— Слава! — вразнобой крикнули солдаты.
— Уведите их.
Офицеры обречённо потянулись к выходу. Солдаты за ними.
Скоро донеслись отдельные глухие выстрелы. Солдаты расстреливали своих командиров. Первые — стреляли в затылок. Другие — в уже мёртвые, не чувствующие боли тела. Но стрелял каждый.
— Стройся!
Одетые, затянутые в форму солдаты выстроились на плацу, ровными шеренгами. Из темноты ночи, с бархана, съехал джип, в котором сидел Галиб. Солдаты у шлагбаума отдали ему честь.
Джип крутнулся, встал посреди плаца. Галиб ступил на землю.
— Смир-на! — скомандовали вставшие под его знамёна командиры.
Солдаты разом подтянулись, повернули головы. Галиб приветственно махнул им.
— Галиб рад, что к нему присоединились новые воины, — сказал Помощник. — Галиб щедр к тем, кто беспрекословно повинуется ему, но не знает жалости к предателям. Тот, кто ослушается его, кто проявит трусость, ответит своей жизнью и жизнью своих близких.
Галиб кивнул.
— Теперь каждый из вас получит по пятьсот долларов.
Вновь завербованные воины благодарно заулыбались и закивали. На Востоке любят халяву. Хотя какая это халява…
— Через десять минут мы выступаем. Вскройте склады и заберите оружие и боеприпасы. То, что нельзя унести — уничтожьте. Казармы подожгите. — Такой был первый приказ.
— Разойдись!
Через десять минут из части потянулась колонна вновь обращённых бойцов Галиба. Сзади ярко полыхали подожжённые казармы.
Воинская часть была захвачена без единого выстрела. Если не считать расстрелянных офицеров. Правительственным войскам — убыло. Армии Галиба — прибыло.
— Они сдались без боя! — сообщили Президенту.
— Как? Мои войска боятся драки? Почему они не приняли бой?
— Это было внезапное нападение. И ещё… Галиб заплатил им.
— Заплатил, чтобы они не стреляли?
— Так точно.
— Что же это за солдаты, которые продают свою Родину и своего Президента за деньги? Как можно воевать с такой армией? Неужели не нашлось никого, кто остался верен мне?
— Несколько офицеров. Галиб расстрелял их.
Президент встал и торжественно объявил:
— Погибших офицеров представить к наградам. Посмертно. Семьям назначить пенсии. А сдавшихся без боя, которые пришли к нам… Сдавшихся отдать под суд и примерно наказать, чтобы другим неповадно было! Солдаты, защищающие законную власть, должны воевать, а не бегать от выстрелов, как трусливые суслики! Исполнение доложить лично мне!
— Есть.
Это было ошибкой наказывать тех, кто не оказал сопротивления и пошёл за Галибом. Плетью обуха не перешибёшь — только плеть истрепать. Но что сделано, то уже сделано…
Пресс-конференция была громкая. Но тихая. Потому что ответчик был редкостным молчуном.
Журналисты передали свои, набитые на листах, вопросы.
И получили исчерпывающие ответы.
— Почему вы поддерживаете мятежников, которые выступают против законной власти?
— Потому что власть, уничтожающая свой народ, перестаёт быть законной.
— У вас есть доказательства проводимого силовыми структурами правительства геноцида?
Ну конечно есть! Вот фото вскрытых могильников с многочисленными трупами женщин и детей… Вот свидетельства счастливо спасшихся пленников и перебежавших на сторону мятежников солдат правительственных войск, участвовавших в экзекуциях… Вот фотографии расстрелянных, обезглавленных и посаженных на кол жертв. Сожжённые поселения… Поля, перепаханные гусеницами танков, вытоптанные войсками… Видео женщин. Молчаливых стариков. Пристрелянных собак!
Полный набор. Что ещё надо?
— Но ведь вы тоже убиваете?
— Только врагов, которые отказались сдаться в плен.
И новые свидетельства солдат, перешедших на сторону мятежников, которые уверяли, что с ними обращались гуманно с соблюдением всех международных норм, никак не ущемляя их человеческое достоинство.
— Какие цели вы преследуете?
— Спасти от полного уничтожения малые народы, которые просили у меня защиты.
— А после?
— Выполнив свою задачу, я уйду.
— Куда?
— Откуда пришёл.
А откуда он пришёл? Чтобы туда уйти?
На этот вопрос ответа не было. А это интриговало.
Кроме программных вопросов прозвучало несколько провокационных. Они должны были прозвучать.
— Многие уверяют, что ваша политическая карьера началась с участия в террористическом подполье.
— Что есть терроризм — уничтожение безвинных ради запугивания виновных. Но я никогда не воевал с невиновными, наказывая лишь противников нашей веры. Только их! Это не есть терроризм, а святая освободительная борьба за наши ценности и идеалы. За наше будущее. Аллах направлял мою руку, которая карала лишь врагов и изменников.
— Но рассказывают, что ради поддержания дисциплины вы отрезали провинившимся уши и отрубали руки.
— Кто это вам сказал? Если бы я позволил себе нечто подобное, от меня немедленно разбежались бы все солдаты. Возможно, среди моих командиров имели место отдельные злоупотребления, но все виновники разжалованы и строго наказаны. Аллах не допускает насилия над правоверными.
