tartare de boeuf, сделала заказ. Анна спросила, сказать ли официанту, чтобы он не приносил сырого яйца. «Если ты за холестерином следишь или вообще предпочитаешь легкую пищу, то яйца… ну, ты сама знаешь…»
«Нет, пусть яйцо будет. Я обычно хожу ва-банк. И холестерин, и даже небольшая сальмонелла… Sorry, я пошутила». Конечно, шутка мне не очень удалась, но какая разница, — подумала я. Больше всего мне хотелось остаться одной.
«Они здесь вполне приличные».
«Конечно. Понятно. Я пошутила».
«Ой, мы же скоро поедем в Америку, с друзьями, а Карл, муж моей подруги, он просто настоящий расист».
«Вот как. Да я не имела в виду, что сальмонелла… в тех местах, где турки, вовсе нет».
«Ну да, конечно, но Карл: он же раньше никогда за границей не бывал, этот Карл. И все потому, что он не выносит иммигрантов».
«Ах, вот оно что!»
«Он хочет служить хорошим примером и предпочитает не быть иммигрантом. Нигде».
«Турист это не иммигрант. Он скорее такой легкомысленный эстет — как я сейчас».
Анна не улыбнулась. Она быстро засунула в рот вилку с горкой риса, разок кивнула головой, как клюющая птичка. Я посмотрела на ее толстые упругие щеки… Мой первый вечер в этом городе.
«Я всегда говорю, что все мы иммигранты. Я тоже иммигрантка. Все иммигранты. Наши прародители откуда-то сюда приехали».
Я принялась за еду. Я могла гордиться собой, сырое мясо оказалось вкусным, а Анна, изо рта которой в ходе монолога высыпались на тарелку зернышки риса, не портила моего аппетита. Я всегда считала себя политически корректным едоком.
Анна продолжала: «Коренных жителей нет. Их не существует».
Ее победный тон показался мне странным. Я никак не могла понять, почему именно мне она торжественно сообщает эту весть. «Может быть, и не существует, да, — отозвалась я. — Трудно провести границы».
«Коренных жителей не существует!»
«Просто кто-то всегда кого-то опережает. И устраивает там дела по-своему, но когда новоприбывшие все перемешивают, это так травмирует, по меньшей мере».
Анна вытянула губы трубочкой. А я сама себе удивилась: с чего это я принялась объяснять, можно было просто кивнуть. Но добавила: «Если кто-то раньше тебя сел на скамейку в парке, то это все-таки больше его скамейка, чем твоя, — разве ты не так к нему отнесешься? Даже если ты уверена, что задумала использовать скамейку более интересным образом».
Анна начала постукивать вилкой по столу: «Человек может жить там, где хочет. Может».
«Конечно. Совершенно согласна».
Анна еще пару раз постучала вилкой по столу, затем яростно воткнула ее в еду. Я спросила: «Рокко тоже поедет в Америку?»
«Ахх». Видимо, во рту у Анны оказалось что-то совершенно несъедобное, во всяком случае она тут же исторгла изо рта странный перепончатый кусок. «Пффф. Мой Рокко, конечно, он тоже поедет. Рокко. О да. В его жизни теперь две великие цели».
«Да?»
«Первая — дожить до сорока, и вторая — выучить язык эльфов».
«Что за… Сколько же ему лет?»
«Рокко у меня тридцатисемилетний. У него слизь в легких, это не просто так… Когда ему было двадцать пять, дело было настолько серьезно, думали, что до тридцати он не дотянет, понимаешь. А потом болезнь стала отступать, и сейчас даже совсем… в общем под контролем, в этом смысле».
«По-моему, тоже. В смысле, что он выглядит здоровым». Мне вспомнился блуждающий взгляд Рокко.
«Ну… Не будем преувеличивать. — Анна, мило позвякивая, размешала сахар в чашке. — Кроме того, он учит язык эльфов. Он большой фанат».
«Да, я видела. У него даже футболка Бога мух. В смысле, Властелина Колец». Анна не обратила внимания на мою оговорку.
«Он очень основательный и систематичный. Иногда даже здоровается со мной на языке эльфов. И вообще хорошо запоминает, точно помнит формы слов и цветовые нюансы. У аутистов отличная память, а Рокко у меня немножечко того…»
Анна подмигнула. Я не знала, как на это отреагировать.
«Он где-то работает?»
«Да, конечно, он программист. Он привыкнет к тебе, привыкнет».
Мне вспомнился мой чемодан, оставшийся в их квартире. Подумала, а не смогу ли я изобразить, будто мне пришла СМСка от друга сестры. Ведь вполне могло так случиться, парень должен был вернуться сегодня поздно вечером из Турции, он знал, что я буду здесь несколько дней. Когда Анна пошла в туалет, я отправила парню СМСку, чтобы он сообщил, захочет ли сегодня вечером еще куда-нибудь сходить. Но ответа не получила.
Анна вернулась из туалета, взяла свою цветастую сумку и направилась к стойке платить. Я встала и пошла вслед за ней.
Счет оказался внушительный; мелькнула мысль, может, из вежливости мне следовало бы заплатить за двоих, они же меня принимают, что с того, что вопреки моему желанию. И все-таки я достала из кошелька только свою долю.
«Ох, нет, и не думай, — отреагировала Анна. — Ты гостья. Нет-нет-нет. Я заплачу, это меньшее, что я могу сделать».
«Нет. Так нельзя. Видишь, вот моя доля».
«Убери! — Анна подала официанту кредитную карточку. — Для меня это радость, честное слово, радость».
