Внезапно она перешла на крик.
— Ради бога, скорее! Скорее, а то я сойду с ума! В доме бродит какая-то женщина.
Старуха торопливо спустилась по темной лестнице.
— Что случилось? — воскликнула она, войдя в комнату. — Кто это? О чем это вы?
— Я ее видела, — прохрипела Табита, судорожно хватаясь за ее плечо. — Я как раз шла к тебе, когда увидела перед собой фигуру женщины, которая поднималась по лестнице. А что, что, если Урсула пришла за душой Юнис, как и обещала?
— А что, если за вашей? — странным голосом произнесла Марта, сама того не желая.
Табита страшно побледнела и упала на колени, цепляясь дрожащими руками за полы ее платья.
— Зажги свет, — закричала она в исступлении, — разожги камин, подними шум! Тьма, будь она проклята! Неужели день никогда не наступит?
— Скоро, скоро, — с трудом преодолевая отвращение, попыталась успокоить ее Марта. — Придет день, и вы посмеетесь над своими страхами.
— Я убила ее, — воскликнула несчастная. — Я убила ее, напугав. Почему она не отдала мне деньги? Ей они были не нужны. Ох! Что это там?
Марта в ужасе взглянула туда, куда указала Табита, но ничего не увидела.
— Это Урсула! — сквозь зубы произнесла Табита. — Прогони ее! Прогони!
Марта, необъяснимым образом чувствуя чье-то присутствие в комнате, сделала шаг вперед и встала перед Табитой. В тот же миг та взмахнула руками, будто пытаясь освободиться от чьей-то хватки, привстала и без единого слова упала замертво.
Окончательно лишившись самообладания, служанка с диким криком выбежала из комнаты, стремясь поскорее покинуть таинственный дом, в котором царила смерть. Ржавые засовы на огромной двери с трудом поддавались, и в ушах звенели странные голоса, пока она отчаянно пыталась отомкнуть запоры. В ее мозгу крутился водоворот мыслей. Ей чудилось, будто покойные в своих далеких спальнях зовут ее к себе, а снаружи хохочет дьявол, держа дверь и не давая ей выйти. Наконец с нечеловеческим усилием Марта отворила дверь и в одной лишь ночной рубашке бросилась в темноту холодной ночи. Путь через болото терялся во мгле, но ей удалось его отыскать. Доски, переброшенные через канавы, были скользкими и узкими, но она смогла благополучно пройти по ним, пока наконец не вошла в деревню на исцарапанных в кровь ногах и, задыхаясь от усталости, полумертвая, не опустилась на крыльцо одного из домов.
Сватовство шкипера
Глава I
В Нортфлите, на лондонской шхуне «Чайка», принадлежащей капитану Уилсону, только что закончилась погрузка цемента для Бриттлси. Заполнили каждый вершок. Высыпавшаяся из трещин серая пыль придавала бородатым лицам честных моряков жутковатый вид, который, к сожалению, совершенно не соответствовал их характеру; и даже припорошила многочисленные ингредиенты морского пирога, который готовился на обед.
Только после того, как палубы были вымыты и маленькая шхуна стала выглядеть более презентабельно, штурман задумался о собственной гигиене. Стояло прекрасное теплое майское утро, и часть груза попала в волосы моряка и осела полосами на его горячем, добродушном лице. Юнга принес на корму деревянное ведро, наполненное чистой водой, и положил на люк рядом с ним кусок желтого мыла и полотенце. Увидев эти приготовления, штурман с довольным видом улыбнулся, сбросил рубашку и, подпоясавшись подтяжками, наклонился, с большим усердием принимаясь за умывание.
Дважды ангел-служитель, который был не в том возрасте, чтобы сильно беспокоиться о собственном туалете, менял воду, прежде чем штурман остался доволен. Затем тот докрасна натер лицо и шею полотенцем и спустился в каюту, чтобы сменить одеяние.
Он снова появился на палубе только после обеда, который, ввиду отсутствия шкипера ему пришлось отведать в одиночестве. Матросы, которые тоже уже успели поесть, дымили, сидя на носу корабля, и штурман, набив свою трубку, сел поодаль и молча закурил.
— Я оставил обед для шкипера в маленькой кастрюльке, сэр, — сказал повар, высовывая голову из камбуза.
— Хорошо, — ответил штурман.
— Интересно, куда это шкипер все ходит в последнее время, — продолжал повар, не обращаясь ни к кому, но посматривая краем глаза на штурмана.
— Да, любопытно, — подтвердил штурман, который в тот момент был настроен доброжелательно.
Повар вышел из кухни и, вытирая мокрые руки о грязные парусиновые штаны, приблизился и растерянно поглядел на берег.
— Он лучший из капитанов, с которыми мне доводилось плавать, — медленно проговорил он. — А вы заметили, сэр, что он вот уже несколько рейсов сам не свой? Когда он собрался на берег, я ему говорю, что у нас на обед нынче морской пирог, а он мне: «Ладно, Джо», как будто я сказал «вареная говядина с картофаном», или «доброе утро, сэр», или что-то в том же духе!
Штурман покачал головой, выпустил облако дыма и лениво наблюдал за тем, как оно рассеивается.
— А мне вот кажется, не насчет ли нового груза он старается, — проговорил тучный старый моряк, подойдя к повару. — Поглядите, до чего он стал наряжаться! Вот-вот капитан парохода не молодцеватее будет!