Присутствовавшие на пресс-конференции воины Аллаха дружно закивали безглазыми и безухими головами и зааплодировали культяпками.
— А как же они?
— Это жертвы боев и пыток проправительственных войск. Можете опросить их и вам расскажут, что творится в застенках контрразведки и военных тюрьмах.
Рассказы и показания жертв произвола спецслужб и военной контрразведки, от которых кровь стыла в жилах, были распечатаны, подшиты и заранее розданы всем присутствующим.
— Что вы намерены делать дальше?
— Сражаться за свободу угнетённых народов и племён. И за свободу коренного населения, томящегося под пятой диктаторского режима. Аллах не допускает уничтожения правоверных руками правоверных. А я слуга Аллаха, исполняющий его волю. Пусть здесь воцарятся мир и покой. И ради этого я готов пожертвовать собой и жизнями своих воинов. И да услышит меня Всевышний.
Человек в камуфляже и платке встал и коротко поклонился.
Пресс-конференция была закончена.
— Чушь какая… — сказал Хозяин известного всем, на холме, дома, досмотрев видео до конца. — Кто писал ему тексты?
— Аналитический отдел Восточного сектора. С поправкой на предназначенную для просмотра аудиторию.
— И они всё это скушали?
— Да. Мы получили очень хорошие отклики. Агент Крюгер имеет серьёзные позиции на Востоке. В настоящий момент мы работаем над сменой его имиджа в сторону смягчения образа для дальнейшего продвижения в большую политику.
— Его?!
— Да. У него очень высокие рейтинги. Самые высокие.
— Или я что-то не понимаю, или мир спятил с ума. Вначале руки рубить, а теперь сопли по экрану мазать. Ладно, не буду делать поспешных выводов. Надеюсь, в наших спецслужбах сидят профессионалы, которые не зря кушают свой хлеб с ветчиной. Что я должен делать?
— Связаться прямой линией с агентом Крюгером…
— Вот с этим?
— Да. Вы должны дать ему определённые гарантии, потребовав взамен более решительные действия. Кроме того, наши службы обеспечат дозированную утечку информации, которая сработает на его имидж и стимулирует выгодные нам политические процессы в Регионе. Нам необходимо опереться на ваш авторитет для усиления наших позиций.
— Ну, хорошо. Вам виднее. Хотя всё это напоминает дешёвую оперетку. Я не хотел бы плясать под чужую дудку… Поэтому прошу подкорректировать сценарий встречи. Например, вот это… Он что, всегда будет в этой тряпке?
— Он дал обет скрывать своё лицо.
— Мне плевать на его обеты. Я что, должен приспосабливаться ко всяким идиотам в намордниках, которые вместо ответов мычат? Или мне тоже надеть маску? Как вы вообще видите нашу встречу? Я говорю, а он согласно кивает или, напротив, мотает башкой, ставя меня в глупое положение? Вы всерьёз считаете, что я должен играть в его игры? Не слишком ли много вы от меня хотите? Кто он вообще такой, чтобы навязывать нам правила игры? Игры вполне идиотской. Мне кажется, надо поставить его на место. Наша с вами страна не та страна, которой можно навязывать чужую волю. Если он теперь к нам не прислушается, то и после нас не услышит. Объясните ему, что он не прав. Что серьёзные политики в прятки не играют. И это не моя прихоть или обида, это большая политика, где все должны быть на равных. Кроме тех, кто им не ровня. Мы не можем подстраиваться под навязываемые нам условия, ибо это, в первую очередь, не понравится нашим избирателем. Уступки — это признак слабости. А мы сильны как никогда! А потому правила и порядки должны устанавливаться нами, ибо это есть основа нашей политики и менталитета. Сильный не может уступать слабому, иначе разрушится вся политическая иерархия. — Хозяин дома на холме встал. — Надеюсь, вы сможете донести мою мысль и внушить ему, кто такой президент самой могущественной страны мира и кто такой он. И когда он осознает и проникнется… я готов буду сыграть свою роль. Ради процветания нашей с вами отчизны и благополучия её населения. — Президент нахмурил брови, демонстрируя решимость. Но все же не сдержался. — И где вы только таких типов находите?.. Один другого краше! Скоро с обезьянами предложите мне лобызаться…
А может, ещё и придётся… В политике лучше не зарекаться. Тем более что должность… она обязывает с кем угодно, разнообразно и по первому требованию! Как в самой древней профессии. Потому в этих профессиях себе не принадлежишь. А принадлежишь всем… И ещё обстоятельствам. Которые сложились. В очень замысловатую фигуру…
Когда где-то громыхает, разносится эхо. Когда громыхает в доме на холме, эхо разносится очень далеко.
— Наши заокеанские «друзья» запросили у нас дополнительную информацию по Галибу.
— Какую?
— Всю имеющуюся, включая наши агентурные источники.
— Они что там, с ума сошли? Но если они сошли, то и нам придётся сойти. Мы в одной упряжке скачем. Отчего только такая суета? Вы, конечно, не знаете. И я не знаю. И никто не знает… Но, может быть, они знают то, чего не знаем мы… Возьмите-ка этого Галиба в плотную разработку. И привлеките наших арабских информаторов. Они должны найти к нему подход.