Заметив, что комплименты его смущают, она не отказала себе в удовольствии подбавить жару, настолько классной ей показалась реакция. Еще одна черта, которую он не разделял с ее прошлым мужчиной. Скромность Алексиса вызывала доверие.
– Ну как? Тебе понравился бретонский паштет? – Девочка протянула ему ломтик.
– Да… Обалденно вкусно! – кивнул он с улыбкой.
Роза ела все подряд. Соленое и сладкое одновременно, не заморачиваясь тарелкой и прибором. Им пришлось немного притормозить аппетит покрывшейся сыпью девчонки, они отстегнули ее от стульчика и отправили играть с собакой. Роза уделила внимание и вкуснейшему чумпо – толстому закрученному блину с текучей начинкой из масла и тростникового сахара – и на ее симпатичной мордашке появились красивые усы.
– Ну-ка, Роза! Пора на дневной сон, – объявила Оливия и взяла ее на руки, сделав Алексису знак, чтобы он ее подождал.
– Приятного сна, месье! – пожелал девочке доктор.
– Я не месье! – оскорблено запротестовала она.
– Правда? Ну извини, я перепутал.
Полунедовольное, полувеселое личико выглянуло из-за маминого плеча, а потом исчезло.
Оливия спешила вернуться и сократила традиционный ритуал, предшествующий дневному сну. Быстренько умыться, никаких проблем, позже она все исправит. Сколько у него времени? Она подумала, что прием больных должен возобновиться через несколько минут. Тем более что Алексис уже застегнул рубашку, сложил корзину и ждал ее возле лестницы. Выражение его лица ей пока не удалось расшифровать. Он почему-то казался озабоченным. И таким же невероятно желанным, подумала она с непривычным для нее нетерпением, как будто в предвкушении некого нового лакомства.
– Ты уже должен идти?
– Нет, я не тороплюсь…
– Тогда пойдем, – прошелестела она и потянула его к своей комнате.
Алексис не пошел за ней.
– Сначала я должен тебе кое-что сказать… Это важно.
Оливию удивила его сдержанность. Неужели она только что не почувствовала его нарастающее желание? Немного поболтать – последнее, что ей было нужно. В обычное время она бы оценила его умение владеть собой и деликатность, но сейчас другое дело. Огонь жег ее изнутри, тело хотело лишь одного: чтобы он не медля раздел ее и опрокинул на постель.
– Тсс! – приказала она, положив палец на его губы.
– Серьезно, Оливия… Я должен тебе кое-что сказать.
– Я тебе не нравлюсь?
Алекс улыбнулся и позволил подвести себя к кровати.
– Знала бы ты… как я хочу стащить с тебя это платье.
– Тогда помолчи!
Она заперла дверь на два оборота ключа. Спустила бретельки сарафана, чтобы получилось побыстрее, сдернула с него одежду и отшвырнула подальше. Поторопилась забраться на него, навязала свой ритм, управляла собственным желанием. Она стонала, уткнувшись губами в его тело, когда ощущения становились слишком мощными, и старалась не вскрикивать. Не забыла прижать ладонь к его губам, когда он тоже застонал, а когда все кончилось, поцеловала его, извиняясь за свою грубость. И посмеялась над их безмолвными содроганиями.
– Ты сведешь меня с ума, – шепнул он, возвращая ей поцелуй.
И она почувствовала, что игра не окончена. Что новая волна вот-вот накроет их, еще более сильная. Цунами.
Пулзьорек. Название этого пляжа было написано чуть дальше прямо на дороге. Малозаметная надпись на крышке канализационного люка. Раньше Алексис не обращал на нее внимания. Сперва он заколебался, идти ли по стрелке, как ему советовала Оливия. Он еще не сложил вещи и не прибрался в квартире и из-за этого крюка рисковал опоздать на семнадцатичасовой паром. Он остановился, чтобы посмотреть на часы, и выделил себе пять минут и ни минутой больше. Пес выпрыгнул из корзинки и завилял хвостом – он явно знал, куда бежать, и вывел Алексиса на прибрежную тропу, идущую над скалами.
– Извините, я ищу Пулзьорек, – обратился он к группе гуляющих.
– Таити-Бич? Так его называют. Двигайтесь по правой дороге, которая ведет вниз. Осторожно, склон крутой!
Он не собирался карабкаться на скалы, тем более что вида, который открылся за поворотом, было вполне достаточно. Его вдруг охватило странное ощущение, смесь восхищения и печали. Противоречивые чувства, напомнившие эмоции последних часов, которые он провел с Оливией.
Ее расслабленное лицо с приоткрытым ртом и закрытыми глазами было в нескольких сантиметрах от его лица; Алексис боялся пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Теплое дыхание Оливии ласкало его шею, простыни пропитались ее ароматом, и он подумал, что ничего на свете не заставит его шевельнуться. Ничего кроме решения покинуть остров, которое он недавно принял, перед тем как хлопнуть дверью кабинета. Он смотрел на нее, и этот отъезд начинал казаться ему слишком поспешным, даже абсурдным. Разве они с Оливией только что не преодолели важный этап? Придя сегодня в полдень пообедать, он не рассчитывал на такой прием. Молодая женщина наконец-то открылась ему, отбросила недоверие, и он с благодарностью принял подаренное ему удовольствие. Когда он вспоминал произошедшее, оно казалось ему нереальным. Простота, с какой она впустила его в свой дом. Хохот и веселье за обедом, хитрые взгляды Оливии. Его влечение к этой женщине выходило за рамки разумного. Как и желание в тот же миг покрыть ее тело поцелуями и опять услышать ее стон. Снова и снова.
