— На ступени, если вам дорога жизнь! — крикнул он.
Следом за ними неслись большие серые обезьяны, злобно визжа и тараторя. Если бы обезьянка бриндабунд не привела их в ярость, они, пожалуй, не отважились бы напасть на людей. Но теперь они замышляли убийство. Джек Мильн видел это. Томпсон бежал впереди всех — у него были длинные ноги; он бросил ружье и мчался без оглядки, охваченный безумным страхом.
— Нам придется вступить с ними в бой на ступенях, — сказал Мильн скороговоркой.
В этот миг они подбежали к длинному ряду ступеней и повернулись кругом на узкой лестнице. Большой толстомордый гуннамун хотел схватить Мильна, но тот толкнул его что было мочи ружейным дулом.
За ним тянулась длинная стая серых обезьян; одни бежали на четвереньках, другие — на задних ногах; все злобно сверкали глазами и свирепо скалили зубы. Обезьяны были разной величины, но большинство — около двух метров ростом. Мильн очень хорошо знал, что если эти длинные косматые руки схватят человека, то ему уже не вырваться из них.
— Пр-р-очь! — заревел Гиббс и ударил со всего размаха прикладом винтовки по руке одну из обезьян. Рука повисла переломленная, точно гнилая палка, и обезьяна упала, закричав почти человеческом голосом.
Во время этой сумятицы, задыхаясь от удушливого запаха обезьян и отталкивая прочь их лапы, хватавшие его за платье и за руки, Джек Мильн благодарил судьбу, что гуннамуны не настигли их в водоеме. Тогда все было бы сразу кончено. Здесь же, на узкой лестнице у них была еще кое-какая надежда на избавление, хотя и очень слабая.
Томпсон оправился от испуга, хотя лицо его было очень бледно, а глаза расширены. Мильн и Гиббс подняли свои винтовки прикладом вверх, Томпсон стоял на лестнице позади них с небольшим охотничьим ножом в руках.
Никто не говорил ни слова. Для разговоров не было времени. Задние обезьяны лезли через спины передних, вытянув руки и скаля зубы. Большая серая обезьяна схватила за ствол винтовку Гиббса, крепко уцепившись за него, и между ними завязалась на минуту отчаянная рукопашная. Томпсон наклонился и ударил обезьяну ножом по руке. В ту минуту как он сделал это, протянулось два десятка рук, чтобы схватить его, и он попятился назад с криком ужаса.
— Так вот кого им хочется схватить — меня! — вскричал он не своим голосом.
Мильн с Гиббсом ничего не ответили. Они были слишком заняты. Весь водоем был битком набит гуннамунами; они тараторили, визжали и вливались неудержимым потоком на узкую лестницу. Через несколько секунд все должно было кончиться.
— Бегите верх, Томпсон! — крикнул Мильн задыхаясь.
Томпсон сжал в кулаке свой охотничий нож и не тронулся с места.
— Бегите вверх, вам говорят, — подхватил Гиббс, — иначе вам не сдобровать!
То, что случилось после, произошло так быстро, что у всех троих сохранилось лишь смутное воспоминание об этом. Мильн вдруг почувствовал, что обезьяны схватили и прижали его руки к туловищу точно тисками, а винтовку, повернутую вверх прикладом, вырвали у него и бросили прочь.
Гиббс поскользнулся на ступеньке и скатился вниз под косматые лапы обезьян с закрытыми глазами, в полной уверенности, что все кончено.
Крик ужаса сорвался с губ Томпсона, и Мильн, прижатый к груди обезьяны и почти задохнувшийся, и Гиббс, барахтавшийся у ступенек, силясь подняться на ноги, услышали этот крик. Кое-как Гиббсу удалось встать, а Мильну освободиться от объятий, сжимавших его.
В ярком солнечном свете черные тени дико кружились вокруг них, в то время как они стояли ошеломленные и ослепленные. Затем Гиббс воскликнул:
— Они схватили его!
Они стояли вдвоем на ступенях и не могли оторвать глаз, пораженные ужасом. Огромный серый великан-гуннамун держал в руках барахтающегося Томпсона. Охотничий нож он либо уронил, либо его вырвали у него из рук, и он был совершенно беспомощен в объятиях обезьяны. Мильн наконец отвел от него глаза, ожидая, что тут же с ним сейчас покончат. Подняв снова глаза, он увидел, что обезьяна, державшая в руках Томпсона, карабкается кверху по наружной стене храма, окруженная толпою своих сородичей. Гиббс поднял было ружье, но Мильн отвел его в сторону.
— Не стреляйте пожалуйста, — сказал он нерешительно, — они пока еще не намереваются лишить его жизни.
Они стояли одни на лестнице. Толпа обезьян отхлынула от них, собравшись вокруг гуннамуна, который держал Томпсона. Они беспомощно смотрели, как огромный гуннамун с Томпсоном в руках карабкался на стену древнего храма.
Затем обезьяна с человеком исчезла в каком-то отверстии.
— Он погиб, — медленно проговорил Гиббс.
Джек Мильн немного помешкал с ответом. Теперь, когда все было кончено, нервы его успокоились, голова остыла, и он углубился в размышления.
