разговора!»
14. БОГ ДИОНИС В ТРЕЗЕНЕ
Жители Трезенаготовились к празднику в честь бога вина и веселья Диониса. И по мереприближения этого дня в городе росло возбуждение. Оно ощущалось во всем — вкаком-то особом блеске глаз мужчин и женщин, молодых людей и стариков,свободных граждан и рабов, в интонации их голоса, в жестах, в беспричинном,нервическом смехе. Атмосфера накалялась как бы в ожидании очистительной грозы иразрядки.
Питфей с беспокойствомприслушивался к тому, что могло быть отзвуками глубинных тектонических сдвигов,угрожавших благотворному равновесию сил в жизни города и государства. Пожалуй,он был здесь единственным человеком, которого в эти дни не покидало чувствотревоги. Нет, нет, он, конечно, все понимал. Разрядка необходима людям. И,разумеется, Питфей сознавал, насколько опасно вступать в спор с могущественнымбогом, ураганом прошедшим по земле ахейцев, разрушая привычный размеренный укладжизни и низвергая царские династии.
Питфей ставил себя вположение Ликурга и Пенфея и не мог с уверенностью сказать, как он поступил бысам, будь на их месте.
Ликург, царь эдонийцев,живущих у реки Стримона, мягко сказать, неприветливо встретил Диониса, вернувшегосяиз триумфального похода в Индию. Местные жители в недоумении глядели на пьянуюсвиту Диониса, бесстыдных менад и сатиров. А потом началось такое, что труднобыло себе представить в самом страшном сне. В одночасье рухнули всенравственные устои в государстве. Суровые, консервативные эдонийцы забыли осемье и работе и предались необузданному разгулу. Великий Дионис,бог-Освободитель, принесший на берега Стримона виноградную лозу и научившийлюдей изготовлять вино, освободил их от всех запретов и табу. И тогда Ликургрешился на дерзновеннейший шаг. Он приказал захватить и связать необузданныхспутников Диониса, а самого бога преследовал до побережья моря и тот едва успелспастись на своем корабле. Царь распорядился вырубить все виноградники на подвластныхему землях. И что же? Разгневанный Дионис помутил рассудок Ликургу, и тотзарубил топором своего сына и мать, приняв их за виноградные ветви. А затем понаущению бога эдонийцы растерзали самого несчастного Ликурга.
Столь же страшную смертьпринял и двоюродный брат самого Диониса фиванский царь Пенфей, попытавшийсявоспрепятствовать массовым вакхическим оргиям, в которых принимали участиечлены его семьи. Обезумевшие вакханки — среди них была и мать царя — разорвалина части тело Пенфея.
Сурово наказал Дионис идевственных дочерей царя Тиринфа Прита, отказавшихся принять участие всоблазнительных оргиях во время празднества в честь бога вина и веселья.
Вот о чем думал Питфейпо мере приближения праздника, установленного в воспоминание великого события вземной жизни сына Зевса и потому отмечавшегося в Трезене с особойторжественностью и пышностью. А событие это было действительно необыкновенным.Вскоре после возвращения из Индии Дионис прибыл в Погон на корабле, мачтыкоторого были обвиты ветвями плюща и виноградными лозами. Верхом на осле, всопровождении своей свиты, танцующих менад и сатиров, львов и пантер, онпроследовал дорогой от порта до Трезена. Благочестивые жители города устроилиему прием, достойный сына царя богов. В его честь были устроены спортивные игрыи соревнования аэдов, состязавшихся в пении дифирамбов Дионису. Довольныйприемом, тот собственноручно возложил венки из лавра на головы победителей, азатем неожиданно, покинув город, отправился со своей свитой в горы Адеры, кмрачному ущелью, где, по преданию, находился вход в подземное царство Аида.Дионис спустился в него и долго склоны Адер оглашались стонами нимф и рыданиямиосиротевших спутников бога. Казалось, вся природа скорбела и оплакивалаДиониса, добровольно сошедшего в мертвое царство теней. Но через день, ровно вполночь, громко зазвучали тимпаны и флейты, и жители города с факеламиустремились в горы, туда, где раздавались восторженные крики менад и сатиров:«С нами бог!» Дионис вернулся на землю из владений Аида, вызволив оттуда своюмать Семелу, похищенную ангелом смерти.
В память об этом событиив Трезене ежегодно проводились празднества, которые начинались с перенесениястатуи Диониса из Погона в Город, что символизировало прибытие сына Зевса вТрезен. Статую, увитую виноградными лозами, несли жрецы. Ее сопровождалиряженые, изображавшие сатиров и менад. Они танцевали и приплясывали, пелинепристойные песни и отпускали скабрезные шутки. Над их головами вздымалсявырезанный из дерева огромный фалл. Шествие носило карнавальный характер. Этобыл праздник свободы, во время которого весь уклад жизни в городе словнопереворачивался вверх дном. Верх и низ менялись местами. Рабы становились наэти дни свободными, а царская власть по существу переходила от анакта кликующей толпе. И вот этот день, день Великих Дионисий, которых в такомвозбуждении ждал Город, наступил.
