Когда сестры медленно брели домой, Юнис поймала себя на мысли, что день странный и необычайно спокойный, простирающееся вдаль болото кажется более мрачным и неприветливым, чем обычно, а рев моря — более удручающим. У Табиты не было таких мыслей. Большая часть собственности покойной досталась Юнис, что терзало алчную душу Табиты, и сестринское чувство сострадания к умершей заглушала жадность.
— Что ты будешь делать с деньгами, Юнис? — спросила она сестру, когда они сидели за чайным столом.
— Оставлю все как есть, — медленно ответила Юнис. — На жизнь нам обеим хватает, а дивиденды я направлю в детскую больницу.
— Если бы Урсула хотела отдать их больнице, — сказала Табита низким голосом, — она бы сама это сделала. Удивительно, почему ты совсем не уважаешь ее выбор.
— Что же ты предлагаешь? — поинтересовалась Юнис.
— Хранить их, — произнесла сестра с блеском в глазах, — хранить.
Юнис покачала головой.
— Нет, — сказала она, — деньги будут переданы больным детям, но я не трону основной капитал, и, если я умру раньше тебя, он достанется тебе, а ты сможешь распорядиться им как тебе угодно.
— Ну, — прошипела Табита, с большим трудом подавляя гнев, — не думаю, что Урсула хотела бы, чтобы ты так поступала, и уж точно она не сможет спокойно лежать в гробу, пока ты соришь деньгами, которые она так усердно берегла.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Юнис, и губы ее побледнели. — Ты пытаешься меня запугать. Я думала, ты не веришь в такие вещи.
Табита не ответила и, избегая вопросительного взгляда сестры, придвинула стул к камину, сложила на груди худые руки и приготовилась вздремнуть.
Какое-то время жизнь в старом доме шла своим чередом. Спальня покойной, согласно ее последнему желанию, всегда оставалась запертой, и грязные окна на ее стороне резко отличались от остальных, блиставших зеркальной чистотой. Немногословная Табита стала еще более молчаливой и бродила по дому и заброшенному саду, подобно неупокоенному духу. Между ее бровями пролегла глубокая морщина, что свидетельствовало о тяжких раздумьях. С наступлением зимы, которая принесла с собой долгие темные вечера, старинный дом стал казаться еще более одиноким. Атмосфера тайны и страха витала в нем, заполняя пустые комнаты и темные коридоры. Ночная тишина прерывалась странными звуками, причиной которых вряд ли был ветер или крысы. Старуха Марта, которая сидела у себя на дальней кухне, слышала на лестнице странный шум. И однажды, когда он раздался вновь, она выбежала в коридор, и ей показалось, будто на ступенях сидит темная фигура. Тем не менее, когда она вернулась туда, надев очки и захватив свечу, там никого не оказалось. Юнис также беспокоили подобные случаи, а поскольку она страдала от сердечной болезни, здоровье ее сильно пошатнулось. Даже Табита признавала, что в доме происходит нечто странное, однако, будучи твердо уверенной в своей набожности и добродетели, не обращала на это внимания; мысли ее занимало совсем другое.
С момента кончины Урсулы все ограничения на права Табиты были сняты, и алчность полностью овладела ей. Она отказалась делить расходы на ведение хозяйства с Юнис, питалась самой простой пищей, и казалось, что ее старая служанка одета лучше, чем хозяйка. Сидя в своей спальне в полном одиночестве, это неопрятное существо с грубыми чертами упивалось своими богатствами, с недовольством вспоминая о затратах на огарок свечи, благодаря которому она могла рассмотреть их в темноте.
Однажды Юнис осмелилась упрекнуть сестру.
— Табита, почему ты не хочешь положить деньги в банк? — спросила она. — Не очень-то безопасно хранить такие огромные суммы в полупустом доме.
— Огромные суммы! — раздраженно передразнила сестру Табита. — Огромные суммы! Какая чушь! Ты прекрасно знаешь, что этих денег мне едва хватает, чтобы не протянуть ноги.
— Не стоит так искушать взломщиков, — ненавязчиво заметила сестра. — Уверена, что прошлой ночью в доме раздавались чьи-то шаги.
— Неужели? — в ужасе воскликнула Табита, схватив сестру за руку. — Я тоже что-то слышала. Мне показалось, что кто-то пробрался в спальню Урсулы. Я поднялась с постели и вышла на лестницу, чтобы проверить.
— И что же? — тихо спросила Юнис, пораженная выражением ее лица.
— Там что-то было, — медленно проговорила Табита. — Клянусь, я стояла на лестнице и прислушивалась. Что-то, шаркая, кругами передвигалось по спальне нашей сестры. Сперва мне показалось, что это кошка, но когда я поднялась в комнату Урсулы, дверь оказалась по-прежнему заперта, а кошка спала на кухне.
— Ах, давай уедем из этого ужасного дома! — простонала Юнис.
— Что? — мрачно произнесла Табита. — Ты боишься бедной Урсулы? Почему же? Боишься собственной сестры, которая нянчила тебя, когда ты была еще ребенком, и даже теперь возвращается, чтобы присматривать за тобой во время сна?
— Ох, — воскликнула Юнис, держась за грудь. — Если бы я ее увидела, я бы умерла. Я бы подумала, что она пришла за мной, как и обещала. О Боже! Сжалься надо мной, я умираю.
