Не успела я и слова сказать, как за нами распахнулась дверь.
Тревин ворвался в комнату, подняв серебряный мачете, который блестел в свете свечей.
— Не трогай его! — пробормотал он, покраснев и сильно потея.
— Блядь, — выругался Кейн, вытаскивая свой меч.
Но Тревин замер, глядя не на Кейна, а на безжизненное тело Кроуфорда. Он задыхался, мачете теперь был направлен не на нас, а как бы для защиты, паника отражалась на его худощавом лице и дрожащих конечностях.
— Тревин, — предупредила я. — Скажи всем, что Кроуфорд подавился ужином. Хорошо? Ты нашел его в таком состоянии. Проживи остаток своей жизни с этой тайной, и мы пощадим тебя.
— Мы не отпустим его, — сказал Кейн, больше уставший, чем что-либо еще.
Вина пронзила мою грудь. Даже такой ничтожный человек, как Тревин, имел жизнь, которой он дорожил. Надежды и мечты, и, возможно, тех, кого он любил. Тех, кто любил его. И я не хотела видеть, как Кейн убивает еще одного человека. Особенно того, кто только пытался защитить своего покровителя.
— Если Тревин поклянется, что никому не расскажет о том, что он видел, — сказала я Кейну так строго, как только могла, — то мы его пощадим.
— И почему мы должны? — Глаза Кейна хищно смотрели на мошенника.
— Потому что я так сказала.
Я возлагала большие надежды на болтливость Кроуфорда. В надежде, что он рассказал своему подчиненному, кто я такая. На что я способна.
— Я клянусь, — пролепетал Тревин. — Все, что скажешь. — Мачете с грохотом упал на рваный коврик.
Я подошла к нему еще ближе, мои волосы начали слегка электризоваться.
— Я узнаю, если ты лжешь. Я знаю все.
— Я верю тебе, — прошептал он.
— Если мы узнаем, что ты предал нас, я приду к тебе домой и окроплю кровью всех, кто тебе дорог. Будешь неделями выковыривать их из-под своих ногтей.
— Думаю, ты уже выразила свою мысль, о могущественная, — раздраженно сказал Кейн. — Пора уходить.
Глава 13
АРВЕН
— Тебе не нужно было нас ждать, — сказала я Федрику.
В это странное время улицы были пусты — слишком поздно для уставших гуляк, слишком рано для ранних пташек. Мы были одни, за исключением спящего нищего и бродячей полосатой кошки. Я почувствовала запах свежевыловленной рыбы и кумквата из сада, доносившийся из близлежащих таверн, и глубоко вдохнула.
— Я слишком волновался, чтобы возвращаться с твоим братом и другом, — сказал Федрик, положив руку мне на поясницу. Гриффин оттолкнулся от каменной колонны, на которую опирался, и пошел рядом с нами. Его лицо было напряженным — очевидно, он не хотел проводить ночь на улице с Федриком.
Федрик повел меня по узкому переулку на обратном пути во дворец. Я надеялась, что его ладонь на моей спине успокоит меня или вызовет что-то приятное, но этого не произошло. Только та же удушающая пустота снова осела в моих костях.
— Что там произошло? — спросил он.
— Мы получили карту, ведущую к кинжалу, — ответил ему Кейн, шагая рядом с нами.
Кейн вытер лоб, овеваемый теплым ночным воздухом. Его рубашка расстегнулась, обнажая блестящую мощную грудь, а закатанные рукава будто специально освобождали место для насилия. Вороновые волосы, так соответствующие его имени, завивались на шее от влажности. Одновременно леденящий кошмар и пленящая мечта.
— И, — продолжил он, с той же кривой улыбкой на губах, — я убил Кроуфорда.
Слова застряли у меня в горле. Он злорадствовал?
Федрик выглядел озадаченным.
— Я же тебе говорил, — фыркнул Гриффин Федрику.
Мы протиснулись мимо пары растрепанных рыбаков, бредущих домой из таверны после того, что — судя по густому запаху рома, повисшему в воздухе, — должно было быть бурной ночью беспробудного пьянства.
Меня охватила зависть. Я бы не отказалась от еще одного бокала этого оранжевого вина.
— Для людей, которых могут судить за убийство, вы оба кажетесь довольно болтливыми. — Слова Принца Федрика были сдержанными, но его тон был резким. Я подошла к нему поближе, и Кейн изучил это движение, как будто это было личное оскорбление.
— Для человека, который только что потерял приятеля по азартным играм, — сказал Кейн, — ты не выглядишь таким уж опечаленным.
— Он не был моим приятелем. Он был другом моих родителей.
— Я не знал, что есть разница, — прошипел Кейн, а затем, не дав Федрику оправдаться, добавил: — Ты не знал, что он сбывал краденое?
— Ты считаешь, что мелкие воришки заслуживают смерти? Ты действительно так же безжалостен, как о тебе говорят.
— Торговля молодыми Мер-девушками — это не мелкое воровство.
Я постаралась вытеснить из сознания леденящие душу образы. Федрик тоже ничего не сказал, онемев от отвращения.
Кейн только кивнул, холодно глядя на принца.
— Вот тебе и правитель королевства. Командир Гриффин может сопроводить тебя обратно в замок. Мне нужна помощь моего целителя. — Кейн поднял руку к нам, его костяшки были в крови.
Федрик повернулся в мою сторону.
— Тебе нужно, чтобы я остался?
