— Как?! — изумилсяЭврилох. — Здесь уже знают об этом?
— Чему ты удивляешься,мудрейший Эврилох? Разве крылатое слово Аполлона не может опередить корабли илюдскую молву?
— Конечно, может,достопочтенный Диодор. И все-таки, удивительно, что ты знаешь об изречении.Ведь сразу же после того, как был получен ответ оракула, мы отплыли из Итеи вКоринф, а оттуда, перетащив корабль волоком через перешеек, отправились прямосюда.
— Разве вы не посетилина обратном пути царя Креонта и не воспользовались своим пребыванием в Коринфе,чтобы встретиться с мудрой Медеей, столь искусной в толковании снов и темныхизречений оракула?
— Изумительна твояпроницательность, Диодор. Мы, действительно, посетили дворец Креонта ивстретились с мудрой Медеей. Но и она уклонилась от толкования смысла изреченияАполлона, сказав, однако, в беседе с Эгеем с глазу на глаз, что раскроет емузначение ответа оракула, если царь предоставит ей убежище в Афинах.
— И царь согласился наэто?
— Согласился.
«Так, так... — отметилпро себя Диодор, — еще одна женщина на пути Эгея. А положение Медеи в Коринфе,видимо, становится безысходным, если она думает об убежище в Афинах... К чемуэто приведет?»
Решив обдумать этуинтересную тему позднее, Диодор спросил своего спутника:
— Как же ты сам,мудрейший Эврилох, понимаешь смысл изречения? Я уверен, что царь, получив ответАполлона, первым делом к тебе обратился за советом.
— Так оно и было,достопочтенный Диодор. И признаюсь тебе, обращение царя повергло меня в крайнеесмущение. Никогда прежде мне не приходилось слышать столь загадочного изреченияоракула, которое, как тебе уже известно, гласило: «До приезда в Афины бурдюк неразвязывай, пастырь народов». Посоветовавшись между собой, мы решили, что царюв соответствии с изречением Аполлона не следует до приезда в Афины вступать всвязь с женщинами.
— Очень мудрое и,по-моему, верное толкование, Эврилох. Почему же только вы, чтобы не искушатьсудьбы, не поехали сразу прямиком в Афины?
— То же самое сказали имы Эгею. Но он ответил нам, что это, хотя, вероятно, и правильное, нопримитивное толкование, что в изречении оракула есть и другой, более глубокий,смысл и что по этому вопросу он должен, как можно быстрее, посоветоваться сПитфеем. Я же на его месте, Диодор, как ты верно заметил, не стал бы искушатьсудьбы и прежде, чем советоваться со своим другом, заехал бы сначала в Афины.
Диодор понял, чтополучил исчерпывающую информацию, что дальнейшие вопросы не имеют смысла и чтосам Эгей не знает толком, зачем он приехал к Питфею.
4. ВСТРЕЧА
Вереница колесницприближалась к воротам Трезена. Там собрались, казалось, все его жители.Мужчины, женщины, дети, подняв над головой оливковые ветви, приветствовали сгородских стен Эгея и его спутников. Миновав ворота, торжественный кортеж потаким же, как в Погоне, извилистым и узким улицам, направился к центру города.
Вот и центральнаяплощадь — агора. Колесницы проезжают мимо святилища Артемиды, где находитсясамая древняя у ахейцев деревянная статуя богини. Сюда когда-то Дионис привелсвою мать Семелу, вызволив ее из подземного царства. Достопримечательностьюсвятилища являлся также невиданных размеров пес, которого привез откуда-то изМалой Азии Геракл, сын Алкмены. Находясь в веселом и даже несколько игривомнастроении после пира с Питфеем, он подарил его девственным жрицам Артемиды.Фантастические рассказы о подвигах Геракла передавались из уст в уста, и жителиТрезении охотно согласились с тем, что такого огромного пса Алкменид могпривести только из мрачного царства Аида. Около собаки, сидящей на цепи возлесвятилища, всегда толпились любопытные. Посмотреть на этого живого Кербераприезжали из других, и порою весьма отдаленных, городов.
На площади за святилищемАртемиды возвышались три белокаменных трона. Они были воздвигнуты еще при жизницаря Аэтия в период своеобразного троецарствия в стране. Тогда Аэтий разделялвласть со своими зятьями — сыновьями Пелопа — Трезеном и Питфеем. Здесь онивтроем вершили суд. Давно уже нет в живых Аэтия и Трезена, но Питфей продолжаеттрадицию, которую возвел в закон. Царь в Трезене судит не единолично, а с двумядругими судьями, назначаемыми из наиболее достойных граждан. Судоразбирательствопроизводится открыто — поэтому троны и были сооружены на агоре.
Внимание гостей не могне привлечь построенный Питфеем с правой стороны площади храм АполлонаЯсновидящего. Чуть дальше по пути их следования были видны жертвенники ДионисаИскупителя и Фемиды, первой супруги Зевса, поборницы справедливости иблагодетельницы людей. На жертвеннике Фемиды были начертаны составленныеПитфеем законы.
