Я села и машинально просмотрела книжные корешки. Прочла заголовки задом наперед. Попыталась с одного взгляда определить, из скольких букв состояли самые длинные названия. Легкость решения задачи зависела от формы названия, но средний предел молниеносного ответа составлял около восьми знаков. Мне хотелось закопаться в эти изображения, укрыться за ними, стать тоже одной из букв, которая сама для себя ничего не означает. Потом решила позвонить с обычного телефона Катарине, но тут зазвонил мобильный. Звонил Паап.
— Чау.
— Ну, здравствуй.
— Я тут пыталась тебя достать. Можешь говорить?
— Думаю, что могу.
— Видишь ли. У меня такой разговор, который может показаться тебе безумным. Но… ты не мог бы помочь мне завести ребенка?
Две секунды молчания. После чего Паап мягким голосом ответил:
— Предложение неожиданное.
— Разумеется.
— Я не могу на него ответить прямо сейчас.
— Да? Это сложно? Я понимаю.
— Ну да… Я сейчас… я не очень-то свободно могу говорить.
— Где ты?
— В деревне.
— Можно было предположить.
— Может, я тебе перезвоню как-нибудь?
Я опять взглянула на секундную стрелку часов. Потом на минутную и на часовую, и словно в полусне сообразила, что уже четверть пятого. Времени нет.
— А ты сможешь позвонить сегодня-завтра?
— Я так и хотел, сегодня или завтра.
— Ах-а. Отлично. Ладно тогда. — Я даже начала посмеиваться над ситуацией. — Ну, приятного тебе деревенского отдыха. Пока.
— Пока.
Одним словом — в заднице, и никак иначе. Этот мужчина не позвонит мне раньше завтрашнего вечера, и неизвестно, что он мне тогда ответит. Да и к тому времени мой лимит уже истечет.
Меэлис так и не отозвался. Имелся еще Сандер, с которым когда-то были проведены постпраздничные, чудные легкомысленные ночи. На сообщение лучше не надеяться, поэтому я набрала номер.
Никто не ответил. Но вскоре пришло сообщение: «Я в Бельгии. Позвоню, когда вернусь».
Я еще немного пощелкала в контактах. И, словно в сновидении десперадо, выбрала пару приятелей, с которыми у меня никогда не было физических отношений, предположив, что поскольку они одиночки, то могут оказаться достаточно легкомысленными. Честно говоря, я не представляла точно, как бы мы взялись за серьезное дело с этими парнями при наших давних, но лишенных всякой интимности связях — как выглядели бы конкретная ситуация, первые соответствующие движения… Но я заставляла себя нажимать и нажимать зеленую кнопку, теперь это давалось уже легче.
«Ну, привет! Какие люди!» Радостные голоса ни о чем не подозревающих друзей отзывались в моей душе болью. Они радовались тому, что я неожиданно вспомнила о них, отыскала их и, видимо, желаю пригласить их в гости или на какое-то мероприятие, или, к примеру, предложить им интересное сотрудничество, совместную работу. С показным участием я выясняла, чем они занимаются.
Ардо был во Франции, а то вполне мог бы съездить на пикник.
Маркус — в Южной Эстонии, но где-то через месяц не прочь организовать знатные посиделки. Я даже не понимала, расстраиваюсь ли я или чувствую облегчение, когда после очередной бесполезной беседы (не могла же я считать полезными общие воспоминания нескольких старых друзей!) нажала на красную кнопку.
Телефон тотчас зазвонил. Катарина.
Катарина была в курсе моих отчаянных попыток. Я рассказала ей, как обстоят дела на текущий момент и о том, что до сих пор не удалось никого — никого! — ангажировать. Я говорила эмоционально и драматично.
— Время еще есть, — сказала Катарина.
— Немного. Я так и не дождусь, когда устроят публичные дома для женщин. Где будут работать красивые, здоровые, проверенные мужчины с семейной анамнезией, которые одновременно могли бы служить для женщин живыми спермодонорами. Давно пора.
— Похоже, что да. Но сейчас их, увы, нет.
— Это должно происходить легально. Доноры спермы, к которым можно реально прикоснуться.
— Ой-ой, я уже представляю, какой шум поднимется. Эмоции отцов…
— Они бы и сами великодушно дали на это согласие.
— Но тогда дети рождались бы от торговли людьми!
— Хм, какой торговли… Во всяком случае хоть от благородной торговли. К слову сказать, торговые отношения не самые плохие отношения. В них есть элемент благоразумия, целесообразности. Нечто защищающе-рациональное. Они даже наполовину не так безумны, как эта… слепая безнадежность, — трагично произнесла я.
Катарина помолчала минуту, потом спросила:
— Может, мне приехать в город? Я тут на даче, но как раз подумала, а не сходить ли куда-нибудь вечером. Если хочешь, я стану твоим wingman’oм. Вернее, wingwoman. Кстати, у меня это неплохо получается.
— Ой, очень мило. Даже не знаю — тебе, правда, не лень?
— Ну да. Очень мило с твоей стороны, конечно. Но знаешь… — Я почувствовала, что возвращается мой бойцовский дух (борьба с кем? Но ведь так говорили!) — Я, пожалуй, предприму еще одну внезапную атаку на пляж.
— Просто на пляж, искать кого угодно?
