Hodie mihi, cras tibi[5], — предупреждали они. Да. Сердце заколотилось. Я ведь только что подумала, что я одна из них. Nunc mihi, nunc mihi[6], черт побери.
Но сирена, взвизгнув «ууу-ауп», замолчала. Полицейская машина остановилась в начале Via Giulia, возле невесть откуда взявшегося молодого человека на велосипеде. Я отошла от церкви, вновь ощутила гордость победительницы и, изо всех сил замедляя шаг, двинулась в направлении Piazza Farnese. У вас еще есть возможность задержать меня!
Возле французского посольства караулил «мерс». Почему-то мне захотелось заглянуть в него, но стекла были затемнены. Я попыталась справиться с горячей волной, накатившей на меня, когда я услышала звук сирены, продемонстрировать себе, что на самом деле я ничего не боюсь, и какое-то время поторчала в полном одиночестве на Piazza Farnese, а потом и на Сатро de’ Fiori. Ни души, ни тени. На Сатро de’ Fiori мне вздумалось закричать о том, что я наделала, но до меня тут же дошло, что это выглядело бы безумием. Тупоумием. Я сократилась до смертного создания, которому небезразлична собственная безопасность. Завывание сирены стерло — хоть и на мгновение, но все-таки — из памяти все остальное.
Я чувствовала себя обессиленной, при каждом глотке резкая боль вспыхивала в горле и в ушах. Я добрела до Corso Vittorio, оттуда в ночном автобусе, полном голубоглазых голландцев, доехала до Termini и от станции на такси — домой, в Quartiere Africano, мелкобуржуазный район города. Несмотря на пятый час, я откупорила сувенирную бутылочку Viru Valge, припасенную для подарка, и выпила до дна. Беппе, мой сосед по квартире, работавший в ночную смену, вернулся домой, к нашему обоюдному удивлению, я встретила его у двери, обняла и душевно вздохнула: «О, Беппе!»
— Хех… Послушай… Что это ты?..
— Ох. Знаешь, я ждала тебя.
— Послушай, если честно… Как ты… Как тебе такое в голову пришло?..
— Извини.
Я еще немного подержалась за него, потом поцеловала — опять же к нашему взаимному удивлению — в лоб и отправилась спать. В моем исковерканном сновидении — сновидении преступницы — летали нежные крылатые шахматные фигуры и пели: «Все, что ты делаешь, интересно!»
Но кого подразумевали под этим «ты», я не знаю.
В ГОСТЯХ
Часы тикают. Часы, много часов. Почему не возникает смысла? Конечно, возникает: он — зародыш в часах, тут, там и повсюду. Создается жуткое впечатление, значения разбегаются, как векторы. Понятия разветвляются и образуют узлы.
Это случилось летом в одной из европейских столиц.
Женщина, с которой мы были полузнакомы по работе, услышала, что я собираюсь поехать на несколько дней в тот прекрасный город. Она обрадовалась, потому что там жила ее родственница. Эту родственницу я непременно должна была повидать. И хотя бы одну ночь обязательно провести у ее симпатичной и деятельной родственницы. Да, и на самом деле мне не нужен никакой отель, решила она, если у меня нет аллергии на кошек, я вообще могу остановиться в квартире ее родственницы в центре города. Недолго думая, моя новоиспеченная знакомая позвонила своей деятельной родственнице и сообщила ей время прибытия моего самолета. Покивала в телефон, затем, прикрыв его ладонью, сообщила мне, что ее милейшая родственница будет ждать меня на железнодорожном вокзале через полтора часа после приземления моего самолета. В начале первого перрона. К сожалению, у нее не было ни одной фотографии родственницы, но узнать эту чудесную женщину совсем не сложно. Такая кругленькая, с длинными темными волосами. Знакомая отпустила в телефон какую-то шутку, засмеялась и передала мобильный мне. «Поздоровайся с ней».
У родственницы был мелодично журчащий голос. Ее звали Анна.
Мы приземлились дождливым вечером. В аэропорту подбросить меня до вокзала предложил перевозчик багажа, который как раз заканчивал смену. Любезное предложение меня растрогало, но перевозчик неверно понял мою растроганность. И достал документ: «Я не преступник».
«Но, я надеюсь, что, несмотря на это, вы интересный человек». Я подумала, что, пошутив, проявлю вежливость. На фургоне, где было полно собачьей шерсти, мужчина отвез меня на вокзал, и я поволокла чемодан по мокрому асфальту, а потом по чистым половым плитам здания вокзала к первому перрону.
Какое-то время понаблюдала за людьми, пытаясь определить, каковы особые черты местной физиогномики. В общем и целом народ показался симпатичным, искренним, с открытыми взглядами. В семь минут девятого в сводчатом проходе показалась шарообразная женская фигура.
«Так».
Не знаю почему, но в моей голове прозвучало именно это слово: так. Шар покатился в моем направлении, и я почувствовала, что напрягаюсь. Приближаясь, женская масса теряла очертания, становилась все бесформеннее и какое-то время казалась человекоморжом. Но когда толстая женщина, наконец, остановилась возле моего чемодана, я отметила, что ее плоть, по сравнению с моржовой, слишком рыхлая и пористая. У нее было бледное пухлое лицо, маленькие бегающие карие глазки, и эта беглость вызвала во мне сомнения. Длинные локоны, украшенные бантиками, выглядели довольно пышно, но заметно поредели на височной и лобной части, как у лысеющего мужчины. Ее рост, в лучшем случае, исчислялся 150 сантиметрами.
