охоты был предрешен. Это знали оба — и охотник, и лань. Самое жепарадоксальное, самое безумное заключалось в том, что неизвестно было, кто изних лань и кто охотник.
Этра и Арис далекооторвались от всех устремившихся навстречу воскресшему богу. Море огней заспиной и только их два факела метались и дрожали впереди. Расстояние между нимис каждым мгновением сокращалось. Этра бросила свой факел — куда-то вниз, впропасть. Она бежала теперь в сплошной темноте, звериным чутьем избегаяопасности, продолжая легко перепрыгивать с камня на камень. Арис тоже бросилсвой факел. Его ноздри раздулись и напряглись. Ее выдавал теперь не только шумскатывавшихся из-под ее ног камней. Ныне он мог бы найти Этру где угодно позапаху, неповторимому, дразнящему, дурманящему запаху ее разгоряченной плоти. Аона все ближе и ближе. Арис слышит уже ее прерывистое дыхание, которое ещебольше возбуждает его, приводит в неистовство. Он делает рывок и схватываетЭтру. Та отчаянно сопротивляется, кусает, царапает его. Но ни он, ни она неиспытывают боли. Все растворяется в невероятном наслаждении.
Сначала Этрапочувствовала приятную теплоту внизу живота. Затем она стала распространятьсяпо всему ее телу. Сладостные мурашки побежали по ее животу, груди, шее, ногам,рукам, до кончиков пальцев, до затылка... Волны невыносимого блаженстванакатывали на нее снова и снова. Этра плакала и кричала: «Что ты со мнойделаешь! Что ты со мной делаешь! Я и подумать не могла, что такое возможно! Уменя нет сил вынести моего счастья! Любимый! Единственный! Да, да, да!»
Потом Этра сидела у негона коленях, обхватив его шею руками. Склонив голову ему на грудь, она супоением прислушивалась к его дыханию и биению сердца. А внизу ее живота, там,откуда только что блаженная истома разливалась по ее телу, зарождалась новаяжизнь, ради которой они должны были встретиться и полюбить друг друга.
А вокруг метались факелыи раздавались восторженные крики: «С нами бог!»
15. ВЫБОР
После праздника ВеликихДионисий прошло несколько дней. И каждой ночью Арис умудрялся теперь поистине сакробатическим мастерством подниматься на стены царского дворца и пробиратьсяпри содействии Ксении в комнату Этры. Таким же образом перед рассветом онпокидал ее. Каждое посещение было сопряжено с немалым риском — Арис легко могразбиться или оказаться в руках стражи. Но судьба до поры до времени быламилостива к нему.
Нельзя сказать, чтоПитфей благодушествовал и в его голову не закрадывалось никаких подозрений.Само присутствие Ариса в Трезене не могло не беспокоить его. Царственноепроисхождение и громкая слава Ариса, воспетого самим Ардалом, вынуждали Питфеяпроявлять сдержанность и такт. В то же время он продолжал ломать голову надтем, каким образом поучтивее и без особых хлопот выпроводить нежеланного гостяза пределы своего государства. Из докладов Диодора ему было известно об особоминтересе, который проявлял Арис к строящейся «Гормоне» и готов был уже подаритьему этот корабль.
В том же направленииработала мысль и Тиеста с той лишь разницей, что Питфей хотел разлучить Ариса сЭтрой, а его брат, наоборот, вынашивал план ее бегства вместе с возлюбленным.При таком развитии событий (разве это не ясно?) он оставался бы единственнымнаследником в Трезене. Интрижка с Ксенией оказалась тут весьма полезной. Отслужанки Этры он уже знал о ночных похождениях Ариса. Встречаясь с племянницей,Тиест всякий раз ненавязчиво расхваливал достоинства ее любовника. Вместе стем, он осторожно давал понять, что нормальный, естественный выход из ееположения невозможен, кстати и некстати заводил речь об Эномае и Гипподамии,проводя параллель с «непонятным» и «странным» отношением Питфея к вопросу о замужествеего дочери. Этра ничего не отвечала Тиесту. Она опускала глаза, бледнела и елесдерживала себя, чтобы не разрыдаться.
Весть о спасении Ариса,ставшего знаменитым благодаря Ардалу, распространилась по Ахейскому миру. И тутвыяснилось, что спастись удалось не только ему, но и большинству его спутников,которые, прослышав, что их капитан находится в Трезении, стали прибывать вПогон. Сидеть там до бесконечности у них, естественно, не было ни малейшегожелания. День шел за днем, неделя за неделей. Сотоварищи Ариса сталинервничать. Срок навигации подходил к концу, им хотелось добраться до роднойВифинии, там провести зиму, а дальше... дальше видно будет. Арис же — этостановилось все более и более очевидным — попросту тянул время и ни у кого ужене вызывало сомнения, почему он тянет время.
Нервничать начал иТиест. Взлелеянный им план выдворения из Трезена Ариса вместе с Этрой явнодавал сбой. Вырисовывалась не очень заманчивая для него перспектива того, чтоАрис останется здесь до поздней весны, а там, как знать, может быть и навсегда.Нужно было провоцировать скандал.