А вот утопающее в зеленинебольшого сада древнее святилище муз. Его построил сын Гефеста Ардал, великийпоэт и музыкант. Ардал изобрел флейту, которая издавала такие мелодичные звуки,что, когда он играл на ней, нимфы и музы сами являлись сюда в эту рощу иблагоговейно слушали его. По его имени трезенийцы называли муз ардалидами.Питфей очень любил это место. Здесь он основал школу мудрости и сам, выступая вроли учителя, рассказывал ученикам о возникновении мира и происхождении богов,о сотворении человека, о справедливости и законах, об искусстве прорицания итолкования снов. Последнему Питфей придавал очень большое значение и полагал,что из всех богов Сон наиболее близок к музам.
За святилищем муз дороганачинала круто подниматься к акрополю.
Над мощным монолитнымперекрытием ворот была воздвигнута треугольная каменная плита с барельефнымизображением богини и двух крылатых гриффонов. В поднятых руках богиня держаладвух змей. На ее голове — украшенный лентами сложный головной убор. Сверху него— изображение совы. На богине блуза с короткими рукавами, оставляющаяобнаженной грудь, и длинная, расширяющаяся книзу юбка. Гриффоны с птичьимиголовами и панцирями на спинах представлены стоящими перед богиней на заднихлапах в позе почтительного повиновения.
За воротами с обеихсторон от дороги террасами располагались дома трезенийской знати,государственных служащих и жрецов. Эгей и его спутники проехали мимо храма ПанаИзбавителя, некогда спасшего город от чумы, и, наконец, оказались у царскогодворца, возведенного на самой высокой точке акрополя.
На замощенной каменнымиплитами площади перед дворцом собралась знать Трезена. Царь Питфей в расшитойзолотом пурпурной тунике сидел в кресле из слоновой кости спиной к окованныммедью дверям дворца. Кресло было поставлено таким образом, что две огромныесеребряные собаки, украшавшие вход во дворец, располагались с обеих сторон отцаря. Они, казалось, настороженно замерли, готовые в любой момент встремительном прыжке напасть на того, кто явился сюда с недобрыми намерениями.
Справа и слева отПитфея, образуя прямоугольник, открытый в сторону прибывших, в креслах и наскамьях сидели приближенные царя. Бородатые мужчины были одеты относительнопросто: на них сильно стянутые в поясе туники, в расцветке которых преобладалижелтые, красные и синие тона, на ногах — сандалии.
Туалеты дам былинесравненно более сложными. Великого искусства требовали их прически,замысловатые и неповторимые, но имеющие одну общую особенность — часть волос,обрамляя лицо, завитыми локонами падала на плечи и грудь. Пышность иторжественность туалетам дам придавали длинные, расширяющиеся книзу юбки накаркасах. На дамах были легкие блузы с глубоким декольте и короткими рукавами.Стремясь быть или казаться стройными, женщины (впрочем, так же как и мужчины)сильно стягивали талию. С этой целью они использовали корсеты, которыеподчеркивали выпуклость бедер и поднимали вверх обнаженные или прикрытыеполупрозрачной тканью груди. Блеск и изящество нарядов дам зависели также отмногих мелких, но со вкусом подобранных деталей: серег и клипс, колье иззолотых пластинок, ожерелий из бисера, браслетов и колец из серебра, стеатита иагата, аметиста и золота. Чтобы выглядеть еще более красивыми, женщиныиспользовали целый арсенал косметических средств: белила и губную помаду, тенидля глаз. Духи и благовонные мази создавали тонкий и пьянящий аромат.
Все говорило о том, чтомужчины здесь высоко ценят очарование и утонченность, которую вносят в их жизньженщины. И можно с уверенностью сказать, что сейчас во время встречи Эгеяименно присутствие женщин придавало особый блеск и торжественность этойцеремонии.
Эгей и его спутники сошлис колесниц. Царь Питфей поднялся с кресла и сдержанной, как того требовалритуал, походкой направился к гостям. Ласково взяв Эгея за руку и жестомпригласив его спутников и Диодора следовать за ним, Питфей провел своего другачерез площадь к креслам царицы Антии и царевны Этры.
Встретившись сустремленным на него пристально любопытным взглядом Антии, Эгей потупил глаза.Она была прекрасна, так же как и двадцать лет назад, в тот день, когда онвместе с другими знатными женихами приехал сюда свататься за нее. И все-таки,время в чем-то изменило ее. Она стала мягче, добрее, женственнее. Еепо-прежнему девичья талия теперь упоительно контрастировала с округлостью ееформ. И такой она нравилась Эгею больше, чем двадцать лет назад, когда гордая ивосхитительная дочь Аэтия предпочла ему и многим другим ахейским юношам егодруга Питфея.
Золотистые искоркисверкали в карих глазах Антии. Она была удовлетворена произведенным эффектом,она была рада видеть Эгея и не скрывала этого. Встреча с ним не тольковозвращала ее в прошлое, но стирала грань между прошлым и настоящим, утверждалавсесилие и нетленность ее красоты, затмевавшей юное очарование ее дочери.
Этра, по-видимому, быладалека от того, чтобы уловить тонкие нюансы переживаний Эгея и ее матери. Еепросто забавляла эта сцена и, главным образом, смущение Эгея, в чем, впрочем,не было ничего необычного, ибо некоторая неловкость и неуклюжесть, свойственнаяэтому добродушному гиганту, нередко заставляла его тушеваться и вызывала на еголице растерянную и виноватую улыбку.
Они стали друзьями ещетогда, когда Этра была совсем ребенком. Во время своих частых приездов вТрезению Эгей почти не разлучался с нею. Он относился к девочке серьезно, как к