.
Наши предки превращали фруктовый сахар в жир и, вследствие воздействия мочевой кислоты, одновременно поддерживали свое кровяное давление, чтобы оно не опускалось слишком низко. Более того, метаболизм фруктозы также стимулирует выработку вазопрессина, того самого гормона, который использует наше тело, чтобы повышать кровяное давление и помогать почкам удерживать воду. В Journal of Internal Medicine в 2020 г. удачно выразились: «Таким образом, одна из главных функций фруктозы — сохранение воды путем стимулирования вазопрессина, который снижает потерю влаги через почки, одновременно стимулируя выработку жира и гликогена в качестве источников метаболической воды»[97]. Кроме того, потребление глюкозы может также усилить жажду, которая действует как дополнительный механизм стимуляции запасания воды.
Вероятно, вы уже поняли, куда я клоню. Сегодня у нас нет недостатка ни фруктозы, особенно в очищенной форме, ни соли. Но у нас нет генов уриказы, чтобы оставаться стройными и спортивными посреди такого изобилия. За последний век наша диета превратилась в океан калорий с высоким содержанием сахара и соли, и именно поэтому ученые наблюдают резкий всплеск болезней, связанных с гиперурикемией, от подагры до кардиометаболических расстройств. Они открывают путь другим проблемам, включая рак и деменцию. И опасность № 1 в нашем рационе, о которой трубят все исследования, — фруктоза[98]. Миллионы лет назад она была нашим пропуском в мир силы и ловкости, но, если не взять ее под контроль, она превращается в лицензию на отстрел.
Наше понимание происхождения человека и нашей эволюции далеко от завершения. Большинство наших знаний изменилось с тех пор, как я в школьных стенах узнал о первых людях. Лишь в XXI в., когда были обнаружены новые ископаемые останки, мы осознали, что миграций из Африки было минимум две, если не больше: когда Африку с Европой и Азией (Евразией) соединили различные участки суши, примерно 21 млн лет назад. Это означает, что эволюционное давление на наши базовые гены уриказы могло иметь место за пределами Африки, особенно если учесть ископаемые данные, которые указывают, что некоторые европейские человекообразные обезьяны ушли в Азию и стали предками гиббонов и орангутангов, а другие вернулись в Африку и эволюционировали в африканских гоминоидов и людей; 7 млн лет назад в Европе уже не осталось человекообразных обезьян.
Всем известно, что избыточное потребление сахаров любого вида может подарить нам лишние килограммы, поскольку эти дополнительные калории откладываются в жировой ткани. Часто люди не осознают, что избыток фруктозы особенно вреден из-за влияния на митохондрии — крошечные органеллы в наших клетках, которые генерируют химическую энергию в форме АТФ (аденозинтрифосфата). Когда фруктозы слишком много, нарушается производство энергии в митохондриях, и одно это уже приводит к запасанию жира. Проще говоря: жира становится больше.
Фруктоза — природный подсластитель, который есть только во фруктах и меде, сладчайший из всех углеводов естественного происхождения, и, видимо, поэтому мы так ее любим (а ученые могут приписать распространенность диабета нашей любви к сахару)[99]. Однако мы потребляем большую часть фруктозы не в ее природной форме цельных фруктов. Средний американец ежедневно съедает 17 чайных ложек (71,14 г) добавленного сахара. Термин «добавленный сахар» относится к любому виду сахара, введенного в пищу и напитки в ходе приготовления и обработки. Это может быть сахароза, декстроза, столовый сахар, сироп, мед, а также фруктовые и овощные соковые концентраты. Это примерно 26 кг добавленного сахара в год на человека, и львиная его доля идет в форме глубоко переработанной формы фруктозы, добытой из кукурузного сиропа с ее высоким содержанием[100]. Высокофруктозный кукурузный сироп, который можно найти в газировке, соках и множестве крайне аппетитных продуктов, — еще одна комбинация молекул, в которых преобладает фруктоза. Ее там примерно 55%, на глюкозу приходится 42%, а еще 3% — на прочие углеводы. Я пишу «примерно», потому что, согласно ряду исследований, некоторые формулы высокофруктозного сиропа могут содержать куда больше фруктозы — так, один образец оказался насыщен ею на 90% (причем вы не увидите процентное соотношение на этикетке)[101].
Высокофруктозный кукурузный сироп набрал популярность в конце 1970-х, когда обычный сахар был дорог, а кукуруза оказалась доступнее благодаря правительственным субсидиям (как правило, этот вид сиропа готовится из крахмала генетически модифицированной кукурузы). Сначала его превозносили как «образец инновации», но теперь его впору называть образцом инвалидизации[102]. Мы подробно рассмотрим биологические механизмы глюкозы и ее взаимосвязи с мочевой кислотой в следующих главах, а пока немного введу вас в курс дела.