«Я — Анна».
Я приняла протянутую белую пухлую руку: «Здравствуйте».
«Ну как — не сложно было добраться до вокзала? Я имею в виду, из аэропорта, это так просто, по-моему, если голова хоть немного соображает, даже совсем просто». Фразы, произносимые Анной, казалось, тонули в кипящей каше.
«Да, просто, конечно».
«На сколько дней ты у нас остановишься? Я так поняла, что на неделю?»
«Нет… На самом деле… — Я отважно улыбнулась. — На самом деле только на одну ночь. Завтра поеду к подруге моей сестры».
«Вот как. А Сусанна сказала, что ты к нам на неделю. Может, все-таки останешься. Нам нравятся гости из-за границы, знаешь, мы входим в одну сеть, которая принимает туристов, чтобы приезжие видели, как люди здесь живут, я имею в виду, на самом деле».
Анна уже купила для меня автобусные билеты. Она топала по лужам в золотистых шлепанцах на плоской подошве. Ее кукольные тапочки, приклеившиеся к пальцам, влажно похлюпывали.
«Только смотри, не загораживай дорогу своим громадным чемоданом детским коляскам, или инвалидам, или старикам».
Дом Анны оказался на удивление тесным. Страшно неудобно было тащить по лестнице чемодан, а лестничная клетка оказалась такой маленькой, что передвижение Анны по ней казалось обманом зрения. «Рокко!» — позвала Анна, и из кухни шагнул долговязый мужчина неопределенного возраста. С желтоватым лицом, подрагивающими губами и блуждающим взглядом. Ему, возможно, было чуть больше сорока, а возможно, и около пятидесяти. Он был в футболке, пересеченной по груди надписью, как мне сначала показалось, «THE LORD OF THE FLIES»[7]. Но в следующее мгновение я поняла, что все-таки на футболке было написано «THE LORD OF THE RINGS»[8].
«Это Рокко, — представила Анна. — Сейчас он изучает язык эльфов».
«Добрый вечер», — сказал Рокко. Он смотрел на меня с нерешительной улыбкой, будто одновременно обдумывал — а не сбежать ли. Что касается остальной части фигуры, в целом выглядевшей достаточно стройно, то у него был несоразмерно большой живот.
Анна всколыхнулась белым грибообразным телом и прильнула к Рокко; мужчина в футболке Властелина Колец улыбнулся бодрее, щелкнул языком и вытянул руку: «Смотрите!»
Красивый серый кот сидел на моем чемодане. Я бы не поняла, что он там делает, но Анна вскрикнула: «Боже мой, киска писает!»
Рокко взял кота за загривок и приподнял. Кот замяукал мерзким голосом, в ответ на это Рокко поднял его до уровня своих глаз, вытянул губы трубочкой, будто сказал что-то нежное и ласковое и с ошеломляющей резкостью швырнул кота в угол комнаты. Анна принесла из ванной сырую тряпку.
«Если сразу помыть, не будет вонять. Видимо, у твоих вещей такой запах, что киску возбуждает».
После того как Анна прошлась тряпкой по моему чемодану, его перенесли в библиотеку. Я успела заметить на полках обилие кулинарных книг и фантастики.
«Ты почему на кулинарные книги смотришь, а? Я их перевожу, ты знала, да? Сейчас перевожу о макробиотической кухне. Может, ты голодна? У нас еще остались детские сосиски, сварить?»
Я посмотрела на пальцы Анны.
«Я думаю, мне лучше прогуляться. Не утруждай себя, правда. Мне интереснее… поесть не дома, я с удовольствием схожу одна».
В самолете пассажиров туристического класса не кормили, я жутко проголодалась. Но стоило мне представить, что в кухне этой квартиры для меня варится сосиска, как мне стало страшно. Я улыбнулась.
«Нет, ну зачем же, я пойду с тобой, — отозвалась Анна. Она похлопала Рокко по большому животу. — Но Рокко пойти не сможет. У него больная печень. На самом деле — весь пищеварительный аппарат. Тебе придется с этим считаться: по утрам он проводит в туалете полтора часа. С восьми до полдесятого, каждый день, учти, полтора часа, да».
«Ах вот как. Жаль. То есть… да. Жаль, да». Я поспешила выйти из квартиры, чуть было не загремела вниз на узкой лестнице. Анна, чмокнув Рокко, направилась вслед за мной.
По какой-то неведомой причине все рестораны в тот воскресный вечер были закрыты. После долгого кружения под дождем мы, наконец, нашли обильно украшенную искусственными цветами забегаловку, название которой переводилось примерно как «Сытый землепашец». Анна сообщила, что новые владельцы этого места — турки. Сев, она вытянула ноги в насквозь промокших золотистых шлепках, забавно ухнула и шумно брызнула тапками.
Я была голодна и в полном отчаянии, увидев в меню