– Я бы долго-долго смотрел на тебя. Любовался бы твоей грудью. Она именно такая, как мне нравится. Знаешь, сколько раз я представлял, как она умещается в моей ладони? Ласкал бы поочерёдно одну, другую. Сжимал между пальцев твои затвердевшие сосочки. Трогал бы их языком…
Я должна немедленно это прекратить. Не слушать. Не млеть от его слов, мысленно умоляя, чтобы он продолжал.
– Оближи пальцы, – в бархатном голосе появились стальные нотки, и фраза прозвучала как приказ. И я, вместо того чтобы послать этого искусителя куда подальше, подчинилась, погружая пальцы в рот и смачивая языком. – Дотронься до своей груди, оттяни соски и сожми.
Я зажмурилась и прикусила губу, чтобы не застонать вслух. Касания мокрых пальцев к ноющим соскам заставило меня выгнуться на кровати, шире раздвигая бедра. От соприкосновения влажной кожи с прохладным воздухом комнаты по телу побежали мурашки. Я надавила на грудь, слегка оттягивая и сдавливая. Другая рука так стискивала телефон, что пальцы онемели. Но я не могла найти в себе сил прекратить это безумие.
– Умница моя. Послушная девочка. Такая сладкая, – неужели он понимает, что я исполняю каждое его слово? Не сомневается в этом… – И мокрая. Ты же мокрая, детка? Опусти свои пальчики, проверь, насколько сильно ты хочешь меня.
Я дернулась, подаваясь бёдрами вперёд, желая не просто потрогать, а запустить пальцы гораздо дальше. Погрузить в глубину жаждущей, напряжённой плоти. Позволить ожить своим диким фантазиям, в которых все это делает Роман. Вот так трогает, исследуя набухшие влажные складочки, теребит их и ласкает, заставляя умолять о продолжении. А потом резко насаживает на свои пальцы.
Меня раньше никогда не привлекали подобные игры. Я не считала их чем-то постыдным, но и попробовать не стремилась. А теперь… теперь хотела проверить, сколько его пальцев поместится в моё тело. Узнать, что бы я почувствовала, когда он медленно станет растягивать меня, готовя к тому, что последует дальше. К своему члену, к его стальной твёрдости и резким безудержным толчкам внутри меня.
Пальцы ускорили движение, и я все-таки застонала, всхлипнула, выдавая то, что так отчаянно пыталась скрыть. Дыхание в трубке стало чаще. Шепот сменился хриплым, надрывным голосом, почти лишая меня сомнений в том, что на грани нахожусь не я одна.
– Давай, детка, сделай это. Кончи для меня.
Я металась на постели, бесстыдно раскинув ноги и лаская себя так, как не делала этого прежде ни разу в жизни. Пальцы врезались в тело с хлюпающим, пошлым звуком. Стало все равно, что совсем близко, за стенкой, спит сестра, и мои стоны, и весьма характерные возгласы могут ее разбудить. Вообще все перестало иметь значение, кроме разрастающегося внутри меня огня и искушающего, дурманящего шепота в телефоне.
Едва сдержалась, чтобы не закричать в голос, когда очередное вторжение пальцев все же толкнуло меня за грань. Перед глазами заискрило разноцветным фейерверком, а сокращения мышц оказались такими острыми, что у меня сердце едва не выскочило.
А в трубке надолго повисла тишина. Я даже подумала, что случайно отключила телефон, пока содрогалась в оргазме, но не могла пошевелиться, чтобы взглянуть на экран и проверить это. Лишь когда дыхание немного успокоилось и тело начало расслабляться, а я сама – погружаться в какую-то пьяную, сладкую дрему, снова услышала его голос. Хриплый и непривычно низкий, будто то, что он говорил, давалось ему с трудом:
– Спокойной ночи, правильная девочка. В следующий раз мы все повторим уже без телефона. Желаю тебе увидеть это во сне.
Глава 9
Стоит ли говорить, что мое утро оказалось совсем не добрым? Пожелание Романа сбылось. Я не помнила подробностей наснившихся снов, но совершенно точно знала, что в них фигурировал коварный и невероятно привлекательный соблазнитель с глазами цвета неба. Он и во сне не позволил мне отдохнуть от себя. Продолжал дразнить и распалять, обещая что-то такое, от чего я не могла отказаться.
Я проснулась намного раньше сестры. Нырнула в душ, где проторчала около получала, ожесточенно растирая тело грубой мочалкой. Ощущения были не из приятных, кожа покраснела, болезненно реагируя на мои действия. Но я продолжала. Словно наказывала себя за слабость. За то, что хотела его так сильно. За то, что поддалась вчера этому порыву. И не только поддалась, выдала себя с потрохами. Как теперь показаться ему на глаза? Даже если он не скажет ни слова, все равно будет думать об этом. О том, как я бесстыдно ласкала себя, представляя рядом его.
Это все было ужасно. Я выбралась из душевой кабины, завернулась в полотенце и провела рукой по запотевшему зеркалу, чтобы в появившемся окошке рассмотреть свое отражение. Покрасневшие от недостатка сна глаза, пылающие щеки, почему-то припухшие губы. Почему-то… Я невесело усмехнулась, дотрагиваясь до них кончиком пальца. Роман так терзал мой рот, что было бы странно, если бы не осталось никаких следов.
