– Кто сказал, что я шучу? – Роман продолжал улыбаться, но таким злым я не видела его еще никогда. – Если тебе нечего бояться, просто уйди. Дай нам поговорить.
Леша погладил мое запястье большим пальцем, будто успокаивая, приобнял за талию, привлекая к себе.
– Милая, ты хочешь с ним разговаривать?
– Не вижу смысла, – я принялась рассматривать крошечные цветочки на обоях. Можно еще и посчитать их, все до единого, чтобы хоть чем-то занять кипящее сознание.
– Ну вот, – Алексей пожал плечами. – Ром, извини. Сегодня не твой день.
– Марин, – крепкие пальцы обхватили руку чуть выше локтя, вынуждая меня повернуться и посмотреть на него. – Ну что за детский сад? Пожалуйста. Пять минут.
Меня будто током прошибло от его прикосновения. И холодно стало, и боль усилилась, расползаясь как-то сразу по всему телу. Потянуло в животе, застучало тупыми молоточками по вискам, даже колени заныли, будто от усталости от долго-долгой ходьбы.
– Руки убери! – голос Лавроненко прозвучал на полтона выше. – И не заставляй меня забывать, что мы с тобой друзья.
Держащие меня пальцы разжались, но там, где они только что находились, продолжало давить стальным обручем. Клеймо он что ли выжег свое на мне? Собственностью своей сделал, которая дышать без него не может. Зачем я вообще встретила этого человека? Он же не принес в мою жизнь ничего хорошего. Одни только терзания и слезы. Слишком дорогая цена за несколько сладких ночей.
– Леш, я поговорю с ним. Иди в комнату. Или к маме. Она от моей помощи отказалась, может быть, хоть на твою согласится.
– Ты уверена? – он еще больше нахмурился.
– Все будет хорошо, – поддаваясь какому-то минутному порыву, я приподнялась на носочки, касаясь губами его щеки. – Это не займет много времени.
Ему не понравилось мое решение, а я сама не знала, зачем согласилась. Не было в этом никакого смысла, разве что прекратить препирания и не дать матери Алексея поводов остаться недовольной. Да и волновать ее не стоило. Какой бы сложной женщиной она ни была, все равно не заслуживала в ее возрасте лишних переживаний.
– Зови, если что, – Алексей бросил еще один недовольный взгляд на Измайлова и скрылся в кухне.
– Смешно, – процедил Роман, глядя ему вслед. – Я похож на маньяка, который собирается при первой возможности на тебя напасть? И от которого надо спасать?
– Ты хуже, – совершенно искренне призналась я. – У маньяка с головой проблемы, поэтому его действия хоть как-то можно объяснить. А у тебя…
– Что? – выдохнул он, приближаясь ко мне. Остановился в полуметре, но это все равно было слишком близко. И так небольшая прихожая сделалась совсем крошечной, и мне опять стало нечем дышать, будто грудь сдавило бетонной плитой.
– Неважно. Говори, что хотел, – и оставь меня в покое.
– У вас это серьезно?
Я могла бы прикинуться, что не понимаю, но был ли в этом смысл? Хотелось закончить разговор побыстрее, потому что он давался мне слишком тяжело. Знакомый запах парфюма окутал со всех сторон, затуманил голову. Я смотрела на любимое лицо, с ужасом для себя отмечая, что даже злиться на Измайлова нет сил. Мне было его жаль. Он выглядел уставшим и измученным. Даже похудел, кажется. Скулы еще больше заострились, лучики морщин разбегались по коже, делая его старше и строже. Безумно захотелось обнять, коснуться заросших щетиной щек, разгладить суровую складку между бровей. Сделать что-то, что поможет ему отогреться…
Я сглотнула, пряча руки за спиной и сжимая кулаки, так что ногти впились в ладони. Не хватало еще действительно сделать что-то такое! Мало того, что он уже натворил, так еще и возомнил, что может лезть в мою жизнь!
– Тебе не кажется, что это не твое дело?
– Капитолина Сергеевна сказала, что вы живете вместе.
– И что? – почему он вообще говорил с матерью Алексея о нас? И зачем явился сюда? – С кем бы я ни жила, тебя это не касается.
– Марин, – мужчина помолчал. – Я сто лет знаю Лавроненко. Он не тот, кто тебе нужен.
– Ты серьезно?! – теперь пришла моя очередь задавать этот вопрос. – А с чего ты взял, что я должна прислушаться к твоему мнению?
Он вздохнул.
– Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.
– У меня и было все хорошо! – от дикости ситуации начало потряхивать. – Пока ты не появился. И не полез в наши с Лешей отношения. Тебя это не касается! Вообще никак! Не понимаю, как у тебя хватило наглости даже заговорить об этом.
– Ты мне не чужой человек, – хмуро откликнулся он. – И мне не все равно…
– Да ну? – перебила я, чувствуя, что могу сорваться и закричать. Или – чего хотелось еще больше – вцепиться в эту красивую физиономию и изрядно ее подпортить. Исцарапать лицо, надавать пощечин… Заставить замолчать. – Зато мне все равно, – но, как плохо мне ни было, следовало помнить о том, что за стенкой – пожилая женщина, которая считает меня невестой своего сына. И слышать хоть что-нибудь из нашего мерзкого разговора ей совершенно ни к чему. – Все равно, что ты думаешь по этому поводу. Я сама разберусь, где мне жить и с кем спать.