И вот однажды ночью,убедившись, что Арис уже во дворце, Тиест поднял на ноги стражу, заявив опроникновении в дом некоего таинственного злоумышленника. Со светильниками вруках стражники обследовали все закоулки дворца — никого! Тиест, однако,продолжал настаивать на том, что он собственными глазами видел крадущегосяподозрительного человека, которого он даже попытался задержать, но тот сумел-такиулизнуть, скрывшись, вероятно, в одной из дворцовых комнат. Пришлось разбудитьПитфея. По его распоряжению были осмотрены все комнаты — потревожили даже царяЭгея. Оставалось лишь убедиться, что злоумышленника нет в покоях Этры. И тутПитфею стал ясен весь смысл затеянной интриги и устроенного Тиестом переполоха.
Царь вошел в спальнюЭтры и увидел то, что, собственно говоря, и ожидал увидеть. Этра и Арис,обнаженные, мирно спали в постели царевны, утомленные любовными играми. Ееголова покоилась на плече возлюбленного.
Питфей вышел из спальнидочери. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Никакихзлоумышленников там нет, — заявил он недовольным и несколько раздраженным тономчеловека, которому понапрасну помешали спать, так что сам Тиест усомнился,действительно ли он видел проникшего во дворец Ариса.
На следующий день Арисбыл вызван к Питфею. Тот жестом предложил ему сесть напротив себя.
— Я думаю, — сказал он,— нам нет необходимости делать вид, что мы не понимаем друг друга.
— Действительно, в этомнет необходимости.
— Ты нарушил священныезаконы гостеприимства.
— Я признаю это, царь. Япредаю себя твоему суду и готов принять любое твое решение.
— Разве у тебя есть инойвыбор? Вот если бы ты пришел ко мне еще вчера, тогда можно было бы еще говоритьо том, что ты предаешь себя моему суду. Но сегодня... не звучит ли это уженелепо?
— Да, звучит нелепо. Ноу меня есть смягчающее обстоятельство.
— Какое же?
— Я люблю Этру.
— Если бы не было этого,как ты говоришь, «смягчающего обстоятельства», я бы и не стал с тобойразговаривать.
— Есть еще рок, Питфей.
— Вот об этом не надо.Да, есть рок. И все же мы сами принимаем ответственные решения. Иначе насникогда не мучило бы чувство вины за совершаемые нами преступления...
— Готов согласиться и сэтим.
— Допустим, ты былослеплен страстью, допустим, тут проявил себя рок, но ты же не мог не думать опоследствиях своего деяния?
— Признаюсь, я гнал изсвоей головы эту мысль. Я ни о чем не хотел думать.
— Верю. Но согласись,что человеку, наделенному разумом, не подобает так поступать.
— Согласен, Питфей.
— Ну, что же, если досего момента ты мог еще уклоняться от принятия решения, хотя это не лучшимобразом характеризует тебя, то теперь тебе дается шанс.
— Я прошу у тебя рукитвоей дочери Этры.
— Предположим, ясоглашаюсь, а дальше что?
— Я возьму ее с собой вВифинию.
— А дальше что?
— Она будет жить вцарском дворце как моя супруга и будущая царица...
— А ты?
— Я?
— Оставишь ее, чтобыпродолжить свое плавание в поисках вращающегося острова и Чаши с жертвенноюКровью нерожденного Спасителя мира?
— В поисках смыслажизни.
— Хорошо, я открою тебето, что до сих пор таил от всех. Много лет назад великий Мелампод предсказал,что моей дочери Этре суждено испытать несчастную любовь, оказаться рабыней начужбине и что конец ее жизни будет ужасным. Первая часть предсказанияисполнилась. Мне страшно подумать о том, что должно последовать за этим. Ихотя, как говорят, невозможно противостоять року, для себя я решил — пока яжив, Этра никогда не уедет из Трезении. Я мог бы отдать ее тебе в жены исделать тебя наследником престола, но ведь ты при первой же возможностипокинешь Трезен. Разве не так?
— Так, Питфей.
— Вот только почему,скажи мне, смысл жизни необходимо искать непременно за Великими Столпами? Можетбыть, Чаша с жертвенной Кровью Спасителя мира и высшая мудрость находятсяздесь, рядом, в двух шагах от тебя? Ты допускаешь такое?
— Допускаю. Но укаждого, вероятно, свой путь к этой цели.
— Вероятно. Каков твойпуть и каковы твои планы, я знаю. Теперь мне надлежит принимать решение и отнего будет зависеть твоя судьба. Я не буду тебя брать под стражу, надеюсь, тыявишься сюда по первому моему зову.
— Можешь не сомневатьсяв этом, Питфей.
Огромных усилий стоилоПитфею сохранить самообладание во время этого разговора. О том, что емупришлось пережить ночью, можно не говорить. Тем страшнее был гнев, обрушенныйим на Этру. Несчастная царевна молча, в отупении смотрела на отца, внезапноосознав, что сладостный сон, в котором она жила в последнее время, оборвался,что вся ее последующая жизнь будет лишь воспоминанием дарованного ей судьбоюкраткого мига блаженства и что больше никогда — никогда! — ей не суждено будетувидеть Ариса.
— Что будет с ним? —глухо спросила она.
И словно в подтверждениеее мыслей Питфей ответил:
— Ты больше никогда егоне увидишь.
Лицо Этры стало бледным,как восковая маска, и дрожащими губами она прошептала:
— Я хочу умереть.
Питфей вызвал к себеДиодора.
— Что в Погоне? —спросил он, бросив резкий, пронизывающий взгляд на лименарха.
Тот научился уже безслов понимать Питфея.