Фруктозу часто расхваливают как «безопасный» сахар. По крайней мере, «безопаснее обычного», ведь из всех природных сахаров она имеет самый низкий гликемический индекс. Она не повышает напрямую уровень сахара в крови с рефлекторным выделением инсулина из поджелудочной железы. В отличие от других сахаров, которые сразу попадают в кровоток и повышают уровень сахара в крови, фруктоза перерабатывается исключительно в печени. Если она идет вместе с другими формами сахара, как в высокофруктозном кукурузном сиропе, глюкоза в итоге попадает в общий кровоток и повышает уровень сахара, а фруктоза расщепляется печенью. Но хотя она не влияет напрямую на уровень сахара и инсулина, не стоит обольщаться: в долгосрочной перспективе она разрушительно воздействует на эти показатели, как и на многие другие параметры обмена веществ[103].
Факты, которые я изложу в следующей главе, хорошо задокументированы: потребление фруктозы ассоциировано с нарушением толерантности к глюкозе, инсулинорезистентности, высоким уровнем жиров в крови и гипертонией. А поскольку фруктоза не стимулирует выработку инсулина и лептина — двух ключевых гормонов в регулировании нашего метаболизма, — диеты с ее высоким содержанием ведут к ожирению и сопутствующим патологиям обмена веществ. Безусловно, потребление фруктозы все чаще называют фактором, разгоняющим эпидемию ожирения, и в первую очередь — вытеснение ею прочих видов сахара.
Взглянув на регионы, где отмечается пик ожирения, мы получим яркую картинку эволюционного расхождения в современной эпохе. Причем это не те места, о которых вы, скорее всего, подумали. Больше всего от избыточного веса и ожирения на планете Земля страдают жители Полинезии — обширного региона более чем из тысячи островов, разбросанных по центральной и южной части Тихого океана. Журналы о путешествиях могут рисовать это экзотическое направление как рай для туриста, но для местного населения это настоящий эпицентр гипертонии, ожирения и диабета[104]. Полинезийцы также имеют нетипично высокое распространение гиперурикемии и подагры. Нигде в мире эволюционное расхождение не бросается в глаза так ярко.
По данным Всемирной организации здравоохранения, ожирением страдают, например, более половины жителей островов Кука. На разных островах Полинезии доля ожирения варьирует от 35 до 50% и более[105]. Диабет зашкаливает: на Маршалловых островах он диагностирован у 47% жителей. Профессор Джонатан Шоу из австралийского Института сердца и диабета Бейкера говорит: «Это популяция с генетической предрасположенностью, и когда она сталкивается с западным образом жизни, то демонстрирует высокие уровни диабета. <…> Это, несомненно, вызвано высокой частотой ожирения»[106]. И почти четверть полинезийцев живут сегодня с гиперурикемией.
В исторической перспективе полинезийцы — выносливые люди, выдерживавшие длительные путешествия по воде. Но они несут в себе те самые гены запасливости, которые позволили им выжить в дальних морских миграциях, а теперь, в XXI в., усложняют жизнь. Сегодня эти люди могут покупать дешевые, высококалорийные, богатые сахарами продукты глубокой переработки. Любопытно, что в полинезийских странах, таких как Фиджи, где присутствует смешение национальностей (чуть более половины коренных, а большинство оставшихся — индийского происхождения), частота ожирения гораздо ниже и составляет 36,4%. У 40% полинезийцев из почти 10 млн человек диагностированы те или иные неинфекционные заболевания (например, диабет, сердечно-сосудистые расстройства и гипертония), которые можно связать как с хроническим расстройством метаболизма сахара в крови, так и с повышенным уровнем мочевой кислоты. Более того, только на эти болезни приходится ¾ смертей в этом регионе, а также 40–60% общих расходов на здравоохранение[107].
Обеспокоенность здоровьем жителей Тихоокеанского региона растет уже не одно десятилетие. В 1960 г. доктора из Королевского госпиталя ревматических заболеваний (как он тогда назывался) в Новой Зеландии начали публиковать работы о резком всплеске метаболических расстройств и повышенных уровнях мочевой кислоты среди коренного маорийского населения[108]. Когда западные колонизаторы впервые столкнулись с народом маори в Новой Зеландии, они не заметили признаков подагры и даже ожирения, причем даже тогда, когда в Северной Европе подагра встречалась повсеместно. К середине XX в., однако, ее стали часто отмечать у жителей Тихоокеанского региона. Одно исследование 1975 г. гласит, что «у половины полинезийского населения Новой Зеландии, Раротонга, Пука-Пука и островов Токелау выявили гиперурикемию по общепринятым европейским и североамериканским стандартам, а связанная с ней подагра встречается у 10,2% маорийских мужчин от 20 лет и старше». Далее ученые пишут: «Тенденция к гиперурикемии и подагре, с одной стороны, и к ожирению, сахарному диабету, гипертонии и ассоциированным прогрессирующим сосудистым патологиям — с другой, проявляющимся по отдельности у некоторых жителей полинезийских островов Тихого океана, развиваются совместно у народов маори и самоа и представляют сложную и очень важную проблему в сфере здравоохранения»