— Нечего и думать пытаться спасти его из храма, — сказал он наконец. — Этим мы только ускорили бы его гибель, да и нам самим пришлось бы, вероятно, плохо. Помню, один охотник рассказывал мне случай вроде этого, как обезьяны схватили одного европейца и продержали его у себя два дня.
— За что же они его схватили? — спросил Гиббс. — Разве он тоже убил одну из них?
Мильн кивнул головой.
— Вот это-то и есть самое скверное в нашем деле, — сказал он.
На храме, четверть часа тому назад кишевшем гуннамунами, не было видно теперь ни одной серой обезьяны. Только в отверстиях и окнах башни мелькала иногда косматая спина. Гуннамуны собрались, очевидно, внутри храма, откуда доносились звуки их лопотанья, крик и визг.
— Пойдемте, — сказал Мильн. — Чего же тут стоять? Вернемся лучше в лагерь и посмотрим, что скажет старик Чури. Он знает вдоль и поперек эти древние города в нашем округе.
Они повернулись и стали быстро взбираться по длинной, лестнице.
Выстрела Томпсона в городе, очевидно, не слышали, что было неудивительно, так как храм гуннамунов и заброшенный водоем находились в самом конце древнего города, на границе джунглей. Молодые люди оставили своих спутников в лагере, на прогалине, в том месте, где окраина города заросла джунглями.
В этот-то лагерь Мильн с Гиббсом и поспешили отправиться.
— Есть тут кто-нибудь? — крикнул Мильн, когда они добрались до четырех палаток, из которых состоял их лагерь. — Есть тут кто-нибудь?
Из одной палатки вышел высокий белобородый индус, который почтительно поклонился, подойдя ближе. Это был их старший слуга Чури.
— Ах, это ты, Чури, — промолвил Мильн и в нескольких словах рассказал о пленении Томпсона.
Чури спокойно выслушал рассказ с непроницаемым коричнево-бронзовым лицом и опущенными в землю глазами. Он провел полную приключений жизнь в джунглях и полуразрушенных древних городах округа и хорошо был знаком с храмами и пилигримами и со всеми особенностями индусской жизни, о которой европейцы почти ничего не знают. Когда Мильн кончил, он заговорил глубоким, звучным голосом.
— Саиб[3] Томпсон в опасном положении, саибы, — произнес он, держа рукою свою белую бороду. — Если обезьяны гуннамун еще не разорвали его на части, то могут скоро сделать это. Помню, в детстве мне рассказывали, как однажды священные обезьяны из храма гуннамун схватили одного кули и утащили его в свой храм, где кормили плодами и орехами почти целый месяц. Затем он от них убежал и прожил до восьмидесяти шести лет.
Гиббс нервно рассмеялся. Несмотря на опасное положение Томпсона, он живо представил себе, как обезьяны кормят его плодами и орехами, и эта картина заставила его усмехнуться.
— Послушайте, Чури, — сказал Мильн, указывая на город, расположенный за прогалиной в джунглях, — ведь вы же превосходно знаете город Поригонг. Не знаете ли вы, как бы нам освободить саиба Томпсона из рук гуннамунов, если только он жив еще?
Чури задумался.
— Если мы взлезем на храм снаружи, то гуннамуны сбросят нас вниз со стены, — сказал индус. — Да и жители города обозлятся за это на нас: ведь они думают, что некогда один из их богов воплотился в такую серую обезьяну.
Он снова погрузился в размышления.
Мильн с Гиббсом смотрели на него нетерпеливо. Мысль о положении Томпсона, если он только был еще жив, не давала им покоя.
— Пойдемте, саибы, — сказал вдруг Чури. — Я кое-что придумал. Оставьте здесь свои ружья.
Достаточно хорошо зная Чури, они не надеялись, что он сообщит им свой план.
Торопливыми шагами направились они из лагеря к городу, после того как Чури отлучился на секунду в палатку для слуг. Они шли по тропинке между развалинами каменных храмов и разрушенной крепостью, окруженной рвом. В отдалении поднимался высокий храм обезьян, однако нельзя было видеть, вышли ли гуннамуны из храма наружу. Все дело казалось Джеку Мильну почти пропащим, когда он размышлял о нем хладнокровно. Только мысль о том, что гуннамуны не разорвали немедленно Томпсона на части, поддерживала в нем искру надежды. До сей поры он еще не мог догадаться, что Чури придумал для спасения Томпсона.
Они прошли городом мимо нынешнего рынка, мимо заросших травою развалин храмов и крепостей былой цивилизации и наконец добрались до огромного, походившего на вал холма железной руды, расположенного на окраине нынешнего города. Когда они подошли к нему, Мильн с Гиббсом увидели, что склон холма изрыт множеством пещер разной величины; некоторые из них имели фантастические формы, другие представляли собою простые отверстия в скале.
— Что это такое, Чури? — спросил Гиббс.
— Пещеры, саиб, — ответил Чури. — Иные из них идут далеко под землею. А одна ведет прямо в храм обезьян.
Они вмиг сообразили, в чем заключается план Чури. Едва ли нашлось бы что-нибудь в древних разрушенных городах и окрестностях Буррипура, чего бы не знал Чури, а в городе Поригонге он прожил в юности несколько лет.
Чури остановился, глядя задумчиво на холм железной руды.
— Над этой пещерой была обезьянья голова, — пробормотал он. — В ней жил святой человек со слоновой ногой. Ага!