Нежданному гостю не могло всегда везти. Алексис подошел к дому и, увидев темные окна на этаже Валентины, не удивился, когда никто не ответил по домофону. На прошлой неделе они с сестрой общались по телефону, и она что-то говорила о выходных у друзей в Нормандии. Сейчас он это вспомнил и решил, что звонить ей не будет, чтобы не беспокоить. Ноги сами понесли его в «Смерть мухам». В баре будет светло и кто-нибудь его встретит, тем более в пятничный вечер, когда там обычно собираются его друзья.
Идя по Буа-Дамур, он сразу оценил царящее в баре оживление. Несколько группок курильщиков стояли на улице, прихватив с собой пластиковые стаканчики с пивом. Дверь была нараспашку, и прохожие могли послушать музыку – любимый Гийомом, новым барменом, электропоп. Из всей компании приятелей в баре был только Маттье. Алексис увидел его у стойки, на которую тот облокотился с мрачным видом, погруженный в свои мысли. Первым среагировал лабрадор, лежавший у его ног. Он увидел джек-рассела, бросился к нему, и собаки принялись с возбужденным лаем гоняться друг за другом вокруг столиков.
– Жуть какая-то сегодня, – для порядка возмутился Гийом. – Мне и с клиентами-то трудно справляться, только барбосов не хватало…
Алексис попытался остановить свою собаку, но безуспешно.
– Извини.
– Я пошутил… Рад тебя видеть!
Лицо Маттье просветлело.
– Алексис! Я был уверен, что ты придешь… Мне звонила Оливия.
– Новости быстро расходятся, как я посмотрю.
– Сарафанное радио острова Груа, знакомо?
– Смутно, – сказал он и взял бокал со «Смертью мухам», который ему протянули, хоть он ни о чем не просил. – Ты в одиночестве?
– Мари на дежурстве, а Мари-Лу с Мало уехали на выходные к ее сестре. – Ты прямиком с вокзала?
Алексис рассказал о своем невезении с пустым домом Валентины, и Маттье с радостью пригласил его переночевать. Не совсем обычная ночевка: на диванчике на яхте Маттье, пришвартованной в порту Мулен-Блан. Это судно было в своем роде его вторым домом. Он любил бывать там на уикендах, в одиночестве или с семьей, и не отходя от берега.
– Прости, старик, что подписал тебя на эту каторгу! – добавил он и хлопнул его по плечу. – Похоже, натерпелся ты от моего папаши.
– Не будем преувеличивать. В тот момент я был взвинчен, но потом сказал себе, что зря так реагировал… У нас с ним были и хорошие моменты, мы много чего обсуждали. Он даже попытался подсадить меня на наркотики! С другой стороны, никому не порекомендую его в качестве секретаря.
– Я очень зол на него! – Маттье вздохнул и выпил свой коктейль до дна. – Твоя работа не должна была так закончиться.
– Он просто захотел вернуть себе кабинет.
– Мы с Оливией считаем это полным идиотизмом! Он даже не счел нужным пройти реабилитацию. У него была единственная цель: вышвырнуть тебя и занять свое место. Тьфу ты! Лучше бы он раз и навсегда вышел на пенсию, и мы бы больше этим не заморачивались! – проворчал он и сделал знак Гийому, чтобы тот повторил.
Алексис обеспокоенно переглянулся с барменом. Которую по счету «Смерть мухам» заказал Маттье? Его друг был на нервах и глотал коктейли, как если бы это было молоко. Бородач за стойкой осторожно приподнял три пальца, чтобы показать Алексису, что он считает заказы. Вообще-то на трех стоило остановиться, если хочешь вернуться домой в нормальном состоянии. Тем более что порт Мулен-Блан находился не в двух шагах отсюда. Поэтому Алексис попытался успокоить друга, пока тот не заказал четвертый бокал.
– Я теперь знаю твоего отца немного лучше, потому могу дать тебе совет, если ты не возражаешь. Самому принимать решения – вот что ему нужно. Медицина – его жизнь. Смысл его жизни… И должен признаться: работа на острове была полезна и для меня. Я познакомился с разными людьми, подумал о чем-то другом. И тоже недостаточно серьезно относился к сеансам кинезитерапии.
Алексис криво усмехнулся, вспомнив, какое жгучее желание пробудило в нем первое прикосновение Оливии.
– У тебя все еще болит нога?
– Уже лучше, но она по-прежнему не гнется!
– Если я правильно понимаю, Ян не остановится никогда. – Маттье обреченно вздохнул.
– Нет… И так будет лучше для всех, я считаю! Лучше ему работать, чем целыми днями маяться, чувствовать себя бесполезным и окончательно превратиться в параноика!
– Как же с ним трудно, – пожаловался Маттье.
– Я бы так не сказал… У него тот еще характер. Бретонский упрямец! И при этом с невероятной силой воли!
Гийом, который слушал их разговор, громко расхохотался.
– Яблочко от яблоньки! – произнес он.
Они посадили обеих собак на заднее сиденье, и Маттье пустил Алексиса за руль. Яхта с красным корпусом стояла у дальнего конца причала M, готовая поднять паруса. Если на рассвете ветер будет подходящим, они возьмут курс на остров Уэсан. Готовя койку для гостя, Маттье излагал свой план на завтрашний день.