Питфей по традициидолжен был встречать священную процессию на дворцовой площади. Но прежде, чемспуститься туда, он взошел на террасу дворца — самую высокую точку акрополя,откуда, как на ладони, можно было разглядеть все его микроскопическоегосударство. Шествие он увидел еще издалека. Вначале трудно было различитькакие-либо детали, однако затем Питфей интуитивно почувствовал нечто,отличающее нынешнюю процессию от всех предыдущих, и это «нечто» заключалось вкакой-то особой экзальтации. Потом, когда шествие достаточно приблизилось кГороду, он увидел впереди жрецов, несущих священные носилки, некоего человека,восседающего на осле и явно играющего роль Диониса, так что не статуя бога, аименно этот человек являл собой главный композиционный элемент процессии. Черезплечо у него была переброшена шкура пантеры, а в руке он держал тирс — символДиониса. Вокруг него кружились и плясали полуобнаженные женщины, изображавшие менад.Гнев охватил Питфея и еще больше возрос, когда он узнал в человеке, восседавшемна осле, своего брата Тиеста. Это был откровенный вызов. Царская власть,которая на время Дионисий переходила к безликой толпе, теперь как быконцентрировалась и воплощалась в одном лице, в том, кто так же, как и Питфей,был сыном Пелопа, правнуком Зевса, кто обладал уникальным артистическим даром имог мастерски манипулировать толпой. Огромных усилий стоило Питфею взять себя вруки. В сложившейся ситуации нужны были выдержка и самообладание. Вступать вконфликт с экзальтированной толпой неразумно и рискованно.
Питфей, однако, не былбы сыном Гипподамии и братом Тиеста, если бы тут же не нашел хитроумноерешение. Он спустился на дворцовую площадь и отдал распоряжение удивленнымслугам подпилить ножку стоявшего там на возвышении золоченого царского трона.Сидя на нем, Питфей должен был встречать уже вступившую на акрополь процессию.Восседавший на осле Тиест был счастлив. Он упивался ролью господина иповелителя толпы, ролью царя и бога. Несомый жрецами деревянный ксоан Дионисаотступил куда-то на задний план. Настоящим богом, живым богом был он, Тиест,облаченный в шкуру пантеры, держащий в руке тирс и увенчанный венцом извиноградных листьев. Он был окружен прекрасными женщинами. К нему былиустремлены взоры ликующей толпы.
Питфей сошел свозвышения и, подойдя к Тиесту, почтительно предложил ему, как и подобает богу,занять место на троне. С гордым и величественным видом тот взошел на помост исел на трон. Однако насладиться этим великим мгновением он не успел. Тронрухнул, и Тиест под хохот толпы полетел вверх тормашками с помоста. Неудосужившись взглянуть на него, Питфей дал знать жрецам и они тут же подняли навозвышение вместо низвергнутого самозванца деревянную статую истинного бога. Итолпа с восторгом запела гимны Дионису.
Затем все пошло попорядку. Состязались атлеты, и Питфей награждал победителей лавровыми венками.Соревновались аэды — лучшим же среди них был признан Орфей. Ардал отказалсяпринять участие в соревновании, но после их окончания охотно согласилсяисполнить свою поэму о нисхождении Диониса в царство Аида, за что был награжденнеистовыми овациями. А потом был грандиозный пир с обильными возлияниями.
После заката солнцаоткуда-то со стороны гор донесся крик, похожий на стон: «Бог умер!» И он былподхвачен всеми, кто мог слышать его. «Бог умер! Бог умер!» В толпе раздалисьпричитания и вопли. Но этот приступ скорби был лишь пережитком действительноготраура, который когда-то продолжался целых три дня. Теперь же в соответствии сжанром карнавала, не терпящим печали, он был сведен к короткому, символическомумгновению. Но даже этот краткий приступ был сродни фарсу, ибо все знали, чтобог умер не по-настоящему, не всерьез, что это лишь эпизод в карнавальной круговерти.В самом деле, сразу же где-то высоко в горах раздался крик, теперь ужеторжества и ликования: «Бог вернулся! С нами бог!» И тогда началось подлинноеисступление. С зажженными факелами сотни людей, в основном юношей и девушек,устремились в горы. Они бежали к ущелью, где по преданию был вход в царствотеней, откуда только что вышел Дионис, бог-Освободитель, вызволивший из пленасмерти свою мать Семелу.
Подняв в руке факел,Этра бежала вверх, в гору, бежала, как лань, легко и быстро. Молодые силы, накопившиесяв ней, искали выхода. Их умножало всеобщее возбуждение и, конечно, любовь,которая теперь беспредельно овладела всем ее существом. Не отдавая себе отчетарассудком, внутренним чутьем, каждой своей клеточкой она ощущала, что наступилкульминационный момент ее жизни, пик, вершина, выше которой ей уже неподняться, ибо все, что было до этого мига, было его ожиданием, а тому, чтобудет потом, суждено стать одним воспоминанием.
Этра не бежала, Этралетела, без усилий обгоняя запыхавшихся юношей и девушек. Подгоняло ее вперед,удесятеряя силы, то чувство, благодаря которому звери безошибочно распознаютугрожающую им опасность. Она ощущала себя ланью, которую преследует охотник.Этра не видела его и он, охотник, зрительно еще не обнаружил ее, но они уже былив контакте между собой, они посылали друг другу импульсы, в которых смешалосьвсе: неуемная страсть, упоение охотой и парализующий сознание страх. Исход