— Твой папа мне кое-что показывал.
— Правда?
Адриан обнимает меня за талию и кладет подбородок мне на плечо. Жест новый и интимный, даже больше, чем его пальцы внутри меня, и это заставляет меня вздрогнуть.
— Правда.
— А можно мне тоже посмотреть?
— Нет! — кричу я и улыбаюсь. — Я хочу сказать, что приду к тебе, чтобы мы могли поиграть вместе.
— Может папа тоже прийти? — спрашивает Джереми медленно, почти застенчиво, и мне хочется врезать Адриану за то, что он так себя чувствует.
— Я приду, Malysh.
Глаза Джереми поднимаются одновременно с моими, и мы оба говорим.
— Ты придешь?
Адриан бросает на меня веселый взгляд.
— Я приду.
Джереми берет меня за руку и пытается потянуть за собой. Я толкаю Адриана локтем, чтобы он отпустил меня, и он делает это, но не раньше, чем покусывает раковину моего уха.
Он берет салфетку и вытирает руку, прежде чем быстро поднять мои трусики с земли. Мои щеки пылают. Я совсем забыла, что они там.
Вместо того чтобы выбросить их в мусорное ведро или спрятать в одном из ящиков, Адриан засовывает их в карман брюк. Я открываю рот, чтобы возразить, но потом вспоминаю, что здесь Джереми.
Он засовывает солдатика в карман и кладет руку в руку отца — не в ту, что была во мне, слава Богу.
Адриан следует примеру сына, когда тот выводит нас из кабинета, рассказывая о своих солдатах. По крайней мере, один из нас чувствует себя комфортно. Я чувствую, что мои ноги перестанут держать меня от того, как сильно они дрожат.
— Эй, папа, — Джереми пристально смотрит на отца.
— Да? — Я замечаю, что голос Адриана становится мягче, когда он говорит с сыном. В нем все еще есть та же сила, но он не направляет ее на Джереми.
— Можно мамочка будет со мной?
Пепельные глаза Адриана скользят по мне, прежде чем он снова сосредотачивается на сыне.
— Она уже с тобой.
— Не сейчас. Ночью. Я хочу, чтобы мамочка спала со мной, но она сказала, что я должна попросить тебя об этом.
Пламя ползет по моим щекам. Парень воспринял это предложение всерьез.
— Она так сказала, да? — Адриан встречает мой взгляд с легкой улыбкой, от которой у меня перехватывает дыхание. Черт возьми. Это даже не полная улыбка, но я чувствую, что на меня нападают.
— Угу, — говорит Джереми, не обращая внимания на напряжение, повисшее в воздухе. — Так можно?
— Она с тобой днем, так что нет.
— Пожалуйста, папа.
— Ты хочешь, чтобы я остался совсем один, Malysh?
— Нет.
— Тогда ты должен отдать мне свою маму на ночь.
— Тебе тоже нужна мамочка, папа?
Адриан делает паузу, прежде чем спокойно и уверенно произносит.
— Нужна.
Мое сердце рвется вперед, грохоча и сдавливая грудную клетку, словно желая вырваться из заточения. Его слова не должны были так на меня подействовать. Я должна думать, что я нужна ему только потому, что он хочет, чтобы его ежедневная больная доза наказывала меня, но выражение его глаз говорит о чем-то совершенно другом.
Его глаза, которые я всегда считала неудобными, теперь задыхаются, пытаясь вбить в меня слова, которые я не хочу слушать.
— Хорошо, папа, — улыбается мне Джереми. — Тогда мы поделим мамочку.
— Спасибо, Malysh, — Адриан улыбается сыну, и это снова застает меня врасплох.
Какое он имеет право так улыбаться?
Адриан помогает мне надеть пальто и застегивает его до самого верха, прежде чем накинуть шарф на шею. Затем он делает то же самое для Джереми и поднимает его на руки.
Я не хочу сосредотачиваться на этом, на том, как он может быть любящим отцом, но эта сцена трогает что-то внутри меня, когда мы выходим на улицу.
Мы втроем сидим в беседке, где зона боевых действий Джереми все еще не завершена. Маленький ангел устраивается между нами, радостно покачивая ногами, и его внимание переключается с меня на отца. Кто знает, сколько времени прошло с тех пор, как оба его родителя играли с ним?
— Мамочка не знает, как это делается, папа.
Губы Адриана слегка подергиваются.
— Эй, это неправда. Я делала это медленно, чтобы он научился.
— Видимо, слишком медленно. — Адриан изучает не те кусочки, склеенные вместе. — Ты уверена, что это не ты учишься?
Я сгибаю пальцы.
— Да, я уверена.
— Ты ужасная лгунья, Lenochka.
— Я не лгу.
— Так говорят все лжецы.
Я смотрю на него поверх головы Джереми, и он смотрит прямо на меня с легким, почти дружелюбным выражением на лице.
— Как ты можешь знать, когда кто-то так легко лжет?
— Значит, ты признаешь, что лжешь?
— Нет. — Я делаю гримасу и говорю. — Джереми, — чтобы он не назвал меня лжецом в его присутствии.
