Я на мгновение теряю из виду коньяк, все мое внимание сосредоточено на том месте, где лед встречается с моей кожей, на том, как его губы слегка касаются моего бедра, его щетина создает невыносимое трение.
Моя голова откидывается назад, и я прикусываю нижнюю губу, пытаясь сомкнуть ноги.
— Держи их открытыми, — приказывает он, держа стакан на полпути ко рту. — Сколько?
— Ч-что?
— Ты разучилась считать, Lenochka?
О, так это его больная версия наказания сегодня. Я предпочитаю жгучую боль. По крайней мере, тогда я смогу думать о нем как о извращенном психе, которого я должна ненавидеть.
— Лия…
— Д-два, — Мой голос дрожит, и я ненавижу это имя, и его, и то, как он заставляет меня чувствовать себя невидимой.
Он смачивает губы и скользит еще двумя кубиками льда по внутренней стороне моего бедра, прежде чем перейти к другому, уделяя ему такое же мучительное внимание. К восьмому я уже брежу. Он всегда останавливается прямо перед тем, как его губы или кубик льда коснутся края моих трусиков, как будто он делает это нарочно, мучая меня нарочно, превращая меня в версию самой себя, которую я нарочно не узнаю.
Я задыхаюсь, мое сердце бьется в унисон, когда он спускает мое нижнее белье вниз по ногам, а затем бросает его на пол. Он нарочито медлителен, как будто точно знает, как это на меня подействует.
— Сколько, Лия?
— Восемь… — Я выдыхаю.
Он делает глоток коньяка и кладет еще один кубик льда между зубами. Я резко втягиваю воздух при виде того, как он смачивает губы, капает с его щетинистого подбородка. Но это все, что я успеваю увидеть, прежде чем он исчезает у меня между ног. Он прикладывает лед к моим мокрым складкам, и я дергаюсь на жесткой поверхности.
Не имеет значения, насколько я ожидала контакта, в тот момент, когда это происходит, это похоже на все фейерверки и взрывы, которые я никогда не думала, что это возможно.
Адриан хватает меня за бедра, удерживая на месте, и толкает кубик в самое чувствительное место. Холодная температура должна заглушить мое либидо, но оно только усиливается. Это может быть потому, что моя горячая температура плавит его в секунду или из-за преднамеренного прикосновения Адриана или его языка к моему клитору.
Как только кубик исчез, он берет другой и ставит стакан на стол. Надо бы воспользоваться случаем и выпить, но я не могу пошевелиться. Я в клетке, и это не из-за его пальцев, впивающихся в мои бедра. Если я уберу руку, я чувствую, что упаду.
Адриан толкает лед к моему входу, и я визжу, прежде чем прикусить губу, чтобы скрыть звук. Но на этом он не останавливается.
Его язык покусывает мой клитор, когда два его пальца вонзают лед глубоко внутрь меня. Моя спина выгибается, и кончик каблука чуть не падает с края стола.
Он грубо, старательно облизывает меня, словно наказывает и награждает одновременно. Как будто он поклоняется моему телу и одновременно преподает ему урок.
Я чувствую, как лед тает внутри меня, и это только усиливает удовольствие, которое я чувствую через клитор. Его зубы посылают электрические разряды в мою сердцевину. Он сосет, покусывает, затем щелкает языком по той тайной части меня, которую он не должен знать так хорошо.
Моя голова ударяется об один из изогнутых мониторов, когда я кончаю с приглушенным криком. Не в силах удержать платье, я позволила ему упасть, накрывая его голову, пока я оседлала волну удовольствия. Мои ноги отказываются от борьбы за то, чтобы оставаться в вертикальном положении, и падают, трясясь и свисая с края стола.
Адриан появляется из-под моего платья, облизывая губы. Переводя дыхание, я отвожу от него взгляд. Я не хочу смотреть на него, на высокомерие, написанное на его лице, на то, как он самодовольно владеет мной. О том, что я его гребаная Lenochka.
Я не она.
Он сжимает мой подбородок двумя пальцами и заставляет меня смотреть на него. — Ты не считаешь.
— Девять… Десять… — Мой голос едва слышен, когда я смотрю на его руку. Он подносит стакан с коньяком к губам, и мое сердце разрывается.
Он допьет, и я ничего не получу от всего этого.
— Хочешь выпить? — спрашивает он небрежно, словно, не замечая нетерпения на моем лице.
Он играет в дурацкую игру, но как бы мне ни хотелось выпить, я не стану играть ему на руку.
— Какой в этом смысл? Ты просто скажешь «нет».
— Ты можешь попробовать.
— Серьезно? — Я говорю так же недоверчиво, как и чувствую.
— Иди сюда. — Он тянет меня за руку, и я, спотыкаясь, поднимаюсь на ноги, пока не оказываюсь перед ним на дрожащих ногах. Он разворачивает меня и сажает к себе на колени, так что я оказываюсь лицом к столу.
Моя спина приклеена к его твердой стене мышц, а ноги зажаты между его. Выпуклость упирается в мою больную спину, и мне требуется все мое мужество, чтобы оставаться неподвижной, не извиваться и не дергаться.
— Закинь ноги на стул, Lenochka. Я хочу иметь доступ к твоей киске, пока ты пьешь.