– Я не рассчитывал в последнюю минуту обзавестись вторым членом экипажа, и это круто!
– Я сто лет не выходил в море.
– Это как велосипед – разучиться нельзя!
– Надеюсь, Прозак хорошо перенесет качку.
– Прозак… Фу! Ты же не сохранишь ему эту дурацкую кличку!
Алексис улыбнулся:
– Должен признаться… На Груа его все знали. Но здесь мне как-то неловко звать его на улице… Я заменяю Прозака на О-Зака[10].
Пес тут же насторожился и поднял уши – черное торчащее и белое, сложенное пополам.
– Ну вот! Он включается с пол-оборота, – расхохотался Маттье. – Трудно будет изменить ему имя полностью.
– Пока не представляю, во что я ввязался, взяв его с собой.
– Если ты не хочешь, чтобы он впал в депрессию, придется подыскать где-то поблизости дом престарелых.
Алексис раздосадованно закатил глаза. Но, как только он лег на банкетку, джек-рассел тут же запрыгнул на него и устроился у его ног на мягком спальном мешке.
– Уйди! – возмутился хозяин, задвигав ногами под громкий смех Маттье.
– Все, приятель! Ты уже ничего не сделаешь, попался.
В эту минуту на столике завибрировал мобильный Алексиса и на экране высветилось имя Оливии.
– Мне надо ответить, – извинился он, чувствуя себя неловко, и схватил телефон, а потом заговорил более мягким голосом. – Да, все в порядке, я хорошо добрался… Сегодня ночую у Маттье.
Последний нахмурился и стал прислушиваться к разговору.
– Кстати, он тут, рядом со мной, и слышит тебя. Как Роза? Легко уснула? Сыпь сходит? Тем лучше. Не надо ничем мазать, пусть подсохнет, и все. Да, я позвоню тебе завтра. Спокойной ночи.
Его друг удивленно вытаращил глаза.
– Я что-то пропустил?
– У малышки Розы была розеола.
– Понял.
Маттье думал, что пропустил нечто другое, но не стал выспрашивать. Застенчивость, когда речь идет о чувствах, была ему хорошо знакома, и он считал, что ее следует уважать. Алексис и Оливия, подумал он, устроившись в своей каюте, – мог бы догадаться. И это стало дополнительным поводом разозлиться на отца. Вот идиот, зачем он его выгнал?!
Оливии было важно продолжить традицию Джо. Каждую субботу она отправлялась к обитателям дома престарелых с корзинкой домашнего печенья. Причем не какого попало, а печенья с драже Smartis, которое Джо особенно любил. Это был ее способ почтить его память и подумать о нем. С ней всегда ездила Роза, которая чувствовала себя со стариками все комфортнее. В первое время обстановка производила на нее такое сильное впечатление, что она пряталась в маминых юбках, но теперь у маленькой непоседы появилось множество идей, чтобы заставить их улыбнуться: она рисовала, сидя у кого-то из них на коленях, танцевала, пела, устраивала конкурс гримас. Успех был гарантирован, и, когда Оливия рассказала Алексису по телефону о дочкиных выдумках, он напомнил ей о популярности у стариков Прозака.
– Спасибо, что сравнил Розу с собакой!
– Я пошутил… Только не говори ей.
– Я никогда от нее ничего не скрываю.
– Твоя дочка назвала меня пиратом… Так что у меня есть полное право немного ее подколоть.
Алексис покинул остров уже несколько недель назад, но они продолжали каждый день звонить друг другу. И ссориться по телефону тоже. Почему ей хочется рассказывать ему обо всем? Даже о самых незначительных мелочах. Хочется всем поделиться. И даже поразмышлять о том, какой могла бы быть его реакция в том или ином случае. Узнать его мнение по разным вопросам. Вот, например, что он думает о ее плане организовать прощание с Джо? Приедет ли он на него? В то жуткое воскресенье, когда она сидела в прострации на скамейке Пор-Тюди, у нее возникло стойкое неуютное чувство, что она так с ним и не попрощалась. Похоронить Джо не получилось, значит, надо почтить его память. Подготовить тексты с воспоминаниями о нем, почитать стихи, послушать музыку, пустить по волнам лепестки цветов. Она хотела чего-то простого и заодно необычного, каким был он сам. Чего-то веселого, не слезливого. Почему она еще не обсудила это с Алексисом? Конечно, она надеялась, что к приезду на остров его подтолкнет другая причина, и откладывала это мероприятие на потом, воображая, как они вдвоем все организуют. Сколько времени она будет ждать? Судя по их телефонным разговорам, он не торопился. Его счастье или, точнее, его хорошее настроение нагоняли на нее грусть. Она тосковала и ревновала Алексиса ко всему свету! Особенно когда веселый сумбур голосов его сестры и племянников перекрывал его голос в телефонной трубке.
Иногда Алексис просил позвать Розу. Она слышала, как они шепчутся, а потом смеются, и чувствовала, как между ними устанавливается особая связь, пусть и на расстоянии. Его звонки приводили дочку в восторг, и она начинала скучать по нему, стоило повесить трубку. А еще Роза стала задавать ей неожиданные вопросы. «Почему у меня нет папы? Если у меня есть папа, когда я смогу его увидеть?» Раньше таких вопросов не было, они появились недавно и портили настроение обеим.