— Куда там капитану парохода, Сэм! — подтвердил другой матрос, который тоже подошел ближе, обнадеженный миролюбивым видом штурмана. — Только не думаю, чтобы он за новым грузом ходил. За цемент хорошо платят.
— Да не за грузом, — послышался тонкий, но уверенный голос.
— Пошел вон! — проворчал старый Сэм. — Мелкий еще, а встреваешь в разговор старших. Еще чего не хватало!
— Куда же я пойду? И вообще, мне на корабле везде можно быть, — захорохорился юнец.
Матросы зашевелились, но слишком поздно. Чувство дисциплины, доселе дремавшее в штурмане, пробудилось, и он в ярости вскочил на ноги.
— Чтоб вас!.. — крикнул он. — Полюбуйтесь только на эту чертову команду — все до последнего тут! Пожалуйте в кают-компанию, джентльмены, не угодно ли вам рюмочку коньяку да по сигаре. Весь сброд с кубрика расселся себе тут и сплетничает о шкипере, как стайка прачек. И курят еще, так вас перетак, курят! Нет, вот шкипер вернется и пусть тогда ищет себе либо новую команду, либо нового штурмана. Хватит с меня. Да на барже порядки и то построже будут! Юнга — единственный среди вас настоящий моряк.
Он свирепо зашагал взад и вперед по палубе; повар исчез на камбузе, а два матроса засуетились у бака. Маленький виновник всей этой бури, вовсе не желавший попасть в нее сам, спрятал свою трубку в карман и оглянулся в поисках работы.
— Иди сюда! — строго приказал штурман.
Мальчик подошел.
— Что это ты сейчас болтал насчет нашего шкипера? — потребовал он объяснений.
— Я сказал, что он не за грузом ходит на берег, — ответил Генри.
— Много ты знаешь! — отрезал штурман.
Генри почесал ногу, но промолчал.
— Много ты знаешь! — повторил штурман совсем безнадежным тоном.
Генри почесал другую ногу.
— Чтобы я больше от тебя не слышал трепотни о делах твоего вышестоящего начальства, — сурово проговорил штурман. — Понял меня?
— Есть, сэр, — смиренно ответил юнга. — Конечно, не моя это забота.
— Что не твоя забота? — небрежно спросил штурман.
— Шкиперские дела…
Штурман в раздражении отвернулся и, услышав приглушенный гогот из кухни, направился туда и смотрел в глаза повару — несчастному существу, совершенно не способному сдержаться — минут пять, не меньше. За этот короткий промежуток времени он установил, что кухня — самая грязная дыра под солнцем, а повар — самый нечистоплотный человек, который когда-либо готовил еду. Поделившись своими открытиями с поваром и доведя его, вспотевшего от переживаний, до полнейшего отупения, штурман отошел и снова напустился на матросов. Когда они отвечали, он ругал их за наглость, когда молчали — за уныние; наконец, одержав над ними полную победу, он сошел вниз, а рассерженные матросы, убедившись, что он не намеревается возвращаться, подошли к Генри, чтобы найти изъян и в нем.
— Будь ты мне сыном, — проговорил Сэм, тяжело дыша, — я бы тебя отколошматил до полусмерти.
— Будь я вашим сыном, я бы утопился, — невозмутимо ответил Генри.
Отец Генри неоднократно убеждался, что отпрыск — достойный сын своей мамаши, а та славилась острым язычком на весь Уэппинг, и даже в далеком Лаймхаузе о ней слыхивали.
— Нечего искать дисциплины на судне, где шкипер пальцем тронуть юнгу не дает, — угрюмо заметил Дик. — Ему это тоже во вред.
— Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне, друзья мои, — насмешливо-покровительственным тоном проговорил Генри. — Я прекрасно сумею сам о себе позаботиться. Разве это я пришел с берега настолько пьяным, что пытался влезть в трюм, не открыв люка? Или я купил пачку поддельных ломбардных расписок? Неужели я?..
— Вы его только послушайте, — произнес Сэм, багровея от гнева. — Пусть меня повесят, но я его…
— А не ты, так я ему задам! — зарычал Дик, для которого фальшивые расписки были больным местом.
— Юнга! — заорал штурман, высунув голову из кают-компании.
— Иду, сэр! — ответил Генри. — Прошу прощения, но мне уже пора, — вежливо добавил он. — Нам со штурманом нужно кое о чем потолковать.
— Придется мне искать другое судно, — проговорил Дик вслед маленькой юркой фигурке, сбегавшей по трапу в кают-компанию. — Никогда еще мне не приходилось служить на судне, где юнга делает все, что ему вздумается.
Сэм покачал головой и вздохнул.
— Это лучший корабль, на каком мне довелось быть, если не считать сей неприятности, — твердо добавил он.
— Что с ним будет, когда он подрастет? — спросил Дик, теряясь в необъятном множестве догадок. — Негоже так мальчишку распускать. Одна добрая порка в неделю пошла бы ему на пользу, да и нам тоже.
Тем временем объект их заботы спустился в каюту и, прислонившись к камину, ждал, когда штурману будет угодно с ним заговорить.
— Где шкипер? — спросил тот, сразу переходя к делу.
Генри обернулся и взглянул на маленькие стенные часы.
— Гуляет взад-вперед по улице в Грейвзэнде, — осторожно ответил он.