Кейн слегка кивнул головой, но его глаза были серьезными.
— Я никогда не благодарила тебя за то, что ты оставил Тревина в живых, — добавила я, и эти слова стали моим жестом примирения. — За то, что позволил мне оставить Тревина в живых.
— Я сделал это не для тебя, — признался он, устремив взгляд на край своей жестяной чашки. — Он бы не смог бы что-либо сделать, мы не собирались долго оставаться в Цитрине… Я не думал, что буду ночами не спать, беспокоясь, что Тревин тебя убьет.
— Ты так делаешь? Не спишь ночами, беспокоясь о том, кто меня убьет?
Его молчание было как нож в сердце.
— Ты принес лютню? — спросил Гриффин Федрика. Я подняла глаза и увидела, как принц рылся в своем рюкзаке.
— Я подумал, что это поможет скоротать время, — сказал Федрик, вытаскивая инструмент. — Но я не очень хорошо играю.
— Кейн — отличный музыкант, — объявила я. — Он просто великолепен. — Я вспомнила ту ночь в его покоях, когда я лежала с высокой температурой, а он играл мне меланхоличную колыбельную.
Мари резко повернулась к нему.
— Нет… Ты? У тебя есть хобби?
Кейн выдал темный, гулкий смех.
— Да, но это было давно.
— Сыграй нам, пожалуйста, — попросила я его. Я хотела, чтобы это прозвучало дерзко, игриво, но получилось так искренне, что я почти смутилась.
Взгляд Кейна был как жидкий огонь, и он без лишних слов встал и подошел к Федрику.
— Можно?
Федрик протянул ему деревянный инструмент, и Кейн снова сел рядом со мной.
Сначала он осторожно бренчал, пока его большие руки привыкали к струнам. Его кольца почти светились в свете костра, особенно серебряное с ониксом, которое всегда украшало его левый мизинец. Руки продолжали двигаться, а затем останавливались, пробуя аккорды и настраивая струны, пока наконец музыка не приобрела ритмичную каденцию. Нежная, мелодичная песня пронизывала теплую ночь, симфония среди сверчков, летучих мышей и кваканья лягушек. Я чувствовала ноты Кейна в своих костях, как историю, которую я знала слово в слово.
Я изучала сосредоточенное лицо Кейна, его мягкие, но сосредоточенные брови, пока его ловкие пальцы играли мелодию, которая, как мне показалось, была о холмистой местности и пении птиц на следующий день после ужасной бури. О прощении и возрождении.
Вероятно, я просто выпила слишком много эля.
Но пока он играл, никто не говорил. И когда песня закончилась, и никто из нас не произнес ни слова, он сыграл еще одну. Эта была более веселой и радостной, вызывая в воображении образы танцев, звона бокалов и пролитого алкоголя. А после нее еще одну, и еще одну. Я заснула под звуки лютни Кейна, прислонившись головой к мягкому мху лесной подстилки.
Глава 17
АРВЕН
Карта, выгравированная на деревянной ножке стола, которую нашел Кейн, была для меня загадкой, но Мари понадобилось всего несколько минут, чтобы ее разгадать. Она обмазала колышек грязью и раскатала его по пергаменту, как скалкой, проявив довольно простую карту к Пещере Жнеца с указаниями, как найти сокровище внутри.
Мы вышли за час до восхода солнца, когда было достаточно прохладно для похода, но достаточно светло, чтобы видеть дорогу. Путь туда пролегал через почти непроходимую рощу пальм и по крутым, покрытым травой холмам. Пройдя вброд по теплой реке и перебравшись через поваленные, покрытые водорослями стволы, я была грязная, мокрая и покрыта всевозможными укусами насекомых и царапинами. В моих волосах и коже остались застрявшие чертополох и веточки, и, несмотря на то, что мы вышли с луной за спиной, теперь вернулась изнурительная жара, и я была вся в поту.
И все это время мои мысли были где-то далеко. Я проснулась от того, что к внутренней стороне моей палатки были привязаны несколько джунглевых цветов — две розовые орхидеи и райская птица — хотя я была уверена, что заснула рядом с костром. Я уронила их в джунглях, когда мы покидали лагерь, не в силах ни сохранить их, ни раздавить, как я сделала с другими.
— Мы на месте, — голос Кейна прервал мои блуждающие мысли и привлек мой взгляд к входу в пещеру перед нами: широкая черная как смоль равнина, похожая на раскрытую пасть первобытного зверя, увитая увядающими лианами и древним шалфейно-зеленым мхом.
Гриффин достал из рюкзака три факела и зажег их, два из которых он передал Кейну и Федрику, а последний оставил себе.
— Выглядит не так уж и зловеще, — сказала Мари, прежде чем войти в пещеру. Гриффин без колебаний последовал за ней, а Федрик — после них.
Кейн подошел ближе ко мне, и я вновь вспомнила о его внушительном росте.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. А что? — Я и так была достаточно взволнована. — Что-то не так?
— Ты получила мои цветы?
— Какие?
— Любые из них.
— Нет. А теперь ответь мне.
Он пожал плечами.
— Я просто проверял. Если ты потеряешь сознание, мне придется нести тебя километры по туннелям.
Я сделала гримасу.
— Тебе бы это понравилось, да?