Я делаю, как мне говорят, и обхватываю обе ноги вокруг стула, который, естественно, раздвигает мои ноги еще дальше. Его свободная рука скользит под мое платье, пока он не обхватывает меня.
Меня охватывает дрожь, и я стараюсь не превратиться в дрожащий лист в его руках.
Адриан опустошает стакан, оставляя только глоток.
— Открой рот.
Я не хочу, я действительно не хочу, потому что мой рот — это место, откуда будут исходить все эти смущающие звуки, но он не очень-то стимулирует меня прямо сейчас. Все дело в алкоголе.
Я медленно открываю рот. Но вместо того, чтобы предложить мне оставшиеся капли коньяка, как я ожидаю, Адриан осушает его, и прежде, чем я успеваю возразить, он роняет стакан на стол, а пальцы другой руки обхватывают мое горло и приподнимают мою челюсть. Его губы встречаются с моими, и я узнаю резкий привкус алкоголя. Это немного, но достаточно, чтобы ударить мне в голову.
Вообще-то нет. Это не алкоголь бьет мне в голову. Это совсем другой вкус.
Адриана.
Он сосет мой язык в поцелуе с открытым ртом, умоляя, исследуя и лишая меня всего здравого смысла. Это нежно, но жестоко. Страстно, но требовательно. Точно так же, как он поедал меня всего минуту назад.
Адриан никогда не целовал меня раньше, и все же мне кажется, что мы целуемся с тех пор, как встретились. Как будто поцелуи были самым ярким моментом нашего существования. Он так увлечен этим, как будто пытается выманить что-то из меня, используя мой рот. Его энергия вызывает мою, и я не могу сдержать желание поцеловать его в ответ, попытаться дать ему столько же, сколько он. Я так настроена на него, что мое тело словно сливается с его.
Я пьянею от него, а не от алкоголя.
Он погружает в меня два пальца, и я стону ему в рот. Из него вырывается стон, как будто этот звук — лучшее возбуждение, которое он когда-либо слышал. Я хочу оторваться от его рта, приглушить свой голос, как обычно, но Адриан удерживает меня на месте, когда он засовывает свои пальцы внутрь и наружу. Я задыхаюсь, когда он добавляет третий, наполняя меня, как никогда раньше.
Иисус.
Адриан пожирает мои губы и язык, в то время как его пальцы входят и выходят из меня. Я прижимаюсь задницей к его бедру, отчаянно нуждаясь в освобождении, которое может принести только он. Он становится твердым как камень, его член увеличивается с каждой секундой. Меня охватывает страх, смешанный с предвкушением.
Если его три пальца будут наполнять меня, как будет чувствовать себя его член? Я видела это несколько раз, когда он заставлял меня смотреть, как он кончает своими собственными руками. Я знаю, что он массивный, когда он твердый, и я действительно не должна думать об этом внутри меня прямо сейчас, а не о его пальцах.
Но одной мысли об этом достаточно, чтобы я переступила через край.
Я отрываюсь от его губ и кусаю его руку, которая держит меня за горло, когда я кончаю. Должно быть, это чертовски больно, но Адриан не издает ни звука. Во всяком случае, он остается неподвижным, даже его пальцы останавливаются, когда я ловлю волну своего оргазма.
Я тяжело дышу, мои зубы и губы все еще сжимают его руку, когда он тихо спрашивает.
— Ты когда-нибудь собираешься позволить мне услышать твой голос?
Я отпускаю его руку, чтобы посмотреть на него, на легкую морщинку на его лбу, на разочарование, которое я чувствую в его позе.
— Ты когда-нибудь назовешь меня Уинтер? — бормочу я в ответ.
Он качает головой.
Мне хочется плакать. Я хочу упасть со стула и слиться с ковром.
— Тогда ты никогда не услышишь моего голоса, Адриан. Потому что он мой, а не Лии.
Прежде чем он успевает что-то сказать, в дверь тихо стучат. Я замираю, сердце бешено колотится в груди. Я не запирала дверь, и если кто-нибудь войдет, то увидит, что я сижу на коленях у Адриана, а его пальцы глубоко во мне.
— Кто это? — спрашивает Адриан своим сильным голосом, не пытаясь отпустить меня. Он так уверен, что никто не откроет дверь, но ведь это его замок. Зачем кому-то в здравом уме бросать ему вызов?
— Папа, а мама там?
Я задыхаюсь от голоса Джереми и пытаюсь вырваться из объятий Адриана, но он удерживает меня, прижимая к себе пальцами.
— Отпусти меня. Твой сын снаружи.
Он смотрит на меня, когда говорит Джереми.
— Да.
— Можно войти? — спрашивает мальчик.
Я отчаянно качаю головой, но Адриан говорит.
— Да.
— Ты с ума сошел? — прошипела я себе под нос.
— Ты сказала, что я не провожу с ним много времени.
— Это не то, что я имела в виду… — мои слова обрываются, когда дверь со щелчком открывается и Джереми вбегает внутрь, неся одного из своих игрушечных солдатиков. Я опускаю ноги вниз и разглаживаю платье на бедрах, чтобы скрыть положение, в котором его отец держит меня.
— Что вы делаете? — Джереми останавливается справа от нас, его невинные глаза переводятся с меня на Адриана.
Его отец молчит, оставляя мяч на моей площадке. Мудак. Я натягиваю на лицо улыбку.