Ему, может, и было достаточно. Мне – нет. Я продолжала наивно считать, что, если бы узнала причину, заставившую Измайлова так себя вести, это помогло бы все пережить. Особенно если бы эта причина оказалась какой-нибудь невероятной. Вроде жуткой и мрачной тайны в его прошлом. Вдруг он допустил какую-то непоправимую ошибку и в результате этого кто-то сильно пострадал. Кто-то близкий. Жена (если она была) или любимая женщина. Или, что еще ужасней, его ребенок. Такие истории сплошь и рядом встречаются в любовных романах. Герой мучается от чувства вины и не может позволить себе нормальные отношения. И надо только разобраться во всем – и помочь ему.
Алексей вытаращил на меня глаза, когда я, не выдержав, поделилась с ним своими предположениями. Смотрел так долго и ошарашенно, что я и без слов поняла, какую глупость сморозила. Потом, наконец, выдал:
– Как тебе такое вообще пришло в голову? Жена, ребенок… С чего ты взяла, что Ромыч был женат?
Ну, хоть одним безумным вариантом оказалось меньше. Я вздохнула, только не от облегчения, а от того, что так сильно во всем этом увязла. И поделать ничего не могу. Соскучилась и по-прежнему хочу к нему. Среди людей на улице постоянно высматриваю, и нервы натянуты до предела вечерами, когда только и жду, что оживет молчащий телефон, высвечивая его имя.
– Да так, – пожала плечами, смущаясь от того, что снова заставляю Лавроненко возиться со мной и успокаивать. И опять пожалела, что влюбилась не в того человека. Как сейчас просто и хорошо было бы, если бы мы с Лешей…
Подошла к нему и, повинуясь какому-то мгновенному порыву, обняла, сплетая руки на шее. Мужчина замер, уставившись на меня, но не оттолкнул. Смотрел с каким-то неопределенным выражением лица, не двигаясь с места. Я потянулась к губам, замирая в нескольких миллиметрах и ожидая реакцию, а потом потерлась о его бедра. И с ужасом почувствовала, как оживает, моментально откликаясь на мою близость, его тело.
Спутать его реакцию с чем-то другим было невозможно. Я слишком поздно поняла, что игра, которую затеяла, для меня слишком сложна. Я была не готова ни к чему подобному. И точно не с Лешей. Слишком сильно дорожила отношениями с ним, чтобы вот так, по глупости, все испортить.
Пока мысленно ругала себя всеми известными ругательствами и пыталась придумать, как с наименьшими потерями выпутаться из сложившейся ситуации, мужчина переместил руки мне на талию и сжал так крепко, что вырваться или отстраниться не осталось никакой возможности. И продолжал смотреть, смотреть, так пристально, что у меня мурашки побежали по телу. Но не от желания – от страха. Я боялась его, и еще больше – того, что натворила сама.
– Ну и? – наконец, спросил Лавроненко, кривя губы в каком-то подобии улыбки. – Что будем делать дальше?
– Леш… – меня разве что не трясло от волнения. – Прости, пожалуйста.
– И все? – он приподнял бровь. – Вот так просто: прости? А мне показалось, у тебя есть вполне конкретные планы на этот вечер. Уже почти решил согласиться.
Я не знала, куда деться от стыда и неловкости. Мало того, что он продолжал прижиматься ко мне, давая ощутить всю силу своего желания, так еще и не позволял ни отвернуться, ни даже опустить голову. Приходилось смотреть на него, в темные, чуть помутневшие глаза. Его губы, руки, плечи, бедра – все было так близко, но одновременно я чувствовала, что наша с ним дружба может улететь в глубокую-глубокую пропасть. И остаться там навсегда, если только не найти сейчас правильный выход.
– Не понимаю, что на меня нашло… – прошептала, чувствуя, как начинают гореть щеки.
– А чего тут понимать? – он пожал плечами, будто бы речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – Ты же попробовать хотела. Проверить. Ну, давай попробуем. Кто знает, вдруг нам понравится.
– Не понравится, – всхлипнула я в ответ, делая очередную попытку вырваться. – Мне уже не нравится.
– Может, ты с выводами спешишь? – он склонился к моему лицу, задевая губами щеку и удерживая их так на несколько мгновений. Но, к моему счастью, не двинулся ниже. Вряд ли я нашла бы в себе силы пережить еще и поцелуй. – Я умею ублажать женщин, еще ни одна не жаловалась.
– Лешенька, я знаю… – пришлось заморгать, чтобы удержать рвущиеся из глаз слезы. – Но я слишком сильно тебя люблю, чтобы испортить все случайным сексом.
Стискивающие меня руки разжались. Мужчина опустился на диван и рассмеялся, опуская лицо в ладони.
– Да уж, никогда не слышал подобного признания в любви. Даже не знаю, оскорбиться мне или порадоваться.
Я подошла, опускаясь на колени у его ног и утыкаясь лбом в плечо.
– Прости. Я полная идиотка. Правда, не знаю, зачем это сделала.
– Ну, перестань, – он выпрямился, поднимая меня с пола и усаживая рядом. – Только постарайся не реветь, ладно? А то если стану тебя утешать, могу и не сдержаться. У тебя хорошо получилось усложнить мою жизнь сегодня вечером.
– Прости, – выдохнула я в третий раз. – Не буду реветь, обещаю.
– Вот и отлично, – кивнул Алексей. – А теперь пообещай мне еще кое-что.