Произнеся это, она пошатнулась и прежде, чем Табита смогла ее удержать, без чувств опустилась на пол.
— Принеси воды, — приказала Табита прибежавшей служанке, — Юнис упала в обморок.
Робко взглянув на нее, старуха Марта вышла и вскоре вернулась со стаканом воды, после чего принялась приводить в чувство свою горячо любимую хозяйку. Как только это было сделано, Табита удалилась в свою комнату, оставив Юнис и Марту сидеть в маленькой гостиной, с тоской смотреть на огонь в камине и переговариваться шепотом.
Старая служанка решила, что так больше продолжаться не может, и принялась уговаривать младшую хозяйку покинуть этот полупустой загадочный дом. К ее большой радости, Юнис согласилась, несмотря на все протесты сестры, и одна лишь мысль об отъезде значительно укрепила ее самочувствие и расположение духа. В Морвилле сняли небольшой, но уютный домик и для скорейшей смены обстановки сделали все необходимые приготовления.
Наступила последняя ночь в старом доме, и, казалось, все злые болотные духи и шторм объединили усилия, чтобы нанести решающий удар. Изредка, когда ветер стихал, на далеком берегу становился слышен стон моря, с которым причудливым образом переплетался безутешный звон колокола на буйке, раскачивающемся на волнах. И когда буря поднималась вновь, ее яростные порывы заглушали шум прибоя, и она бушевала по оголенным болотам и обрушивала весь свой гнев на дом у ручья. Чудные голоса свистели в дымоходах, оконные стекла дребезжали, двери хлопали, и даже занавески, казалось, жили собственной жизнью.
Юнис лежала в постели и не могла уснуть. Маленький ночник в масляном блюдце слабо освещал изъеденную червями старинную мебель, придавая теням предметов уродливые очертания. Особенно резкий порыв ветра почти лишил ее защиты, которую давал ночник, и она лежала, с ужасом прислушиваясь к скрипу и другим звукам, раздававшимся с лестницы, горько сожалея о том, что не попросила Марту остаться с ней на ночь. Тем не менее она могла сделать это сейчас. Юнис поспешно встала с кровати, подошла к огромному платяному шкафу и только протянула руку к халату, висящему на крючке, как вдруг отчетливо услышала звук шагов на лестнице. Халат выпал из ее дрожащих пальцев, сердце застучало быстрее, и она бросилась обратно в постель.
Звуки стихли, и воцарилась тишина, которую Юнис так и не решилась прервать, как бы ей этого ни хотелось. От резкого порыва ветра оконные стекла содрогнулись и свет лампы почти погас, а когда пламя перестало дрожать, она увидела, как дверь медленно приоткрылась и огромная тень чьей-то руки скользнула по бумажным обоям на стене. Юнис по-прежнему не могла вымолвить ни слова. Дверь с треском распахнулась, и в комнату вошла фигура в плаще. Когда она откинула свой покров, Юнис с неописуемым ужасом увидела перед собой покойную Урсулу с повязанным на голове платком, лицо которой исказилось в жуткой улыбке. Последним усилием воли она подняла голову в надежде, что кто-нибудь придет на помощь, и когда фигура бесшумно приблизилась к ней и опустила холодную руку на ее лоб, дух Юнис Мэллоу с диким воплем покинул тело и устремился в Вечность.
Разбуженная криком Марта прибежала в спальню и в ужасе застыла, увидев склонившуюся над кроватью фигуру. Служанка с дрожью следила за тем, как та медленно откинула капюшон и сняла платок, и тогда перед ней предстала Табита, лицо которой настолько исказилось от смеси ликования и страха, что Марта едва ее узнала.
— Кто здесь? — жутким голосом вскрикнула Табита, увидев тень старухи на стене.
— Мне показалось, я слышала чей-то крик, — сказала Марта, войдя в комнату. — Меня кто-то звал?
— Да, Юнис, — ответила та, пристально глядя на нее. — Я тоже услышала крик и поспешила на помощь. Что с ней такое? Она впала в оцепенение?
— Да, — произнесла старуха, опустившись у кровати на колени и горько всхлипывая. — В оцепенение смерти. Ах, дорогая моя, бедная моя девочка, и почему все должно было закончиться вот так! Она умерла от страха, — добавила старуха, указывая на глаза Юнис, все еще полные ужаса. — Она увидела что-то дьявольское.
Табита потупила взгляд.
— У нее всегда было больное сердце, — пробормотала она, — эта ночь ее напугала; она напугала и меня.
Выпрямившись, она встала у изголовья кровати, и Марта накрыла лицо покойной простыней.
— Сначала Урсула, потом Юнис, — проговорила Табита, глубоко вздохнув. — Мне нельзя здесь оставаться. Оденусь и дождусь утра.
В тот же миг она вышла из комнаты и, опустив голову, вернулась в свою спальню. Марта осталась у постели умершей и, осторожно опустив ей веки, упала на колени и долго и искренне молилась за душу усопшей. Охваченная горем и страхом, она оставалась в спальне, пока не услышала резкий крик Табиты, заставивший ее вскочить на ноги.
— Что? — вопросила старуха по дороге к двери.
— Где ты? — выкрикнула Табита, приободрившись.
— В спальне мисс Юнис. Вам что-нибудь нужно?
— Сейчас же спускайся! Скорее! Мне нехорошо.