоевать мою душу! И никогда не сумеет. – В ее глазах опять появился вызов.
Его голос потеплел, взывая к ее разуму:
– Подумай об этом, Алисия. В Греции ты беспомощна. Твой отец – глава семьи, у него абсолютный авторитет. Он имеет право выбрать тебе мужа. И он имеет право запереть тебя здесь. Он может сделать твою жизнь несчастной.
– Я здесь не пленница.
– Тогда почему же ты не уедешь?
Она задержала дыхание, полная внимания, ее глаза застыли, губы были плотно сжаты.
– Ну а если бы я был твоим мужем, – закончил он после короткой паузы, – ты бы смогла уехать отсюда. Сегодня же. Ты наконец-то стала бы свободной.
Минуту она молчала, так же внимательно изучая его, как только что слушала. Потом проговорила:
– Греческие жены никогда не бывают свободны.
– Ну, может, не так, как тебе бы хотелось. Но ты сможешь путешествовать, будешь делать то, что тебе нравится, будешь сама выбирать себе друзей, – он перевел дыхание, – и ты сможешь опять начать рисовать.
– Я больше не рисую.
– Но ты сможешь. Я слышал, что ты это делала довольно неплохо.
Неожиданно Алисия рассмеялась. Она обняла себя руками, словно пытаясь оградиться, защититься.
– Должно быть, тебе очень нужны корабли отца!
Кристос почувствовал какую-то горькую радость, такого он еще никогда не испытывал. Он увидел себя таким, каким был. Деятельный, расчетливый, гордый, пекущийся только о своих собственных интересах. И эта женщина, эта привлекательная хрупкая молодая женщина знала, что она – средство достижения каких-то целей в бизнесе. Ее цена – это имя, ее ценность – приданое. На какую-то долю секунды он возненавидел всю эту систему, возненавидел себя.
Алисия увернулась от его объятий, сделала несколько шагов назад.
– Корабли, – прошептала она, – как же я их ненавижу.
– А мне они нравятся, – ответил он, представляя себе, как бы она смотрелась на картине: крутой изгиб шеи, нежная бархатная кожа, игривые завитки ее волос цвета дикого меда, ласкаемые солнцем. Он хотел эту женщину!
– Мистер Патере, вам никогда не приходило в голову, зачем такому могущественному человеку, как мой отец, отдавать свое богатство лишь для того, чтобы сплавить дочь?
Солнечный свет плясал у нее на голове, ветерок трепал уже вторую прядку.
– Я порченый товар, мистер Патере. Отец не смог бы меня выдать за местного греческого жениха, даже если бы очень постарался.
И даже более порчгный, чем он может себе представить, – Алисия отчетливо понимала это.
Непрошеные воспоминания о швейцарском санатории пришли на ум. Около четырнадцати месяцев она провела там, весь свой двадцать первый год, пока не приехала ее мать и не вытащила ее оттуда. Она нашла ей маленькую квартирку в Женеве.
Алисии нравилось в Женеве. Ни одного плохого воспоминания. И около двух лет она жила тихо, счастливо, работая в маленьком магазине одежды, находя убежище в своей небольшой квартирке. Раз в неделю она звонила матери в Оиноуссаи, и они просто болтали ни о чем.
Мама никогда не говорила с ней ни о санатории, ни о Париже. Алисия никогда не спрашива – ла об отце. Но они понимали друг друга и знали боль каждой.
Алисия не вернулась бы в Грецию, в дом отца, если бы не болезнь матери. У нее оказался рак.
Мрачный колокольный звон пробудил Алисию и напомнил ей о смерти матери и о похоронах.
Колокола продолжали звонить, и их перезвон был похож на скрип ногтя по доске. О, как же она ненавидела это место! Сестры делали все возможное, чтобы она чувствовала себя комфортно в стенах монастыря, но Алисия так хотела вернуться к жизни!
Сестра Елена, монахиня с непроницаемым лицом, сказала, что пора возвращаться.
Алисия почувствовала какое-то подобие паники, отчаяния, которое делало ее легкомысленной. Она не могла заставить себя покинуть сад и потерять надежду на свободу.
Чувствуя эту внутреннюю борьбу, которая происходила в душе женщины, Кристос решил вмешаться:
– Тебе не обязательно возвращаться.
Он чувствовал ее неуверенность и смущение, и его голос был тихим и спокойным:
– Останься сегодня со мной, это будет началом твоей новой жизни. Все будет увлекательно и ново.
Он дразнил ее, играл с ней, и она уже готова была сделать все, чтобы добиться долгожданной свободы, даже опуститься до этой сделки.
Она может покинуть монастырь, если станет его женой.
Она может отделаться от отца, если свяжет себя с этим незнакомцем.
– Ты не боишься меня? – спросила она, отвернувшись от сестры Елены и глядя на этого смуглого красивого мужчину.
– А почему я должен тебя бояться?
– Я думаю, отец рассказывал тебе о моем здоровье… – Эти слова дались ей с трудом, они причиняли ей настоящую боль, и на глаза девушки навернулись слезы.
– Ну, он упомянул, что несколько лет назад ты серьезно болела, но сказал^ что сейчас ты в полном порядке. И выглядишь великолепно, разве что слишком худа. – Он оценивающе осмотрел ее с головы до ног.
Ее губы изобразили некое подобие слабой и фальшивой улыбки.
– Внешность может быть обманчивой. Кристос пожал плечами.
– Первые мои семь кораблей были повреждены. Я фактически сделал их заново, снял старую обшивку, вычистил их от носа до кормы. И через год они принесли мне первый миллион. Это было десять лет назад. И они до сих пор в прекрасном состоянии.
Она представила себе, как он раздевает ее, собираясь сделать заново. Эта картина шокировала и испугала ее. Последний раз она была с мужчиной много лет назад, и Кристос совсем не был похож на того подростка.