На его лице задергались желваки, и я ощутила какое-то болезненное удовлетворение, что получилось задеть. Посильнее бы. Хотя, что бы ни сделала, этого будет мало. Не достанет, чтобы заставить его почувствовать то же, что чувствую я. И что уже успела пережить за бесконечные дни без него.
– Если это все, то я пойду. Пора ужинать и возвращаться домой, потому что на этот вечер у меня большие планы. Я передам Капитолине Сергеевне, что ты торопился домой и поэтому не попрощался.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросила я у Лавроненко, когда мы оказались в машине. Едва вынесла сегодняшний ужин. Хоть Роман и ушёл сразу после моих слов, ни проще, ни спокойней мне не стало. И напряженное общение с матерью Алексея тоже не улучшило ситуацию. Капитолина Сергеевна, видимо, именно во мне усмотрела причину того, что её любимчик так быстро скрылся, даже не попрощавшись. И хоть прямо она ничего не сказала, недовольство в мой адрес сквозило слишком отчетливо. Поэтому, когда мы засобирались, наконец, домой, я испытала настоящее облегчение.
Но разговор с Лешей все равно был неизбежен.
– Почему Роман утверждает, что ты мне не пара?
Мужчина хмыкнул.
– Марин, а чего ты ждала? Благословений от него и пожеланий жить долго и счастливо? Бывшие редко говорят что-то подобное.
Слово «бывший» неприятно резануло по нервам. Вроде бы и правда, да только слышать это было больно. И унизительно. Если бы мы расстались по-человечески, я бы и сама спокойно употребляла такую формулировку. А сейчас словно специально делался акцент, напоминая мне, что Рома бросил меня. Бросил без всяких объяснений.
– Знаешь, что самое странное? – я через силу постаралась улыбнуться. – Вы оба утверждаете друг про друга, что не подходите мне. Я ведь не забыла наш с тобой разговор, когда ты предупреждал, чтобы я не вздумала влюбляться в Измайлова. А теперь он доказывает, что мой выбор неправильный. И как это понимать? Вы же вроде как друзья.
– Не вроде как, – возразил он. – С самого детства другим и по-настоящему. Я, наверно, ни про кого другого такого сказать не могу.
– Странная какая-то дружба получается, – я подумала о девчонках, которых считала своими подругами. Лизе Карелиной, с которой мы вместе учились. Наташе Сенченко, на чьей свадьбе я была свидетельницей. Между нами почти не было секретов. И уж тем более мы не стали бы вставлять друг другу палки в колеса, мешая каким-то отношениям. Даже с той же Алькой я бы не позволила себе такого. А тут эти друзья едва не вцепились один в другого. И оба старательно пытали донести до меня, какой неправильный выбор я делаю.
– Мариш, у тебя странное представление о дружбе, – усмехнулся Лавроненко. – Тоже из разряда «так правильно»? Только ведь настоящий друг – это вовсе не тот, кто гладит тебя по головке, что бы ты ни делал. Иногда надо сказать правду, какой бы жесткой она ни была. Как раз потому, что ты друг.
– То есть вы оба сказали мне правду? Поделились нелицеприятным мнением друг о друге… – я отвернулась к окну, рассматривая бегущие по стеклу дождевые дорожки. В глазах защипало: от обиды, усталости, непонимания того, что происходит. Всего сразу. – И кого же из вас я должна послушать?
Я словно балансировала на грани, цепляясь за шаткие остатки душевного равновесия. Сейчас какой-то ничтожной капли хватило бы, чтобы довести меня до слез. Алексей, кажется, это почувствовал. Протянул руку, накрывая мои стиснутые в напряжении пальцы своей ладонью.
– Что бы мы тебе ни сказали, слушать нужно саму себя. И свое сердце. Ну, подумай, от того, что я расскажу тебе, какой Измайлов гад, ты станешь к нему хуже относиться?
– Куда же еще хуже… – прошептала я, не глядя на него.
– Себе-то не ври хотя бы, – откликнулся он. – Ты же никогда не любила его сильнее, чем сейчас. После того, как сама же прогнала.
Глава 28
Неожиданно для самой себя я поняла, что жду продолжения. Думаю о том, что случилось, о нашем разговоре, который так ни к чему и не привел, – и невольно рассчитываю, что Рома все-таки захочет объясниться.
Ну, что мешает человеку сказать, что все кончено? Это и так понятно, и совершенно очевидно, но, если бы он сказал напрямую, у меня не осталось бы шансов надеяться. А так я саму себя обманывала, ожидая того, чего в принципе не могло случиться.
Еще несколько раз пыталась поговорить обо всем с Лавроненко. Но тут сработала дурацкая мужская или дружеская солидарность. Он так и не рассказал мне ничего.
– Зачем, Марин? Я понимаю, тебе хочется, чтобы я его грязное белье перед тобой выпотрошил. Но уверена, что после этого легче станет? Отношение твое к нему все равно не изменится. Того, что я сказал уже, вполне достаточно.
Я не могла не разозлиться на это. То есть мучить меня своими туманными фразочками и намеками они оба были горазды, а раскрыть карты – это уже нет. Называется: понимай, как знаешь. И как хочешь.