– Легко. А еще все остальное.
– За десятку можно организовать свадьбу целиком.
Кто-то передал по кругу пачку «Ментос». Одну предложили и констеблю полиции, которая явно не отказалась бы. Она покачала головой. Улыбнулась.
– Буду рада, когда они все уйдут.
Женщина кивнула головой.
Только одну.
Так он сказал себе, и он сдержит свое слово.
Он внимательно наблюдал. Многие гости все еще оставались внутри, но чем больше проходило времени, тем больше людей высыпало на деревянные настилы, установленные на газоне и ведущие к реке: пара-тройка здесь, несколько там. Всегда очень легко было определить невесту, а еще мать, свекровь и сестер. Мужчин почти не было, не считая рабочих. Не мужское это дело – свадебные ярмарки, что сильно упрощало задачу.
Кого он выберет, зависело от конкретного времени и от удачности позиции. Вопрос везения. Или невезения – это с какой стороны посмотреть.
И вот, когда на газоне собралась уже куча народу, он увидел ее.
На ней были джинсы кремового цвета и узкий топ, ее волосы были заколоты сзади, и его начало тошнить. Джорджина. Он поискал Элисон, но Джорджина была одна.
А потом их мать – ее и Элисон – вышла на улицу, чтобы присоединиться к ней.
Джорджи выходит замуж? За кого, когда, где? Вопросы перемешались у него в голове, но он убрал их с дороги, потому что на самом деле ему не нужны были ответы, ему нужно было сосредоточиться, а он не мог. Он чувствовал себя иначе. Всегда, до этого момента, им владело ледяное спокойствие. Холодный. Спокойный. Сосредоточенный.
Но что-то сломалось внутри его вдребезги, и ярость, ярость, смешанная с жутким ощущением предательства и отверженности, взяла над ним верх, и он больше не был холодным, спокойным и сосредоточенным, он превратился в беспорядочный сгусток эмоций. У него тряслись руки. Он купил винтовку для охоты на оленей, но карабин от Хеклера и Коха тоже был у него в сумке. Он убрал винтовку. Его руки все еще тряслись, потому что он пытался действовать быстро, но больше потому, что он знал, что теряет контроль, что он зол, что он не будет следовать плану. Какой теперь может быть план? Планы больше не имели значения.
Он поднял «Джи36», посмотрел в нее и увидел Джорджину и ее мать, которые стояли там и разговаривали с какой-то девушкой у цветочного стенда. Там были и другие. Другие девушки. Другие матери. Другие женщины. Где-то там, может быть, была даже Элисон. Он сделал глубокий вдох и начал двигаться дальше – правильно взялся за винтовку, расположил ее под носом, очень близко и плотно, не как какой-то пацан-любитель. Он не был любителем. Он знал, что делает. Он перебежал через мост в сторону лужайки. Бесшумно. Он начнет кричать Джорджи в любую секунду. Сначала выстрелит, потом закричит, но сначала выстрелит… Не наоборот. Не так, как он должен делать.
Выстрел. Еще выстрел. Он увидел, как Джорджина поворачивается. Ее лицо. Полное ужаса. Нежелания верить в происходящее. Ее руки, взлетающие к лицу. Увидел, как у нее открывается рот. Казалось, это длилось вечность. Теперь у него было все время мира. Они все смотрели, они все видели его, хотя далеко не все понимали, что сейчас случится, их лица выражали недоумение. Некоторые даже смеялись.
Выстрел и крик.
Он выстрелил. И тут выстрел эхом отозвался повсюду.
Крики. Крики исходили не от него, хотя сам он часто произносил эти слова.
– Бросай оружие, бросай оружие. Бросай оружие. Руки за голову. Руки за…
Лужайку, и гравийную дорожку, и мост перед ними наводнили тысячи их, тысячи – ноги, сапоги, крики. Визги.
– Бросай оружие, бросай оружие. Бросай…
Знакомый голос, совсем близко.
– Твою мать, это же Клайв Раули.
«Раули. Клайв Раули. Раули, Рауили, Рауили». Его собственное имя, не переставая, крутилось у него в голове, когда он бросил оружие и встал на колени, а потом плашмя лег лицом вниз на траву, прижатый к ней, с чьей-то ногой на шее.
– Твою мать.
Он закрыл глаза. Он был спокоен. На самом деле даже рад. Он остановился. Как он и говорил.
Остановился.
Семьдесят семь
– Можете подождать пять минут, суперинтендант? Старший констебль сейчас говорит по телефону.
Элли, приветливая секретарша Полы Девениш, улыбнулась Саймону, но это не добавило ему уверенности. У него не было ощущения, что это был звонок, который ни в коем случае нельзя было прерывать, он чувствовал, что его заставляют ждать специально, что таким образом его начальница демонстрирует свое превосходство. Но он кивнул и улыбнулся Элли в ответ, сел, а потом снова поднялся и выглянул в окно во двор полицейского участка. И опять сел.
– Мне принести чашечку чая?
– Нет, спасибо.
Элли продолжила заниматься своими делами. Из других кабинетов доносились разные звуки, характерные для оживленной работы главного штаба обычным будним днем. Но из-за двери старшего констебля не доносилось даже отголосков ее речи.