— Она в порядке, — прогремел Кейн.
Но Федрик продолжал смотреть мне в глаза, и я едва не рассмеялась. Может быть, от ярости, которую вызвал бы Кейн, если бы я сказала да. А может быть, от наивной мысли, что если Кейн захочет причинить мне вред, Федрик сможет что-то сделать, чтобы его остановить.
— Он прав, — наконец сказала я. — Я в порядке, спасибо.
Федрик поднял мою руку к своим губам, оставил на ней легкий поцелуй и удалился во дворец, даже не удостоив Кейна взглядом. Гриффин наблюдал за его уходом, но не сделал ни шага вслед.
— Ничтожество, — пробормотал Кейн.
Под пламенными бирюзовыми фонарями город был окутан неровными оттенками синего, черного и золотого, которые окрашивали его, как разгневанные мазки кисти.
Я скрестила руки, защищаясь от ветра, который дул по улицам города.
— Разве он сделал что-то жалкое? Ушел, когда я попросила? Уважал чьи-то желания? Ты вообще способен понять такое?
— Нет, — прорычал он. — Не когда речь идет о твоей безопасности.
— Очевидно, единственная опасность, от которой мне нужна защита — это ты. — Я указала на кафе и труп, который все еще остывал в его стенах.
Кейн вздохнул и провел рукой по лбу.
— Он должен был умереть.
— Забавно, я слышала, как ты говорил это раньше.
— Вероятно, потому что это было правдой.
— Или потому что ты получаешь от этого удовольствие. Потому что ты псих.
Он приблизился ко мне, его глаза были черными. Черными, как яд. Когда он подошел так близко, что я почувствовала запах его кожи и пота, он пробормотал:
— Я продемонстрирую, что действительно доставляет мне удовольствие.
— Отлично, — неожиданно прервал Гриффин, разрушая натянутую тишину. Я совсем забыла о ем. — Думаю, на сегодня хватит.
— Иди домой, Гриффин, — прорычал Кейн, не отрывая глаз от моих сжатых губ. — Мы сами разберемся.
— Ты мог сдать Кроуфорда королю и королеве. Почему ты его убил? — настаивала я. — Тебе это нравится?
— Он знал, кто ты. Он также продавал Мер-девушек своим друзьям, как конфеты. Ты действительно считаешь, что такой мужчина не заслужил смерть?
Я развернулась на каблуках и ушла из узкого дворика на широкую улицу, где я могла дышать.
— Дело не в этом. Ты всегда будешь находить самых плохих людей и убивать их. Не потому, что они этого заслуживают, а потому, что ты хочешь причинить боль.
Кейн пошел рядом со мной, Гриффин уже ушел вперед, устав от наших пререканий.
Я тоже устала.
— И что? — настаивал Кейн. — Ты будешь спасать каждого дрожащего мудака, который скажет пожалуйста, пока один из них не перережет тебе горло?
— Нет ничего плохого в том, чтобы проявлять милосердие к людям. Я не должна была ожидать, что такой зверь, как ты, это поймет.
— Знаешь что? Это даже хорошо. Злись на меня. Я злюсь на себя. Из-за Бухты Сирены. Из-за пророчества. Из-за твоей матери…
Я резко остановилась.
— Не смей говорить о ней…
— Я приветствую твой гнев. На самом деле, я наслаждаюсь им. Это гораздо лучше, чем смотреть, как ты обычно влачишь существование, подобно тени. Так что обрушь на меня всю свою ярость. Я выдержу все. Просто перестань бросаться в подобные авантюры, чтобы почувствовать хоть что-то.
Стыд сдавил мне горло.
— В какие авантюры?
— Безрассудно пьешь, дразнишь Кроуфорда, снимаешь свою проклятую одежду — ты убьешь себя, пытаясь почувствовать, что ты жива.
— Ты думаешь, я хочу, чтобы со мной что-то случилось?
— Я начинаю верить, что именно этого ты и добиваешься.
— Это не… Я не… Ты ничего обо мне не знаешь. — Я попыталась обойти его и едва не врезалась в его грудь. Оглядевшись, я поняла, что мы остались одни. Лишь далекий рокот волн, разбивающихся о берег, да стрекот цикад в густых кипарисах составляли нам компанию.
— Не знаю? Я знаю, чего ты боишься. Я знаю, о чем ты молишься. Я знаю, как ты любишь, когда тебя трогают, какая ты на вкус…
Когда его глаза загорелись чем-то сырым, чем-то первобытным, я подняла руку, чтобы ударить его. Чтобы направить свою ярость на что-то осязаемое и материальное, как его самодовольное мужское лицо. Но мой кулак столкнулся с его ладонью, а не с его челюстью. Он удержал мою руку в воздухе, подойдя ближе и вторгаясь в мои чувства.
— Я позволил тебе сделать это однажды, пташка, — прошептал он. — Это больше не повторится.
Теперь мы прижались друг к другу, и я чувствовала его тело, теплое от желания и твердое, как камень. Его большой палец мягко погладил мой все еще сжатый кулак, и я невольно замурлыкала от этого прикосновения.
Его глаза опустели, исчезла серебристая кайма. Остались только чистые хищные зрачки.
И я могла признаться себе в этом.
Я безумно тосковала по его телу. По этому узнаваемому запаху. По его накачанному торсу — одновременно дающему ощущение безопасности и таящему звериную силу.