— Открывай.
Повернуться к капитану, махнуть.
И тот махнул в ответ. Молодец, бдит. Не один я тут ребята, не один. Капитана сразу не достать, а у него рация, и машина, и автомат, поди, имеется…
Помедлил водитель, словно принимая решение. Потянул дверцу.
Встать за него, прикрыться, на случай если они сразу палить начнут. Пусть лучше в него.
Ну что там? — выглянуть из-за плеча? Четверо охранников. И Магомед в пожарном прикиде. А груз? Не видно. Итого: шестеро с водителем. Здрасьте, люди добрые.
Улыбаются, растягивают рты от уха до уха. Только не очень получается — оскалы получаются волчьи. У одного на колени спецовка брошена. А под спецовкой автомат. Да и другие ладошки открытыми не держат.
Ну, всё понятно с вами, ребята. На одни рожи достаточно взглянуть. И на руки, засунутые в карманы. Все при стволах и все готовы… Тут одними словами не обойтись.
— Детей у вас тут нет? Маленьких.
— Нет, нет, — дружно замотали головами.
Вздохнуть тяжело:
— А документики ваши глянуть можно? Служба такая. И капитан — зараза. Операция у нас…
Напряглись. Мужик с автоматом, подался вперед.
— Слышь, командир, мы документы дома забыли. Давай так разойдемся?
Вытащил из-под робы руку, в которой была зажата пятитысячная купюра.
Даже так? Надо заинтересоваться, глазками заблестеть алчно, потому как профессия обязывает! Пять тысяч на дороге… валяются. Но… капитан.
— Да я бы, конечно, я понимаю. Но старшо́й… Придется предъявить.
— А если так? — Из-под робы вылезло дуло автомата.
— Слышь, лейтенант, тебе зачем приключения искать? Поезжай себе… к семье и деткам. И деньги забери.
— У вас что, мужики, операция?
— Ну да, — закивали бандиты. — Операция.
— Понимаю, понимаю… Ну, ладно тогда.
Потянуть руку к кобуре. Пустой.
— Ей, лейтенант, без глупостей. Ручки приподними.
А это, пожалуйста. Приподнять руки, соединить в кольцо. Видите — вот они, все на виду.
Водитель отшагнул вбок. Из-под выстрела уходит? Руку в карман сунул, глазками повел. Значит, решили по-тихому, чтобы капитана не беспокоить. Решили ножом под ребра, чтобы несколько секунд выгадать. Тогда дальше ждать нельзя. Перо в сердце ждать нельзя!
— Мужики, вы чего, мы же договорились. Если бы не старшо́й, то я… — Заморгать, чуть не плача, рожу скорчить жалостливую. Одновременно приподнять левую руку, чтобы пистолет пополз вниз по рукаву. Нащупать ребристую рукоять макарова.
— Вон капитан за нами следит!
Чуть повернуться в сторону машины и несговорчивого капитана. Ткнуть правую руку в рукав, нащупать скобу… И… не выхватывая пистолета, не целясь, нажать на спусковой крючок. Чтобы через рукав!
Выстрел — в лоб бандиту с автоматом. Обожгло пламенем руку в рукаве…
И тут же ответная очередь, которая пришлась в водителя.
Остальные сориентировались быстро — нырнули за оружием. Только поздно. Указательный пальчик — он быстрее будет!
Выстрел! Второй! Поворачиваясь всем корпусом, заорать страшно, чтобы волю парализовать:
— Сидеть!
Выхватить из-за пояса второй пистолет и в два ствола, парными выстрелами, целясь в руки:
Выстрел-выстрел!
Выстрел-выстрел!
Магомеда не трогать, только ранить в плечо, чтобы стрелять не мог!
Всё! Корчатся на сиденьях. В руках пистолеты, которые им не пригодились. Магомед скрежещет зубами, тянется, пытается поднять выпавшее из раненой руки оружие.
Отбросить оружие ногой. Быстро осмотреться.
Три трупа, включая водителя, которого перечеркнула очередь. Это плохо, потому что он знал, куда ехать. Очень плохо!
Еще один боевик испуганно крутит глазами. Судя по всему — не жилец, пуля попала в живот, кровь хлещет через сжатые пальцы. Глаза в пучок…
Ладно, пока не до него. Нужно заняться Магомедом, пока он не очухался, в себя не пришел! Нужно потрошить его по-горячему! Напугать, найти подходец… А что, если… Да, такого он не ждет. Точно не ждет! И значит, может растеряться и поплыть. Только нужно хорошо сыграть, правильно. Нахмуриться, сжать зубы так, чтобы желваки заиграли. И ненависти, побольше ненависти в глазах. И голос — свистящий шепот в самые глазки.
— Ты зачем Османа убил, шакал! Брата моего?
Испуганный, недоуменный взгляд. Больше удивленный, чем испуганный. Это плохо. Надо добавить красочек.
— Он герой, он слуга Аллаха! А ты его… — Ударить дулом пистолета в плечо, в рану.
Магомед взвыл от боли и неожиданности.
— Я за него… я тебя и всех родичей твоих и даже собак!
Закатить глазки, падучую изображая.
Что — страшно? Теперь — страшно.
— Зачем ты убил Османа? Говори! Русские приказали? Ты служишь русским? Ты продался неверным?
Замотал головой.
— Нет!
— А кто? Кто сказал?
— Человек. Я его не знаю. Он велел Османа убить, если тот заложников отпустит.