— Ну да, так мне в голову взбрело. Почему бы и нет? Некоторых поступков мы никогда не совершаем, хотя они могут быть и целесообразными, и человечными. Что странного в том, если ты просто пойдешь и вежливо поинтересуешься, согласен ли кто-то выручить тебя из беды.
— Ну, круто. Только будь осторожной. Всякие болезни и прочее…
— Вместо ребенка хламидия, трихомоноз или даже, будем честны, сразу ВИЧ.
— Правда. Будь осторожна. ВИЧ.
— Я вакцинирована.
Против ВИЧ, или опасных штаммов человеческого папилломного вируса, которые в конечном итоге становятся причиной рака шейка матки у женщин, а мужчины лишь передают, я действительно была вакцинирована. Наверное, мне следовало быть благодарной всем предыдущим партнерам за то, что я не получила этот вирус от них. Я подумала, что женщины, в общем, делятся на четыре категории: те, которые зачинают от мужчин детей, но не заражаются ВИЧем; те, кто заражаются, но не зачинают детей; те, кто получают и то, и другое; и те, кому не достается ничего. Ясно, что самой счастливой категорией была первая и самой несчастной — вторая. По поводу двух последних могли возникнуть мировоззренческие расхождения. С точки зрения сохранения вида более предпочтительным был третий, с точки зрения индивидуального благополучия — четвертый. Я сейчас относилась к четвертому.
— Алло, ты меня слышишь? — спросила Катарина. — Все-таки было бы лучше, если б это оказался какой-нибудь старый знакомый.
— Эх.
— Но ты же знаешь людей.
Я печально хмыкнула:
— Не знаю.
— Знаешь, знаешь. Но позвони, если вдруг захочешь вечером вместе поудить.
— Позвоню. Да. Спасибо. Так и быть, fertig, los!
— Пока!
Я надела пышную белую юбку и синюю блузу с завязками на плечах. На шею повесила ожерелье из ракушек, подаренное мне Дарио. Я не выглядела вызывающе — мужчин не следует пугать, изображая из себя прожженную штучку. Юбка была довольно короткой и обнажала ноги в царапинах от лесных прогулок и расчесанных комариных укусов. Ну так что с того: для потенциального спермо-донора поцарапанные ноги не могут служить решающим фактором.
Я села в машину и опять поехала, замедляя ход, когда приближалась к одиноким мужчинам. Тормозила, потом снова нажимала газ. Ничего.
Солнце палило, я ехала и пыталась думать о себе как о машине. Мое тело было механизмом, а я должна была инсталлировать в него новую программу и так хорошо заботиться о нем, как только возможно, и не предпринимать ничего, что могло бы причинить ему вред. Потому что этой машиной был не кто иной, как я, чертик внутри механизма.
Доехав до пляжа, припарковала машину в зарослях ольхи, чтобы салон не нагрелся до невозможности. Забросила рюкзак через плечо и зашагала к морю. Ну, мужчины-дачники, покажитесь!
Мальчики прибывали на пляж в основном компаниями. Здесь не так-то просто было найти одиночного, красивого, свободно мыслящего мужчину, который в техническом смысле был настроен примерно на то же, что и я. Я разглядывала тех, кто гнездились компаниями, или играющих в волейбол пареньков, а что если пригласить их всех к себе на оргию? Молодые и подвижные сперматозоиды. Стоя на границе пляжа, заполненного народом, внимательно разглядывала мужчин. Найдется ли здесь для меня «цветочек ненаглядный»?
— Т!Т!
Кто-то загробным голосом внезапно произнес мое имя. Я вздрогнула, мне показалось, что человек, который меня увидел и которого я в то же время не видела, мог одновременно увидеть и мои мысли без моего ведома. Мне показалось, что меня кто-то засек. Повернув голову правее, откуда доносился голос, локализовала окликающего. Это был дядя Тойво, в полосатых плавках, со светло-коричневым курчавым животиком. Давнишний коллега моей мамы.
— Что ты здесь делаешь посреди знойного лета? — приветливо поинтересовался дядя Тойво. — Не загораешь на берегу Средиземного моря?
— Ах, нет. Я живу здесь неподалеку.
— Вот как. Можешь сразу отправляться купаться, меня поставили охранять детей Трийн и вещи. Так что я и твои вещи посторожу, совершенно бесплатно. Тебе повезло.
Трийн была дочерью Тойво и матерью трехгодовалых близнецов.
— Вот оно что. Спасибо.
— Пожалуйста, пожалуйста. Сегодня бесплатный день.
Он бессмысленно усмехнулся.
— Как мама поживает?
— Хорошо. Быстро.
— Мы уже несколько раз собирались прийти к ней в гости вместе с Трийн и детьми. Или лучше пусть она к нам придет, у нас теперь совсем новое жилье, недалеко отсюда. Кризис усугубляется, а мы всё приобретаем себе недвижимость. Думать надо, думать, — он постучал пальцем по своей макушке. — И тогда будешь благодарен кризису. Знаешь теорию хаоса, экономика не движется по линейке. Главное самому не заехать в тупик.
— Здорово.
— Вот. Ну, иди искупнись, может, Трийн найдешь.
Я посмотрела на большеглазых детишек Трийн, копошащихся в песке, и скинула юбку с блузой на рюкзак.
Т