Губы Адриана растягиваются в легкой улыбке. Черт возьми. Я рада, что он не улыбается слишком часто, потому что у меня может случиться остановка сердца или что-то в этом роде. Кажется, он сейчас в очень хорошем настроении, и мне интересно, что его вызвало. Мое наказание в его кабинете или просто нахождение здесь со мной и Джереми? Зная его контролирующий, доминирующий характер, это, вероятно, первая причина.
Он берет несколько фигурок из игры Джереми и собирает их, не отрывая от меня взгляда.
— Если только ты не обучена лгать, у людей есть свои секреты. Трение носа или затылка, ерзание или взгляд в другую сторону, чтобы вызвать ложь. Причина этого заключается в том, что ложь не является естественной и требует много энергии, поэтому большая часть кислорода в крови устремляется к мозгу, оставляя остальные конечности либо онемевшими, либо холодными. Вот почему ты разминаешь пальцы.
Я сжимаю пальцы в материале пальто, и Адриан смотрит на меня с полнейшим весельем, без сомнения, находя удовольствие в том, чтобы загнать меня в угол.
Джереми бросает на меня неодобрительный взгляд.
— Врать плохо, мамочка.
— Я не лгала, Джер, — я смягчаю свой тон, даже когда смотрю на Адриана.
— Хорошо, — с готовностью соглашается он, как маленький ангел. — Научи мамочку, как делать мою зону боевых действий, папа.
— Хммм, — голова Адриана наклоняется в мою сторону. — Думаю, я так и сделаю.
Я поджимаю губы, но он просто тянется, чтобы обернуть шарф вокруг моей шеи, прежде чем приступить к работе. Он буквально заканчивает строительство всей зоны боевых действий менее чем за пятнадцать минут.
Я стараюсь не впечатляться, но это так.
— Ура, папа! — Джереми целует отца в щеку, радость искрится в его широко раскрытых глазах.
Адриан смотрит на меня.
— Я думаю, твоя мама тоже должна быть признательна, не так ли, Malysh?
— Да, мамочка! Поцелуй папу.
Я пристально смотрю на Адриана за то, как он манипулирует ребенком, но не делаю из этого проблемы, когда наклоняюсь и прижимаюсь губами к щетине на его щеке.
На долю секунды это кажется нормальным, как будто мы на самом деле семья, которая находится в саду, занимаясь семейными делами.
Я уже собираюсь отстраниться, когда мой взгляд перемещается вверх. Не знаю, почему в такой момент я смотрю в сторону гостевого дома. Я не знаю, почему мои глаза сразу поднимаются.
Все, что я знаю, это то, что я не должна была. Мне действительно не следовало этого делать.
Из окна на меня смотрит какая-то фигура. Ее лицо такое же бледное, как и ее ночная рубашка, но глаза яростно-голубые, когда она смотрит на меня.
Мои глаза.
Призрак, о котором упоминал Джереми, смотрит на меня и, похоже, готов убить меня.
Глава 21
Уинтер
— Подними руки.
Я следую команде Адриана, чтобы он мог скользнуть шелковой ночной рубашкой по моему телу. На ощупь она мягкая, успокаивающая, но все равно слишком чувствительная к моей коже.
Мы только что закончили очередной сеанс наказания. На этот раз это были три последовательных оргазма за то, что я сегодня трижды ему ответила.
За последнюю неделю их число сократилось. Может быть, когда-нибудь это будет ноль, и я смогу получить свою награду, но не похоже, что это произойдет в ближайшее время.
Прошло уже две недели с тех пор, как я вошла в дом Адриана, и он всегда находит, за что меня наказать. Наверное, я тоже недостаточно осторожна, но он совсем не терпелив.
Если я говорю «окей» это один.
Если я спрашиваю почему, это два.
Если я не смотрю на него, пока он трахает меня пальцами или ртом, то это три.
Если он зовет меня Лия, а я не отвечаю сразу, значит, четыре.
С ним не выиграть, потому что он выложил все обстоятельства, чтобы они работали в его пользу.
Каждый вечер, после того как Джереми ложится спать, я прихожу в эту спальню с замиранием сердца в ожидании того, что он сделает дальше. Иногда он не дожидается этого момента и зовет меня в свой кабинет, чтобы получить наказание. Затем он возобновляет подсчет, чтобы убедиться, что его руки заняты в течение ночи.
Руки, которые в данный момент застегивают верхнюю пуговицу моей ночной рубашки. Большие жилистые руки с длинными тонкими пальцами, на которые я не могу перестать смотреть, даже если бы захотела.
Руки, которые могут приносить удовольствие или боль — или и то и другое — в зависимости от настроения их владельца.
Мои глаза опущены, и я устала от количества оргазмов, которые он дал мне за один раз, но я остаюсь сидеть перед комодом, в то время как Адриан стоит передо мной на коленях.
Он, черт возьми, стоит на коленях, и все же это движение ничего не удерживает от его силы. Судя по тому, как он меня держит — физически, по крайней мере.
Только физически.
Он только что закончил мыть меня. С того самого дня в своем кабинете он открыто говорит, что заботится обо мне. Он намылил все мое тело мылом и даже вымыл мне волосы. В какой-то момент мои ноги не выдержали, и я села на пол в душе. Адриан опустился на колени позади меня и закончил с моими волосами. Его руки были повсюду — на моих плечах, спине, между ног, и бегали по шраму от родов.