— Зачем?
— Не знаю! Он хорошо заплатил. И сказал, что Осман предатель и что станет довариваться с русскими. И еще велел бензин поджечь.
Час от часу не легче!
Бензин-то зачем? За каким ему пожар сдался? Или он хотел заложников живьем спалить?
— Мне приказали убить и взорвать. Если он договорится. Я сделал…
И всё равно, не понятно! Взрывать-то зачем, когда все кончено?
Все-таки, получается, его руками кто-то сорвал спасение заложников. Кому-то нужны были жертвы. Многочисленные.
Кому? Хоть тем — хоть другим. Хоть даже третьим. Жертвы — это хороший политический козырь. Востребованный на международном и внутреннем рынке «товар».
— Ты с самого начала знал?
— Да. Меня наняли и велели всегда быть возле заложников.
Даже так? Понятно теперь, почему именно он их в туалет водил. Потому что на эту должность точно, охотников было не сыскать. А он — пристроился, чтобы рядом быть.
Но для чего?!
— Кто про трупы придумал? Кто приказал террористов из здания под видом санитаров выводить?
Уставился испуганно, словно вопроса не понял.
Или — не понял?
— Про трупы? Никто не придумал. Я не знаю про это ничего. Мои «братья» все там остались, только я один!
— А санитары?
— Какие?
— Которые носилки выносили?
— Они не наши, они русские. Их там не было, они после пришли.
Что за ерунда? Тогда зачем все это? Если русские. А «братья» там остались?
Зачем?!
— Пожарника ты убил? Чтобы переодеться?
Молчит, смотрит исподлобья.
Ткнуть еще раз в рану. Да посильнее. Чтобы разговорился.
— Ну?!
— Мне приказали! Мне нужно было в «скорую помощь». Это он все придумал.
— Кто? Тот, который приказал Османа убить и бензин поджечь?
— Да — он.
Что за таинственный гость?
— Где вы с ним встречаетесь?
— Там, за городом. На заброшенной фабрике. Мы туда ехали.
Значит, адрес знает. Уже хорошо.
Только зачем им встречаться? Зачем? Если некого спасать! Он что, груз ему хочет отдать, который из машин «скорой помощи» перенесли?
И где тогда он? Ведь таскали же его! А здесь — пусто! Только какой-то хлам и носилки. Вон они валяются горой, друг на друге.
Стоп!
Носилки…
Потому что во всей этой истории присутствуют, кроме всего прочего, носилки. Заложники, трупы, санитары, «скорая помощь» и… носилки. На которых вытаскивали трупы, а потом бросили в машины «скорой помощи».
На хрена?!
— Вы зачем носилки сюда?
— Он — приказал. И велел мне проверить и пересчитать. Чтобы они не пропали.
А это-то для чего? Что это за ценность такая — две палки и брезент?
Или… ценность? Потому что трупы, санитары…
А чего гадать, если проверить можно.
Глянуть… Поворошить… Пощупать…
Что за черт?
А ну-ка…
Пошарить по одежде, выудить из кармана ближайшего погибшего бандита нож — потому что они у них всегда при себе. Открыть лезвие. Подлезть поближе, поудобнее. Подцепить брезент, повести, чтобы ткань поползла в разные стороны…
Ничего…
Совсем…
А если подальше? Если здесь.
Воткнуть, поддеть, разрезать, раздвинуть…
Мамочка моя!
Так вот, оказывается, в чем дело!
Но это же… Это с ног на голову! Это же… охренеть можно!
— Дорогие сограждане. Хочу выразить глубокое сожаление по поводу случившейся в Санкт-Петербурге трагедии. Это во всем смыслах беспрецедентный случай, который показывает, насколько хрупок окружающий нас мир.
Мы не были готовы к такому удару, ибо произошедшее выходит за рамки понимания и здравого смысла. Это бесчеловечный акт вандализма и пренебрежения к человеческим жизням. Это вызов нам, нашей стране и миру.
Выражаю свои самые глубокие соболезнования всем пострадавшим в этом теракте. К сожалению, в нем погибли люди, погибли дети.
Мы не можем вернуть погибших, это не в наших силах. Но мы приложим максимум усилий, чтобы выявить и наказать виновных, чтобы они понесли заслуженное наказание.
Мы окажем максимальную помощь пострадавшим, в том числе передав им материальную помощь, о чем я дал распоряжение соответствующим органам. Ни один пострадавший не будет обойден вниманием государства.
К сожалению, пострадали не только люди, но и экспозиция известного во всем мире собрания картин Эрмитажа. Утрачены многие мировые шедевры. Что нельзя назвать иначе как проявлением варварства.
Я не снимаю с себя ответственности за произошедшее и обещаю самым серьезным образом проанализировать работу спецслужб, чтобы в дальнейшем исключить повторение подобных/ трагедий.
Я призываю сплотиться в этой, не побоюсь этого слова, национальной беде и извлечь из нее уроки…
Машина ДПС. Капитан в полуобморочном состоянии. Потому что выстрелы слышал. Надо бы его… их успокоить. Уж как получится.
— Ну все ребята, считай — отстрелялись. Я — отстрелялся. Из вашего табельного. Так что вы теперь — соучастники. Там в машине пять трупов. Потом, если захотите, посчитаете. А я — не офицер. А кто — вам лучше не знать… Если меня искать начнут, а вы мой портретик словесный разрисовывать и чере