Я что угодно была готова пообещать, радуясь, что притянутый мной кошмар все-таки не случился. Хорошо, что у Лавроненко ума и выдержки оказалось достаточно, чтобы нас обоих остановить. Иначе… и представить страшно было, чем все могло закончиться.
Все-таки он невероятный. И настоящий друг. Вот же повезет кому-то… Кому-то, кто будет его действительно любить. И кого он… Я улыбнулась, задумчиво рассматривая сидящего рядом мужчину. Он повернул голову, перехватывая мой взгляд, и хмыкнул.
– И нечего тут мечтательно улыбаться. Ты пообещала!
– Конечно, – тут же согласилась я. – Все, что хочешь.
– Ох, Марина, – вздохнул он, качая головой. – Как же ты любишь спешить. Но на этот раз увильнуть не получится.
– Я сделаю, – повторила я, но уже без энтузиазма, внезапно понимая, что Лешина просьба мне, скорее всего, не понравится. Иначе он не стал бы делать такие долгие предисловия. Но было поздно.
– Я хочу, чтобы ты съездила к нему. И вы поговорили. Нормально поговорили, Марин. Не заставляю делать это прямо сейчас, но обещание тебе придется выполнить.
Дать обещание было значительно проще, чем исполнить его. Мы с Алексеем к этому разговору больше не возвращались, он не давил и не торопил меня, но, тем не менее, это не спасло от напряжения. Я понимала, что должна буду поехать к Роману, хоть никак не могла себя заставить это сделать.
И смысла не видела, и как вести себя при встрече – не представляла. Что я ему скажу? Что до сих пор безумно хочу и потому кидаюсь на других мужчин? Вряд ли бы такое признание пришлось Измайлову по вкусу. Тем более, он ведь уверен был, что мы с Лешей давно живем вместе. Рассказать правду – значило бы признаться в своих чувствах. Выдать свою слабость и зависимость. Сделать то, что я не только не хотела, но и боялась.
И еще ведь существовала эта его «дорогая Лена». Что, если она окажется дома во время моего приезда? Вряд ли можно было бы себе представить более унизительную ситуацию.
Да и потом, не могла я не понимать, что если бы Рома захотел поговорить, то нашел бы способ это сделать. Его попытку что-то донести до меня в доме Капитолины Сергеевны вряд ли можно было рассматривать серьезно. С того дня прошло уже больше недели, а он так ничем больше и не напомнил о себе. Выводы напрашивались неутешительный. Зачем понадобилось Леше убеждать меня решиться на разговор, я понять не могла. Он ведь лучше, чем кто-либо еще, должен был знать сущность своего друга. И полную бесперспективность таких бесед. Но раз просил об обратном… хотя бы из уважения к нему я должна была это сделать.
Решение пришло как-то совсем неожиданно. Мне позвонила Алька и попросила привезти ей что-нибудь из продуктов. Умудрилась подцепить где-то простуду с температурой, сил дойти до магазина не было, а дома все закончилось. Я на короткое мгновенье позволила промелькнуть мысли о том, что сестра могла бы заказать доставку, но тут же осадила себя и отругала за эгоизм. Она бы на моем месте наверняка ничего такого не подумала, примчалась бы сразу, а я выискиваю причины не появляться в том доме, где живет Измайлов. Даже ценой здоровья близкого человека.
Угрызения совести стали последней каплей: после работы я заехала в супермаркет, набрала целый пакет разных вкусностей и отправилась к Алевтине.
Сестра, правда, даже на порог меня не пустила. Открыла, бледная, взъерошенная, с красным распухшим носом, забрала у меня сумку и тут же заявила, что в квартиру зайти не даст. Потому что не хочет заразить. Захлопнула дверь перед моим носом и до меня тут же донесся глухой, надрывный кашель: простуду Алька явно не выдумала.
Сестринский долг я выполнила, но вот настроение стремительно ухудшалось. Меня отделяли от Романа всего два лестничных пролета, и было бы глупо не воспользоваться тем, что я уже здесь. Когда решусь приехать в следующий раз, сложно представить. А сейчас есть все шансы выполнить данное Лавроненко слово. Хотя бы попытаться. А если Роман откажется разговаривать или окажется не один, или… найдется еще одна из сотни причин, по которой ничего не выйдет, я смогу уйти. И быть уверенной, что на этот раз навсегда.
Глава 29
Я не воспользовалась лифтом, а двинулась пешком вверх по лестнице, таким образом оттягивая время. И отчаянно надеясь, что дома не окажется не только дорогой Лены, но и самого Измайлова. И одновременно желая, чтобы все закончилось поскорее. Не зря же говорят, что ожидание иногда страшнее действительности.
Мне было страшно. Страшно повести себя как-то не так или не найти подходящие слова. Да и могли ли вообще любые из них оказаться подходящими? Все происходило как-то совершенно неправильно. Это Рома должен был искать со мной встречи. Он должен был волноваться, переминаясь с ноги на ногу у меня под дверью, терзаясь вопросом, не окажется ли дома Алексей и не устроит ли ему разнос за неуместное вторжение.
Он открыл очень быстро, едва мои пальцы коснулись звонка. И нисколько не удивился, увидев меня. Будто ждал. Я даже подумала на мгновенье, что это предатель Лавроненко сдал меня, рассказав, куда я поехала. Но тут же вспомнила, что не говорила ему о визите к сестре. И что к Измайлову собираюсь заехать сегодня – тоже. Да и Алька с осипшим горлом и температурой вряд ли бы стала сразу после моего ухода звонить соседу и предупреждать, что я могу наведаться в гости.