— А если они не согласятся?
— Обычно руководители террористов соглашаются на такие хорошие условия, ибо сохраняют жизнь, получают серьезные деньги и доживают свой век в сытости и покое где-нибудь в Латинской Америке под чужой фамилией и биографией. Поверьте нам, мы имеем опыт. Мы проводили подобные мероприятия не в одной стране. Вы можете посмотреть и проанализировать многие операции по освобождению заложников и сделать соответствующие выводы.
— О каких суммах может идти речь?
— С точки зрения государства, тем более такого богатого, как ваше, самых минимальных. Точная цифра зависит от суммы гонорара террористам. Мы за наши услуги берем лишь десять — пятнадцать процентов от общей суммы в зависимости от сложности планируемых мероприятий.
— Надеюсь, вы даете мне время на раздумье? — улыбнулся Президент.
— Конечно, это ваше право. Но хотим напомнить, что время идет… уходит, и события могут принять нежелательный оборот. В любом случае мы благодарим вас за встречу и хотим заверить, что всегда к вашим услугам.
Визитеры поклонились и вышли.
Президент остался и задумался. Очень соблазнительно… Ну, очень!
— Мы хотим говорить с Османом.
— Кто вы?
— Представители МОПЗ — Международной организации помощи заложникам. Мы получили согласие местной полиции. Мы хотим говорить с ним тет-а-тет.
— Как-как?
— Один на один. Без свидетелей. У нас очень интересное для всех предложение.
Осману передали. Осман согласился. Он уже привык к интересным предложениям. И к деньгам, которые сыпались со всех сторон.
— Чего хотите?
— Помочь вам разрешить эту сложную ситуацию с наименьшими потерями для всех, — перевел переводчик. — Или ты здесь собираешься всю жизнь сидеть? — добавил уже от себя. — Послушай их, это серьезные дяди с серьезными тугриками. С ними можно договориться, если не быковать и по-умному.
— А что им надо?
— Чтобы ты отпустил всех заложников и получил бабки за всех оптом. Захочешь со своими поделиться — поделишься, не захочешь — не надо.
— А что потом? Потом меня и всех моих братьев перемочат менты, а деньги заберут себе?
— Не перемочат. Гарантами выступят серьезные международные организации. Ты что думаешь, их так просто к тебе допустили? Хренушки, потому что связи в самых верхах! Так что эти сделают, эти вытянут! А баксы лягут в банки. Не здесь — там. Ну, или где скажешь. В крайнем случае, вас будет судить европейский суд, вы получите по нижней планке, как борцы за свободу нацменьшинств, и будете жить как шпроты в масле.
Осман молчал. Наверное, думал. Переводчик наседал:
— Ты был в их тюрьмах? А я был. И здесь, и там. Здесь — отстой и кайло в руки. А там трехразовое питание, пятьдесят блюд на выбор, включая особые религиозные диеты, телик в каждой камере, тренажеры и амнистии раз в полгода. Ну, оттянетесь в этом доме отдыха года три, а потом свобода, Европа и бабосы на счетах! Живи, блин, не хочу!
— А им это зачем?
— А-а… Посредники баксы с общественных организаций и фондов снимают, часть вам башляют, часть себе берут. А те с государства тянут. Нормальный бизнес. Ты давай, соображай быстрее. Они меня наняли, чтобы я втолковал. И хорошую премию обещали. Если получу — тебе треть отстегну.
— О чем вы там говорите так долго? — удивленно спросил переводчика один из «серьезных дядей».
— Я ему ваше предложение передал, — ответил тот. — Своими словами.
— Скажите ему еще, что убийство гражданских лиц — это серьезное правонарушение в любых цивилизованных странах и самый страшный грех в любых религиях.
— Да всё я ему уже это сказал.
Переводчик снова начал разговор с Османом:
— Ну, ты въехал? Ты им заложников, они тебе бабки и отмазывают от местных ментов. Если, конечно, ты лишка трупов не напластаешь. Сегодня сговоришься — завтра свалишь отсюда.
— Я сейчас не могу.
— Это почему?
— Мне братьев с нар снимать. Я обещал. Я Аллахом поклялся.
— А если они теперь на штурм пойдут и тебя угробят? Они же менты, им же пофиг. И всё — сгорели бабосы. Ты труп, а я в пролете! А своих потом вытянешь, когда деньгами разживешься… А так вас здесь всех перемочат. Бесплатно…
Много все-таки переговорщиков и прочих заинтересованных лиц закрутилось вокруг Османа. И всяк свой интерес ищет, потому что событие… А где событие, там интерес. Где интерес — там рейтинги. А что это за событие — фестиваль в Каннах или захват Эрмитажа — не суть важно. Важно, что громко и рекламоспособно. И можно наварить денег или политический капитал. Политический даже важнее. Отсюда и спрос.
— Осман, с тобой хочет говорить… Гельмут Мюллер, — прочитали по бумажке.
— А это кто такой?
— Лидер Европейской партии свободы.
И этот туда же! Шлепнуть бы тех террористов всех и разом, и дело с концом. Но нельзя, невозможно, потому что заложники, иностранцы, картины. Потому что — Эрмитаж, событие мирового уровня. Вот все и лезут… без мыла… Весь мир! А руки связаны. И на шее удавка наших и чужих СМИ и всяких евродепутатских групп, так что не пикнешь. И надо строить хорошую мину при плохой игре. И как-то крутиться, маневрировать, вертеть тем местом, которое обычно вылизывают. И не понятно, вообще не понятно, как быть дальше. Эх, кабы не Эрмитаж!