Но самое ужасное – то, что, как бы сильно я не сожалела о случившееся вчера, тело отказывалось внимать голосу здравого смысла. И мысли упорно стремились ни к тому, чтобы восстановить спокойствие и настроиться на предстоящий рабочий день, а крутились возле мужчины, живущего этажом выше. Чем он занят сейчас? Уже проснулся? Какой была его ночь?
Мне хотелось думать о том, что и ему тоже не спалось. О том, что понадобился холодный душ, чтобы снять напряжение. И моя неуемная фантазия подкидывала картинки, от которых замирало сердце и снова начинало ныть между ног. Бугрящиеся мышцы на идеальном теле под струями воды. Облачка мыльной пены с терпковатым мужским ароматом, стекающие по широким плечам. Потемневшие от влаги рисунки на коже. Рассмотреть бы их, все до единого… Потрогать. Не только руками. От желания провести языком по каждой его татуировке я даже дыхание затаила. Глаза закрыла, на несколько мгновений позволяя себе утонуть в собственных мечтах. Неправильных и опасных, но таких притягательных.
Ненадолго предавшись этому сумасшествию, я все же вынуждена была вернуться в реальность. Пора отправляться на работу. Возвращаться туда, что действительно имело значение.
Я вышла из дома, с опаской оглядевшись по сторонам, и припустила, что было сил, стараясь как можно скорее покинуть двор. Чтобы только не встретиться с ним. Чтобы ни малейшего шанса для этого не осталось. Бежала, чувствуя, как внутри разгораются злость и раздражение. Как воровка какая-то, честное слово! Боюсь голову поднять и быть узнанной.
Надо с этим завязывать. Фантазии, конечно, хорошо, но вот так скрываться от самой себя – никуда не годится. Я привыкла жить с уверенностью, что поступаю правильно, и конфликты с собственной совестью мне совсем ни к чему. Как ни к чему короткий и бесперспективный роман. С Романом. Как бы шикарно он ни целовался и какие бы сны ни мучали меня после этого.
Судьба, наверно, все же решила сжалиться надо мной. Я вряд ли бы выдержала новые нападки со стороны коллег, а особенно Вероники. Вздумай она снова хотя бы косо посмотреть в мою сторону, не уверена, что смогла бы сдержаться. Слишком насыщенными оказались последствия. Но брюнетка по-прежнему вела себя довольно тихо. Видимо, все же поняла, что перестаралась со своими пакостями.
Ну хоть что-то хорошее случилось после вчерашнего и ночного сумасшествия. Я работала почти спокойно. Почти – потому что напряжение со стороны все же ощущалось. Но это и понятно, я знала прекрасно, что в одно мгновенье такие проблемы не решаются, и нельзя внезапно подружиться с теми, с кем еще вчера враждовал. Да и, честно признаться, совсем не горела желанием дружить, например, с этом противной Вероникой или ей подобными. Но то, что в отделе есть и хорошие девчонки, с которыми у меня наверняка может получиться найти общий язык, я не сомневалась. Пройдет время – и все уляжется, и они поймут, что я им не конкурентка. Что лучше трудиться сообща и тогда всем станет намного проще.
Правда, подобного оптимизма в личной жизни определенно не хватало. Я старательно занималась переводом, уткнулась в бумаги, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на текстах, но взгляд то и дело обращался к лежащему неподалеку на столе телефону.
Ждала, что Роман позвонит. Не собиралась отвечать или, наоборот, проговаривала колкие и даже злые слова, которые произнесла бы, чтобы отвратить его от меня. И все равно ждала. Но прошло утро, наступил обеденный перерыв, а экран сотового оставался темным. Алька отсыпалась перед ночной сменой, другими знакомыми, которые могли бы позвонить, я пока не обзавелась. А он… он как будто специально дразнил меня. Ведь наверняка знал, что я думаю о нем. И после того, что устроил ночью, мог хотя бы из приличия объявиться.
Впрочем, о каком приличии могла идти речь? Он заставил чувствовать меня похотливой самкой, вытащил наружу все мои самые грязные желания, а я тут размышляю о каких-то нормах поведения с его стороны? Смешно. И похоже, что единственные нормы, которым он следует, – те, что установил сам.
Я вздохнула, четвертый раз правя одно и то же предложение. Надо сосредоточиться. Текст на бумаге передо мной – вот, что сейчас важно. Моя карьера и будущее. Исключительно профессиональное. А все остальное, семья, дети – потом.
Не выдержала и прыснула, внезапно понимая, какие нелепые мысли приходят мне в голову. Семья и дети? Я ведь невольно соотнесла эти понятия с образом Романа. А более неподходящего человека для роли мужа и отца трудно было себе представить.
Конечно, я, как любая девушка, мечтала о семейном уюте, который обязательно будет… когда-нибудь. И в роли мужа видела кого-то, похожего на отца. Добродушного весельчака-трудягу, фактически живущего ради близких.
Я не помнила, чтобы когда-то наблюдала проявления страсти между родителями. Они, безусловно, любили друг друга. Заботились друг о друге и о нас с Алькой. Почти никогда не ссорились. Но я не разу не встречала, чтобы в глазах отца, когда он смотрел на маму, было что-то подобное той стихии, что бушевала во взгляде Романа. Родители даже спали отдельно большую часть времени. Отец работал по сменам, возвращался поздно, а маме нужно было вставать чуть свет. Разные кровати никогда не удивляли ни меня, ни сестру, ведь мы действительно были дружной и любящей семьей. А вот из Ромы такой заботливый семьянин вряд ли получился. С его-то принципами «ничего серьезного».