Я подумала, следует ли мне и далее противостоять ее радости. Толстушка оплачивает мой счет и, желая добра, пугает меня. Анна поблагодарила официанта. Я поблагодарила официанта и Анну.
Дома Рокко сидел на диване, водрузив на стол голые желтые ноги, и смотрел фильм, у действующих лиц которого были, как у ящериц, широкие шершавые щеки. Они обитали на какой-то другой планете, и к ним для обсуждения дел прибыла девушка с внешностью модели, которая летала так, словно ее переносила сверкающая комета.
«Эта девушка послана высшей силой. Напрямую они об этом не сообщают, но она, несомненно, ангел». Рокко опустил ноги на пол. Подвинул примостившихся на диване кукол в потрепанных кружевных нарядах, чтобы мы с Анной тоже поместились на диване. Кукол явно трепали коты. «Ангельское исцеление. Сегодня одна женщина произнесла — ангельское исцеление. Ангельское исцеление грядет», — бормотал Рокко.
«Я в этих фэнтези не разбираюсь, но когда Рокко смотрит, то хорошо, что и еще кто-то смотрит, в том смысле, что у человека есть хобби, а я с удовольствием сижу рядом, вяжу или просто компоную…»
«У нас уже все скомпоновано», — загадочно произнес Рокко.
«Пойду заварю травяной чай». — Анна поднялась и отправилась на кухню.
«Что там происходит?» — поинтересовалась я у Рокко.
Рокко посмотрел на меня изучающим взглядом, в котором сквозила определенная доля удивления.
«Теперь уже слишком сложно объяснить».
«Хорошо, посмотрю так, пока просто не пойму».
«Это просто так не понять», — чуть слышно отозвался Рокко.
«Тогда я просто посмотрю красивые картинки».
Рокко засопел. «Может, ангел тоже уже не справится. Ангельское исцеление. Смешно. Оно грядет, ангельское исцеление», — пробормотал он и замолк, потому что испугался, что я могу услышать. И старался больше не смотреть в мою сторону.
Анна вернулась из кухни с чаем и села между нами. Рокко налил себе чаю, Анна с невероятной гибкостью подтянула ноги под себя. Я испугалась, что она коснется меня пальцами ног, но даже не посмела взглянуть в ту сторону. Две минуты, решила я. Это будет выглядеть вполне естественно.
Через две минуты я поднялась и сказала, что очень устала. И пожелала спокойной ночи.
Ванная комната была грязно-белой и пахла приторно-сладко. Я не могла понять, пахнет ли это кошачий песок под раковиной. Странный запашок вызывал желание сбежать незамедлительно, но мне нужно было почистить зубы и смыть тушь с ресниц.
За дверью раздался голос Анны: «Ты можешь использовать любое полотенце». Но я запомнила, что Рокко проводит в ванной каждое утро по полтора часа и уже достала из чемодана свое полотенце.
На краю раковины я заметила пингвина. Это была игрушка, заполненная жидким мылом, почтенного, должно быть, возраста, ибо ее покрывал слой желтоватой мути. Пингвин показался мне отвратительным. Чистить зубы и умывать лицо пришлось водой, текущей из крана, рядом с которым валялся отвратительный пингвин. Эта процедуру никак нельзя назвать умыванием, подумала я, хотя и не смогла сформулировать, что это за процедура.
Мне стало стыдно за себя.
Пингвин был тем, чем он был, игрушкой, с каждым может случиться. Я попыталась представить — что, если бы я вдруг обнаружила такую пикантную фиговинку в ванной комнате одного из моих любимых мужчин. Тогда она могла бы показаться мне даже обаятельной. Нечаянно забытая жутковатая фиговинка, составляющая, тем не менее, часть пространства сексапильного мужчины. Случайная шутка, может быть, чей-то дурацкий идиотский подарок, который он не выбросил по своей мальчишеской невнимательности или трогательной сентиментальности. И даже желтоватый слой на поверхности игрушки в квартире атрактивного мужчины выглядел бы вполне приемлемым. Таким образом, под воздействием лжетрактовки пингвин стал выглядеть почти что симпатичным.
Я выдавила пасту на зубную щетку и заметила на зеркале второго пингвина. С вешалки для полотенец таращились круглые пингвиньи глаза — крючок для полотенца представлял клюв пингвина. Под потолком тикали часы с пингвиньим корпусом, со стрелками в виде створок пингвиньего клюва. На занавеске душевой был изображен хоровод пингвинов, на керамических плитках, на высоте примерно полутора метров от пола был наклеен строй пингвинов, который обегал почти всю ванную комнату. На полочке над раковиной лежал скребок для пяток с ручкой, изображавшей пингвина, побелевший от струпьев человечьей кожи.
Их бытие. Воображенное мною человеколюбие обваливается при первом же дурно пахнущем вдохе. Как карточный домик. Стыдно.
Я сплюнула зубную пасту в раковину. Перед тем, как погасить в ванной свет, успела заметить висящие на бельевой веревке, натянутой под потолком, пятнистые в разводах подштанники, на пару секунд задержавшие мой взгляд.
Как можно тише я прошла в библиотеку, где Рокко приготовил для меня резиновый матрац. Коты забрались под одеяло вместо меня, самый младший нервно сновал туда-сюда, теребя зубами и когтями лиловую простыню. Я вышвырнула их одного за другим из комнаты и с нахальным грохотом захлопнула дверь. Младший, отчаянно мяукая, еще пару раз толкнулся в дверь, открывавшуюся из библиотеки в коридор. Вторая дверь, которая вела из библиотеки в гостиную, была стеклянной. Сквозь нее я отчетливо видела Рокко и Анну, сидящих перед телевизором, а они видели меня.