— … А если через коммуникации? Здесь подкопаем, подрежем, выберемся. И потом через первый этаж…
— А они убьют заложников!
— Может, газ пустим? Там вентиляция — откроем вентили, и по шахтам на этажи. Разойдется сквознячком…
— А они убьют заложников, ведь уснут-то не сразу.
— А если чем покрепче?
— А если покрепче, например боевым газом, отравляющим, то все сдохнут. И заложники в том числе.
— Тогда внаглую…
— А они убьют заложников.
Ну ни черта же не выходит! Ничего не придумывается. Везде тупик и дырка от бублика.
— Может, хрен на них, на заложников? Всех не сожгут, кто-то уцелеет. Зато бандитов всех положим. Бывало же так. Хоронили гражданских, и ничего.
— То где было и когда? То раньше было. А здесь иностранцы. Ты глазки разуй, посмотри на площадь и набережную. Там же на каждом шагу по телекамере и журналюге с микрофоном! Они же со всего мира слетелись, как мухи на дерьмо. Они каждый наш шаг запротоколируют… И если с иностранных заложников хоть волосок слетит, то с нас — погоны. Кто-то же должен будет отвечать, кому-то надо быть крайним. Давайте думайте дальше. На то вам головы к погонам привинчены. А на головах фуражки…
— Кто в туалет? Вставай.
Вечерняя оправка. Встают заложники, некоторые уже с трудом. Засиделись, отекли, отвыкли ходить.
— Инвалида подождите.
Кто там в охранении? Привычный, дежурный вопрос. Механический. Всё нужно замечать и отмечать просто на всякий случай, даже если нет причины. Всегда!
Первый охранник из бывших заключенных, потому что без маски. Второй — вечный сортирный сопровождающий. Его зовут Магомед. Он даже не протестует — привык к своим обязанностям.
— Магомед, инвалида берем?
— Пусть идет.
Пошли привычным маршрутом.
Дверь. Следующий зал. Брошенные в углу прорезиненные торбы. Не пригодились!
Прошли первый зал, превращенный в туалет, вошли во второй. Первый — под завязку. Туда уже не водят.
Первыми вошли мужчины. Как-то так установилось, что теперь все вместе не заходят. В жизни устраивается всё, если тянется долго. И охране надоело воевать с заложниками. Проще подождать, чем препираться. Куда им спешить? Все они здесь в одной лодке. Все устали одинаково.
— Мы пошли.
Магомед только рукой махнул.
Дверь. За ней другая. Между ними тамбур. Странно, какой-то шум и возня за дверью. Глянуть? Он ближе всех к двери, так как инвалид и ему уступают близкие места, чтобы не ходил, не цеплялся ногами, не таскал в зал…
Подойти ближе, прислушаться к глухому повизгиванию. Потянуть, открыть дверь… Ах ты, черт! Зря сунулся!
Первый охранник, тот что из зэков, и с ним незнакомая девушка. Негодяй сдавил ей горло левой рукой, а правой шарит под юбкой, рвет на ней белье. Оглянулся, заслышав скрип двери, но, увидев инвалида, потерял интерес. Не до него ему теперь. Инвалид в этом деле ему не помеха.
Нет, не должен он ничего делать! Должен уйти, прикрыть за собой дверь и переждать. Но как уйти, как?
Девушка закатила глаза, обмякла и затихла. Похоже, передавил шею, не рассчитал в пылу страсти. Этак он ее совсем прикончит! Шейка-то как у тщедушного цыпленка. Уже не сопротивляется, сознание потеряла!
Теперь она уже ничего сделать не может.
А дверь — верно, надо тихонько прикрыть! Сразу стало темно. Теперь он незаметен.
Вот он, бандит, дышит прерывисто, сопит, ничего не замечая вокруг. Дорвался до запретного. Что-то там рвет у себя на поясе. Поди, ремень.
Сделать к нему два аккуратных шажка, тихо и аккуратно завести за голову руку. Где там у него артерия? Надо вспомнить анатомию, которую они учили почище иных хирургов! Ткнуть, нажать на пульсирующий бугорок. Перекрыть всего на несколько секунд ток крови к голове. Нормальный, обычный борцовский прием. Но смертельный, если подержать пальчик подольше. Но этого лучше не делать.
Поплыл бандит, осел на подкосившихся ногах. Даже ничего не понял, не рассмотрел инвалида в темноте.
Теперь быстро посадить девушку, нащупать ее руку, разжать пальцы и положить ее ладонь на шею неудачливого насильника.
Давай, приходи в себя. Похлопать по щекам.
Кто-то подошел к двери, взялся за ручку.
Всё — секунда!
Отпрыгнуть, упереться плечом в стену, скрючить руки, выгнуть ноги. Но главное лицо — выражение покорности и испуга, чтобы никому в голову ничего не пришло!
Дверь распахнулась, стало светло, первым вошел Магомед и видит такую картину: бандит сидит на поджатых ногах, голова бессильно свесилась на грудь. Перед ним девушка, а рука ее на горле насильника. Он без сознания. Она еле дышит. Убила? Подскочил Магомед, дал девушке оплеуху так, что она отлетела, ударилась головой о стену. Встряхнул охранника. Тот очнулся и тупо посмотрел вокруг. Увидел девушку, Магомеда, инвалида и еще каких-то людей. Что это было? Встал, пошатываясь, поддерживая спадающие штаны.