в качестве подкрепления. Здесь…
Клайв откинулся на стуле и наблюдал, как указка перемещается от входа к выходу, от одной опасной точки к другой. Стив Мэйсон осел на своем стуле и выглядел так, будто спит с открытыми глазами.
– Вот и все. У нас будет еще одна встреча здесь же в девять часов в пятницу. Это не значит, что до этого времени вы можете выкинуть план из головы. Держите его перед глазами. Размышляйте. Если в голову придет какая-то необычная идея – говорите. Вы снайперы. Думайте, как он. Он умен. Нам надо быть умнее.
Через десять минут все вышли на обед. Через час им уже пора было идти на тренировку на летное поле. На улице моросил дождь.
– Что думаешь? – сказал Стив, вставая в очередь.
– Ничего не случится. Слишком очевидно.
– Не уверен. Он может устроить хаос за пять секунд… Ему это понравится – стрелять куда попало, – сказал Клайв.
– Нет, у него есть причина для этих убийств. Думаю, это личное.
– Большой чай и сэндвич с беконом и помидором, спасибо. Тогда у этого парня должно быть очень много претензий к окружающим. По-моему, криминалистам так и не удалось установить никакой связи, да?
– Да ладно тебе, – сказал Иэн Дин, накладывая себе в тарелку четыре сосиски в тесте, – ну не может быть, чтобы это было случайно. Должна быть связь.
– Я ее не вижу. Даже близко не вижу, если честно. Не могу понять этого парня. – Клайв поставил свой поднос на стол и отодвинул бутылки с соусами. – Я просто считаю, что бросать все полицейские силы на наблюдение за ярмаркой – это пустая трата ресурса. Он там не появится.
– Ставлю пятерку, что появится.
– Принято, – сказал Клайв, отпивая чай. – Эта пятерка уже моя.
Сорок один
Лоис была на месте, как и всегда во время ночной смены. Лоис, обрадованная ее приходом и готовая заключить ее в самые теплые объятья.
Но потом Джейн заметила выражение ее лица.
– Я опоздала? – спросила она.
– Да. Карин умерла около часа назад.
Джейн села. Она чувствовала себя усталой, замерзшей и разбитой. Гроза настолько ее задержала и заставила так петлять, что она добралась до места только к десяти, хотя могла бы приехать в пять.
– Проходи на кухню. Я налью тебе чего-нибудь горячего. Ты ела?
– Нет, но я не голодна. Я должна сходить повидать ее.
– Сначала выпей это. Торопиться уже некуда.
Нет. Некуда. Карин дожидалась ее столько, сколько могла, но Джейн подвела ее. Это была не ее вина – конечно же нет, но она все равно чувствовала себя ответственной.
Флуоресцентные лампы загудели, когда Лоис зажгла их, перед тем как налить воды в чайник.
– Бедняга Джейн. Это самое неприятное.
– Я хотела быть рядом с ней. Она хотела, чтобы я была рядом с ней.
– Я знаю. – Она не пыталась давать ей ложные утешения. Лоис была реалисткой.
Она поставила на стол кружку чая и тарелку печенья.
– Выпей, – сказала она. – Я знаю, ты сказала, что не голодна, но печенье к чаю почему-то никогда не оказывается лишним.
Это была правда. Джейн проследила за Лоис взглядом, когда та вышла в приемный зал. В дальнем конце коридора она услышала приглушенные голоса, увидела горящий свет. Дверь закрылась.
– Ты слышала про доктора Дирбон? – спросила Лоис, повернувшись спиной к своему компьютеру.
– Да, Кэт рассказала мне. Я надеялась увидеть ее, но мне не кажется, что я могу просто так заявиться к ней домой в такое время суток.
– А я думаю, что только ты, наверное, и можешь. Почему бы тебе сейчас ей не позвонить?
Джейн засомневалась.
– Это ведь может ее взбодрить, знаешь.
– Она уже знает про Карин?
– Это не я должна ей звонить.
Джейн задумалась, что она может сейчас сказать Кэт, внезапно позвонив ей в пол-одиннадцатого ночи. Она посмотрела на Лоис. Лоис кивнула.
– Так, иди в комнату для посетителей, я переключу телефон туда.
Телефон взяли после второго гудка.
– Это Джейн, – сказала она. – Я в Имоджен Хаузе.
Через десять минут она сидела рядом с Карин Мак-Кафферти. Сестры пока еще не унесли тело, но насос для растворов и стойку для капельницы со шприцами уже убрали. Лампа была включена. Они закрыли дверь.
Карин выглядела как мотылек под одеялом. Ее светлая кожа практически просвечивала на костях, волосы были причесаны и убраны назад, на слегка приподнятую подушку. Джейн взяла ее холодную руку и прижала к своей щеке.
– Я знаю, что ты не осудишь меня, но я должна была быть здесь. Я бы этого очень хотела. Я прошу прощения.
Веки Карин были слегка голубоватыми, как у новорожденных. Она была такой же красивой после смерти, как и при жизни, но очень далекой. Иногда Джейн оставалась наедине с покойниками или недавно ушедшими из жизни людьми и отчетливо ощущала их присутствие. Но не сейчас. Карин ушла настолько далеко, насколько это возможно, и не оставила после себя ни единого следа.
Через полчаса она сидела вместе с Кэт у догорающего камина в гостиной со стаканом виски в руке. Дождь хлестал в окна загородного дома Дирбонов.