Это была всего лишь шутка, но Кейн резко сжал губы.
— Иногда твоя наивность меня озадачивает.
Его слова задели меня, как это часто бывало, когда они задевали за живое.
— Раньше я предпочитала, чтобы все было так, — призналась я. — Жить в неведении.
— Уверен, — задумчиво произнес он, глядя на джунгли за моей спиной. — Гораздо проще сделать меня злодеем в истории, в которой пропущено столько страниц.
Моя кровь застыла. Это была правда. Разве не было проще видеть в нем только моего спасителя или врага? Разве это не делало все эти мучительные чувства гораздо более терпимыми?
— Ты прав, — сказала я, затаив дыхание. — Теперь я едва понимаю мир и еще меньше — свое место в нем. Трудно быть оптимистом, увидев, насколько все на самом деле сложно и неоднозначно. — Я закусила щеку. — Даже ты раньше ценил мой слепой оптимизм.
— Ценил — и до сих пор ценю. — Кейн в отчаянии провел рукой по влажному лбу. — Ты не знаешь, почему я называю тебя пташкой?
— Потому что ты запер меня в клетке?
Его серебристые глаза закипели, как горячий дым.
— Потому что, когда я встретил тебя, впервые за всю свою жизнь, я почувствовал надежду. И не только надежду на то, что я смогу победить своего отца, хотя, конечно, я не могу это отрицать.
Во рту горько подступила желчь, а его глаза — словно магнитом — приковали меня к месту, лишив возможности отвернуться.
— Вот что символизируют птицы. Потерявшиеся моряки смотрят в небо, чтобы птицы привели их обратно на сушу. Птицы взмывают в небо каждое утро, так же верно, как солнце восходит на востоке — обещание чего-то нового, независимо от того, что было раньше. — Он вздохнул и провел рукой по волосам. — Надежда всегда имеет крылья.
Я искала ответ, но не смогла его найти, а Кейн направился к зияющему устью пещеры и вскоре исчез в бездневной тьме. Я собралась с духом и поспешила за ним.
Звук моих ботинок, ударяющихся о землю, эхом разносился по каменным стенам, треснутым, неровным и выступающим, пока мои глаза привыкали к пустому, сырому пространству. Мои пальцы уже покалывали, адреналин мчался по моим венам в замкнутом пространстве туннеля.
Я прошла мимо Кейна, Гриффина и Федрика, чтобы догнать Мари, которая все еще возглавляла процессию, держа перед собой пергаментную карту. За ней лениво плыл маленький прыгающий шарик света, оставляя на грязном полу пещеры светящийся след. Она не слишком отличалась от моего лайта, хотя вместо ярких, ослепительных солнечных лучей магия Мари больше напоминала туманное сияние звезды.
— Выглядит многообещающе, — я указала на радужный шар, танцующий между ее ног.
— Красиво, правда? — Мари улыбнулась, ее веснушчатый нос освещал дрожащий свет факела, который мы несли с собой. — Это свечение будет видно из любой точки пещер.
— Что это за заклинание?
— Называется блеск. Он может продержаться несколько дней. — Она играла с мерцающим, мягким светом, который вылетал из-под ее пальцев и покрывал их капающим сиянием, прежде чем скатиться по земле под нами. — Намного лучше, чем крошки хлеба.
— Как глубоко, по карте, нам нужно спуститься?
Мари сморщила нос, как она часто делала, когда была немного озадачена, но не хотела этого признавать.
— Точно сказать нельзя. Карта была более полезна для поиска пещеры. Внутри так много поворотов ми тупиков…
Я сглотнула желчь.
— Так ты, самый умный человек, которого я знаю, не можешь сказать, как нам отсюда выбраться?
— Для этого и нужен блеск, — сказала она, махнув светящейся рукой в сыром воздухе. — Поверь мне.
Мы продвигались вперед, сердце забилось в горле, острые сталактиты, как перевернутый горный пейзаж, свисали с потолка пещеры над нами. Я посмотрела на них — они были сделаны не из минеральных отложений и нитей, а из полудрагоценных камней, таких как светящийся аква-адамит и радужный лунный камень4.
Святая, светящаяся пещера.
Мои детские учителя в Янтарном плакали бы при таком виде.
Мы обогнули угол и повернули налево на развилке, похожей на змеиный язык. Кристаллы, застрявшие в скалах позади нас, озаряли проход тусклыми фиолетовыми лучами света. Мы маневрировали между странно изогнутыми валунами и под капающей водой, происхождение которой я не хотела знать, пока не прошли мимо мерцающего озера, освещавшего темную пещеру неземным синим светом. Когда я присмотрелась, то увидела, что это было скопление медленно движущихся, сияющих медуз, которые и давали этому яркое свечение. Если бы я не была так нервна из-за того, что мы могли застрять, и не мерзла — температура значительно понизилась, когда мы продвинулись глубже в пещеру — я, возможно, смогла бы оценить ее красоту.
Но я сделала слишком много глубоких, неловких вдохов, чтобы успокоить свое бешено бьющееся сердце, и закружилась голова от переизбытка воздуха.
— Легенда гласит, что ты сойдешь с ума, прежде чем найдешь выход.
Услышав мой резкий вдох, Федрик оценивающе посмотрел на меня.