Она не закончила фразу, но я поняла, что она имеет в виду.
– Эта арфа и музыка, которую она на ней играла, были её жизнью и душой, – сказала я. – Чтобы они стали реальностью, ей пришлось убежать от Пии. И, наверное, ничего странного в этом нет, если её частичка продолжает жить в музыке.
Во всяком случае, от этого думать о смерти Лии становилось немного легче.
– Нам повезло, – тихо сказала я.
Ведь, по крайней мере, у нас теперь появилось время и возможность разобраться, лучше нам оставаться друзьями, как прежде, или… всё это «Клара и Оскар – жених и невеста!» не такая уж и ерунда, как нам казалось.
Пока я лежала в больнице, времени, чтобы подумать, у меня было предостаточно. Когда меня наконец выписали – с болезненными розоватыми шрамами от самых страшных ожогов и стойким ощущением, что мне невероятно повезло, так как я осталась в живых – я уговорила маму отвезти меня к тёте Исе.
– Там она поможет мне окончательно встать на ноги, – сказала я, и мама не стала возражать.
– Только бы ты поправилась, – сказал она, – и вернулась домой, когда сможешь.
За то время, что я лежала в больнице, наступило лето – кожа заживала, и постепенно у меня восстанавливались связи между мозгом и мышцами, которые подпалил «удар молнии». Теперь я могла ходить, могла поднимать не слишком тяжёлые вещи, но, когда я пыталась удерживать мелкие предметы, например карандаш, пальцы подводили. У меня часто возникала головная боль, а в ушах звенело, если тётя Иса не пела понемножку несколько раз в день. И мама об этом прекрасно знала.
Остатки Щитовой завесы по-прежнему действовали. Можно было найти дом, если знать, что он там находится, но случайные прохожие никогда не обращали на него внимания, рассказала мама.
– Кажется, что они смотрят мимо, хотя на самом деле стоят и смотрят прямо на дом.
Тупик, заслышав приближение машины, стремглав выскочил во двор. А как только я открыла дверь, на меня тут же прыгнул Котёнок, который после нашей последней встречи стал почти на килограмм тяжелее.
«Моя-моя-моя-моя-мояааа», – по-кошачьи жаловался он и тёрся шероховатой щекой о мою шею, покалывая и щекоча усиками. Иногда, когда ночью в больнице становилось слишком одиноко и странно, я позволяла себе ненадолго ускользнуть, чтобы побыть с ним пару минут, но один раз все аппараты вдруг словно взбесились, поэтому мне пришлось нестись назад и убеждать всех, что меня совершенно не нужно вести на томографию или другие забавные процедуры.
Никто вылетела, порхая, вместе с тётей Исой – в смысле порхала только Никто, а тётя Иса шла как обычно размеренно и спокойно.
– Я нашла себе имя, я нашла себе имя! – ликовала Никто. – Хочешь его узнать?
– Конечно!
Она остановилась, и в её взгляде вдруг промелькнула неуверенность:
– Обещаешь не смеяться?
Её маленькое худенькое личико стало серьёзным и одновременно ранимым.
– Обещаю, – сказала я.
– Я бы хотела, чтобы меня звали… Амика.
– Очень красиво, – сказала я, почувствовав огромное облегчение оттого, что она наконец приняла решение. – Но почему именно так?
– Потому что… потому что это означает «друг». А когда ты чей-то друг – то никем быть уже не можешь.
Обнять Никт… то есть Амику довольно сложно – её нужно либо поднять и держать на руках, либо она сама должна махать крыльями, взлетев на нужную высоту, – но тогда её крылья мешают. Однако мне это удалось. Её перья стали красивыми, очень чистыми и ухоженными, и она обрадовалась моему объятию, а также тому, что мне понравилось её имя.
– Тёте Исе оно тоже понравилось, – с гордостью сообщила она. – Правда?
– Да, – подтвердила тётя Иса. – Мне кажется, оно самое правильное. Амика Ясень. Хорошо звучит, к тому же сразу понятно, что мы родственники.
Я немного постояла во дворе перед домом, пока солнце припекало, нагревая спину. Вокруг собрались тысячи жизней – говорило мне моё дикое чувство. Да, тут были и рысь, которая спала где-то в тени деревьев, и семейство выдр, которые плескались в ручье, и бизон, который, стоя под елями, тёрся боком о стволы, чтобы избавиться от последних остатков клокастой зимней шерсти.
– Они всё ещё здесь, – сказала я тёте Исе.
– Да, – кивнула она. – Я хотела с тобой об этом поговорить. Ты собираешься превратить территорию, окружённую моей защитой, в своеобразный заповедник для исчезающих животных?
– В общем-то, что-то вроде этого я обещала, – ответила я, не уточняя кому. – Я могу сделать это в другом месте, но… ведь здесь уже установлена Щитовая завеса. Нам просто нужно её немного расширить.
– Просто? – одна тётина бровь поползла вверх. – Если ты делаешь подобное «просто», то уже превзошла меня, Клара-мышонок.
Так обычно ласково называет меня мама, не тётя. Думаю, она таким образом слегка надо мной подшутила.
– Мне кажется, это вполне можно сделать, – сказала я уже менее браво, – если мы все друг другу поможем.
Котёнок ещё раз потёрся головой о мою щёку – сильнее, чем прежде.
«Я!» – мурлыкнул он.
Если ты уже начал понимать кошачий язык, то знаешь, что это означает: «Тебе никто не нужен. У тебя есть я».
Но на этот раз за котом не должно остаться последнее слово.
– Мы будем помогать друг другу, – твёрдо сказала я. – Все вместе.