Последний раз они встречались на короткой пресс-конференции, последовавшей за арестом и обвинением Клайва Раули. Пола Девениш говорила, Саймон стоял рядом с ней и не произносил ни слова; она отражала вопросы, на которые, как все понимали, существовали только определенные ответы. Потом она выступила в конференц-зале с речью, поблагодарив и похвалив всех сотрудников, а потом сразу ушла. С этого момента стояла тишина, вплоть до этого утра, когда она попросила его приехать.
Он был рад выбраться из Лаффертона. Атмосфера в участке была натянутая и тихая. Постоянно появлялись дела, когда сотрудников внутренних органов привлекали за нарушения, и хотя старший суперинтендант сталкивался с парой таких случаев в своей карьере, ничего из сделанного его офицерами даже отдаленно не было настолько серьезно, как это. Клайв Раули войдет в историю полиции. Остальные члены вооруженного спецотряда были все еще поражены, они никак не могли поверить, что один из них, человек, с которым они работали в тесной спайке, основанной на глубочайшем доверии и взаимовыручке, мог использовать свои умения, подготовку и свое оружие, чтобы убить столько человек. Каждый инцидент был подробно рассмотрен, ничего другого и не обсуждали. Что Раули был за человек, говорил ли он когда-нибудь хоть слово, которое могло бы навести их на мысль, все «что, где, как и почему» были много раз рассмотрены под микроскопом, и Серрэйлер не собирался препятствовать такой посмертной экспертизе. Пока что. Им нужно было выговориться, и он не имел ничего против, пока эти разговоры оставались в стенах участка.
Раули не стали обвинять в последнем покушении. Мать была ранена, но несерьезно. На девушке не осталось ни царапины. Раули был профессиональным стрелком. В каком бы неуравновешенном он ни был состоянии, он бы ни за что не промахнулся по ней. Не с такого расстояния. Он, видимо, сознательно целился мимо.
Во время ареста он ничего не говорил. Он не проронил ни слова и ни одному из них не посмотрел в глаза. Все произошло за несколько очень напряженных, но идеально организованных минут.
Прошло некоторое время. Элли вышла. Вернулась. Снова улыбнулась Саймону. Ответила по телефону. Вернулась к своему компьютеру. Через несколько минут она встала и включила свет. День был ветреный и дождливый, на небе нависали облака серого цвета. Осень стала другой.
Элли взглянула на него.
– Извините за ожидание, – улыбнулась она.
Они провели похороны Криса накануне, под этим дождем и ветром, в этом мрачном сумраке. Кэт сделала все по-своему. Служба проходила в приделе Богоматери в соборе, и туда набилась куча народу – хотя она была совсем маленькая. В сообщении о похоронах говорилось только «Семья», но пациенты и коллеги тоже пришли, и они были этому рады. Сэм – бледный, серьезный – встал за кафедру рядом с гробом своего отца и прочитал короткую молитву. И единственный раз в жизни Ханна не шумела, не требовала внимания, но только внимательно глядела на него. «Это он сам попросил ее», – сказала Кэт. Все мероприятие прошло как-то удивительно быстро. В любой момент, казалось Саймону, объявится Крис, встанет рядом с ними, и в итоге окажется, что всего этого на самом деле не было, что это чьи-то чужие похороны, нелепая ошибка.
Кэт пошла с матерью и братом Криса в крематорий. Ричард и Джудит забрали детей в Галлам Хауз. Поминок не было.
Саймон посмотрел, как все они вышли через боковую дверь, а потом пошел под льющим как из ведра дождем обратно на работу.
Он сидел на жестком стуле в приемной своей начальницы, и у него в голове были только эти похороны: белое лицо его племянника, его внезапно постаревший отец, глаза Кэт, уставшие от слез, запах затушенных служками свечей, звуки шагов несущих гроб на каменном полу. Крис. У Саймона были такие замечательные, такие открытые отношения со своим зятем, и он очень долго был частью его жизни; они были друзьями и членами одной семьи, как братья, но без напряженности, которая неизбежна между близкими родственниками. И Крис был лучшим мужем для Кэт, лучшим отцом для детей, лучшим врачом. Лучшим.
– Саймон?
Он поднял глаза, на секунду растерявшись, но потом взял себя в руки и стал готовиться к разбору полетов.
Его не было. Ему вообще ничего не было сказано. Во всяком случае, прямо.
– Я знала, что не ошибалась, доверяя тебе, – сказала старший констебль с хитрой улыбкой.
– Спасибо, – Саймон улыбнулся в ответ. – У меня было предчувствие по поводу свадебной ярмарки. Но как только я вызвал вооруженных ребят, которые дежурили у собора, и погнал их в сторону отеля, я начал паниковать. Не по поводу королевских особ. По поводу вас. И вашей реакции.
– Мы получили благодарности и комплименты от лорд-лейтенанта и благодарности от кабинета принца. В соборе все не могло пройти более гладко, хотя рада, что у нас нечасто проходят подобные события, это слишком большая нагрузка на систему. Как команда?
– Потрясена. Никак не могут уложить это в голове. Но, знаете, Раули не сделал ни одного неосторожного шага. Ни одного промаха.