Кэт откинулась назад, прикрыла глаза, и ее лицо не выражало абсолютно ничего, кроме изможденности.
– Однажды пациентка, которая ухаживала дома за своей матерью, сказала мне: «Я вышла за пределы усталости». И дальше будет только хуже. Ощущение такое, будто ты лежишь, а сверху на тебя сыплются удары, при этом каждый следующий удар причиняет особую боль.
– Как дети?
Кэт покачала головой.
– Слава небесам, что есть Джудит Коннолли. Мой отец сейчас встречается с ней, и она потрясающая – спокойная, сильная, открытая, умеет найти подход к нему и прекрасно ладит со всеми тремя детьми. Она постепенно становится моей главной опорой – в отсутствие Саймона.
Джейн отхлебнула своего виски.
– В отсутствие? Но я видела его в новостях.
– Да, вот именно. Это одна из причин его отсутствия, и, вероятно, основная – для него это нелегко. Но по-настоящему сводит меня с ума его дурацкое отношение к Джудит. Сай всегда был маминым голубоглазым сыночком, но теперь мама умерла, и он не может видеть никого другого на ее месте в Галлам Хаузе.
– А он не видит, насколько это помогает его отцу?
Кэт фыркнула.
– Он сознательно предпочитает этого не видеть. Это на самом деле хорошо, что он сейчас так завязан на работе, а я больше всего волнуюсь о Крисе. Если бы не это, я бы на него серьезно насела.
Джейн ничего не ответила. Она не знала, как себя почувствует, когда снова вернется сюда и услышит о нем. Все должны были затмить смерть Карин и болезнь Криса. Но она постоянно помнила о Саймоне, несмотря ни на что. Он слишком отчетливо ассоциировался с этим домом и со своей сестрой. Воспоминания Джейн оказались гораздо живее, чем она думала.
– Я так и не поняла, что произошло между вами двумя, – между тем сказала Кэт. – И ты можешь совершенно спокойно не говорить мне.
Джейн поставила свой стакан с виски.
– Я убежала, – сказала она. – Вот что произошло.
– Ты уверена? Просто обычно все происходит наоборот. Это Саймон убегает.
Джейн покачала головой.
– Убежала я. Я не понимала, что чувствовала. Я была в очень сложном и неустойчивом эмоциональном состоянии и не могла справиться с еще одним фактором, который бы ко всему этому примешался. Это должно было помочь, но стало только хуже.
– С тобой случилось очень много всего. Ужасные вещи.
– Мне нужно было разобраться в себе.
– И ты разобралась?
– Не совсем. Но мне кажется, что я постепенно двигаюсь в этом направлении – какое бы оно ни было. Я думала, что аббатство окажется тем, что мне нужно. Я правда хотела, чтобы это для меня сработало, но я сразу поняла, что ничего не получится. Я поняла это, как только легла в постель в своей комнате в первую же ночь. Я пыталась на протяжении полугода и рада, что прошла через это.
– Один пункт можно вычеркнуть, скажем так.
– Да. Теперь я чувствую себя гораздо увереннее в отношении другого варианта. Я хочу углубиться в научную работу.
– Ты не должна замуровывать себя в библиотеке, Джейн, ты слишком хорошо ладишь с людьми. Библиотека ничем не лучше, чем монастырь.
– Но библиотека в сочетании со студенческой жизнью и больницей – это же почти то, что надо, верно? Не знаю, чем я заслужила такую удачу.
– Если говорить об этом, никто не знает, чем и чего заслужил. – Кэт покачала головой, и ее глаза наполнились слезами. Она поднялась и разворошила последние два полена в камине, так что они снова загорелись ярким пламенем. – Австралия сейчас кажется далекой, как солнечная мечта.
– Тебе там понравилось?
– Не особо. Но мы были счастливы вместе, и там все было по-другому, а это всегда работает как встряска. Когда я оглядываюсь назад, это кажется идиллией, если честно.
– Как справляется Крис? Я имею в виду не физически.
– Я не знаю. Как же странно это звучит. Но я правда не знаю. В данный момент он в основном под препаратами, просто переживает день за днем, много спит и ждет начала радиотерапии. Все остальное просто не достигает его сознания. И ты знаешь Криса… он не философствует, он просто принимает все как есть. Но самое ужасное в том, что… Я могу говорить с пациентами о смерти. И я с ними разговариваю. Я думаю, это важно. Я прошу их рассказывать мне, что они чувствуют, заставляю делать то же самое их родственников. Но я не могу делать это с Крисом. Мы говорим о том, что произойдет с медицинской точки зрения, но в остальном… Я не могу, и он тоже этого не делает. У нас никогда не было ничего такого, о чем мы не могли бы поговорить, даже если мы спорили. А спорили мы часто. Но тут мы как в стену уперлись. И это сковывает нас. У меня такое ощущение, что я просто играю роль. Что это не я, и это не Крис, это не мы.
– Так странно. Карин с такой убежденностью верила в альтернативную медицину, что отказалась от всего того, что мы с тобой однозначно бы приняли, – и, вероятно, Крис тоже.
– Особенно Крис. Он человек, основывающийся на фактах. Он не принимает к рассмотрению ничего другого. Когда доходит до такого, знаешь ли, не многие доктора держатся своих принципов.