– Оливия?
Она похлопала ресницами, потом внимательно заглянула ему в глаза.
– Я бы с удовольствием никуда тебя не отпустила, но тебя ждут пациенты, – сказала она, широко улыбнувшись.
Он заложил руки за голову.
– Никто меня не ждет, Оливия.
– Как это?
– Моя работа здесь закончена… Мне не удалось сказать это тебе раньше, но сегодня вечером я возвращаюсь в Брест.
Она подняла голову и оперлась о локоть.
– У меня такое впечатление, что ты со мной уже несколько раз прощался, или я ошибаюсь?
– Да, я помню… Но тогда я просто хотел узнать твою реакцию. А сейчас я действительно уезжаю… Надо как можно скорее позволить Яну действовать самому.
Алексис пообещал себе, что о причинах своего неожиданного отъезда будет говорить уклончиво. Ведь Оливия так уважает дока, и он решил не вдаваться в подробности, тем самым разрушая его образ. Но грустное лицо рядом требовало более детальных объяснений. Оливия хотела быть уверенной, что ей не в чем себя упрекнуть. Знать, что она нужна ему и необходимость покинуть ее разрывает ему сердце. И мало-помалу Алексис рассказал ей о сложности сосуществования с хозяином кабинета, о непрекращающихся придирках, ударах ниже пояса и о ссоре, которая за всем этим последовала.
– Я предпочитаю уехать прямо сейчас, пока окончательно не возненавидел его, понимаешь?
Алексис опасался ее реакции. Оливия должна обидеться на него за такое поспешное бегство, разве это не было бы логично? После того как она подарила ему себя? После того как она только-только начала ему доверять? Но нет, Оливия вроде бы не рассердилась. Она даже улыбнулась, услышав рассказ о том, на какие хитрости способен док, лишь бы довести Алексиса до белого каления.
– Меня это не удивляет. Для Яна всегда была невыносима мысль, что кто-то может его заменить.
– Я это заметил.
– Ян – редкий экземпляр! Не знаю, что ему стукнуло в голову, зачем он начал изображать секретаря. Как ни крути, это должно было плохо кончиться.
– Мне тяжело вот так уезжать.
– Ничего, он придет в себя. Будет ему наука!
– Я не за него беспокоюсь… Мне неловко перед Маттье. И перед тобой, – добавил он, обняв ее.
Она уткнулась лицом ему в шею.
– Тогда оставайся!
– Не могу, прости.
– Я уверена, что он извинится. Ян иногда вредничает, но он хороший человек. Правда хороший!
– Но все так и планировалось, Оливия… Мое место не здесь.
– А можно узнать, где оно, твое место?
– Уж точно не в медицинском кабинете старого ворчуна в качестве мальчика для битья.
– Алексис… Если ты сбежишь, выйдет, что он прав.
– Да, знаю. Но у меня нет ощущения, что я сбегаю… Я просто завершаю свой контракт, – уточнил он, разжимая объятие, чтобы заглянуть ей в глаза. – Это логичное развитие событий, вот и все.
– Логичное развитие событий, – задумчиво и грустно повторила она. – Что ж, тебе виднее.
Алексис молча оделся, собрав раскиданные по комнате вещи.
– Тут, кажется, пронесся ураган! – Он попробовал разрядить атмосферу, но Оливия окончательно утратила улыбку.
Завернувшись в простыню, она в этом «наряде» проводила его до крыльца, не стесняясь и не смущаясь – сплетен она не боялась. И тут со второго этажа донесся тоненький голосок:
– Ма-ам?
– Все хорошо, милая, я сейчас приду, – успокоила она дочку.
Сердце Алексиса сжалось.
– Поцелуй от меня Розу… И Олю тоже.
Она кивнула, попыталась улыбнуться, потом помрачнела, когда он принялся готовиться в путь: повесил пустую корзинку спереди, отправил собаку назад. Перед тем как сесть на велосипед, он мгновение поколебался. Потом вернулся к ней и резким движением распахнул простыню. С распущенными волосами и в белой тоге она была похожа на греческую богиню. На богиню, которая открыла ему свою подлинную сущность – чувствительную, нежную и более хрупкую, чем она обычно показывала. И Алексис не удержался, обнял ее в последний раз.
– Не хочу, чтобы ты уезжал с сожалениями, Алексис, – прошептала она севшим голосом.
– Ты о чем?
– Не хочу, чтобы ты жалел о своем приезде на Груа…
Он прижал ладони к ее вискам, притянул голову и поцеловал на прощание. Это был легкий поцелуй, он лишь коснулся ее губ, потому что был невероятно взволнован.
– Совсем наоборот, Оливия… Уверяю тебя. Знала бы ты, в каком состоянии я сюда приехал.
– Ма-ма-а-а!!!
Роза все настойчивее звала ее, и Оливия отступила, чтобы пойти к дочке, но в последнюю минуту попросила его:
– Перед тем как поехать в Ле-Бур, сделай, пожалуйста, маленький крюк. Осталось единственное место, которое я не успела тебе показать.