Обиды на Россию не имели. Штрафные и заградительные формирования в годы Великой Отечественной войны — страница 23 из 53

Поскольку штрафные формирования были по своей сути обычными (лишь с некоторой спецификой) стрелковыми частями, их повседневная жизнь и деятельность регулировались едиными для всей Красной армии общевоинскими уставами.

Это подтверждают сами фронтовики. «На мою долю выпало более года командовать взводом в отдельной штрафной роте. И, конечно же, неплохо знаю суть этого подразделения, – писал автору капитан в отставке Н.Г. Гудошников, бывший командиром взвода в 121-й ОШР 40-й армии. – Надо сказать, оно почти ничем не отличалось от обычного: та же дисциплина, тот же порядок, те же отношения между солдатами-штрафниками и офицерами. Кому-то, может быть, покажется странным, но ко мне и другим командирам обращались по-уставному: “Товарищ лейтенант”, а не по-лагерному: “Гражданин начальник”, такого я ни разу не слышал… Никаких особых дисциплинарных и иных санкций мы к штрафникам не применяли, кроме уставных»[313].

Повседневная жизнь штрафных формирований, как и в обычных линейных частях, регулировалась распорядком дня, который, разумеется, удавалось строго выдержать лишь при отсутствии боев. В 1-м ОШБ Сталинградского фронта распорядок дня был введен приказом по части с 16 августа 1942 г. и включал в себя при 8-часовом сне (подъем в 6.00, отбой в 22.00): физическую зарядку (6.05–6.20), утренний туалет (6.20–6.40), утренний осмотр (6.40–6.55), политическую информацию (6.55–7.25), время на прием пищи (завтрак: 7.25– 8.00; обед: 14.00–16.00), занятия по огневой, строевой и другим видам подготовки до обеда и после него (8.00–14.00; 16.00–20.00), чистку оружия (20.00–20.30 и 21.15–21.45), самоподготовку (20.30–21.15), вечернюю поверку (21.45–21.55)[314].

Обращает на себя внимание отсутствие в распорядке дня времени на ужин, что, на наш взгляд, прямо говорит о трудностях с продовольственным обеспечением в этот один из наиболее тяжелых этапов Сталинградской оборонительной операции. Уже в ходе контрнаступления под Сталинградом 27 ноября 1942 г. режим дня был уточнен, в частности, в нем были теперь предусмотрены ужин и личное время, при этом продолжительность ночного сна была сокращена на один час, отбой объявлялся в 23.00[315].

В соответствии с уставным порядком организовывалась повседневная жизнь и в штрафных ротах. Для примера сошлемся на документ из фонда 188-й ОШР 48-й армии. Утвержденный 15 февраля 1944 г. распорядок дня предусматривал время, отведенное на физзарядку, туалет, завтрак – с 6.00 до 7.30, занятия общей длительностью 11 часов (с 7.30 до 14.40 и с 17.00 до 21.00), обед (16.00–17.00), ужин (21.00–21.55), получасовое личное время и вечернюю поверку. Ночной сон составлял семь часов (с 23.00 по 6.00)[316].

Согласно требованиям уставов, организовывались не только внутренняя служба, но и боевая и политическая учеба, а также выполнение различных задач, поставленных подчиненным штрафным формированиям их прямыми начальниками.

Боевая учеба

В дни, когда личный состав не участвовал в боевых действиях или не находился на марше, штаб организовывал процесс боевой учебы. Это – еще одна черта, роднящая штрафные формирования с обычными линейными частями.

Используя приданные штрафные формирования, командиры дивизий, бригад, полков решали конкретные боевые задачи (вопрос искупления вины личным составом их волновал во вторую очередь) и, естественно, были заинтересованы в успехе боя. А обеспечить его мог – и это очевидно – боец, обученный разносторонне и до автоматизма отточивший навыки поведения в боевой обстановке.

Свой отпечаток на боевую учебу накладывал смешанный состав штрафных формирований, где в одном строю оказывались представители всех родов войск. Командир штрафного взвода А.В. Пыльцын свидетельствовал: «Была налажена боевая подготовка, основной целью было обучить бывших летчиков, интендантов, артиллеристов и других специалистов воевать по-пехотному, а это значит – совершать напряженные марши, переползать, окапываться, преодолевать окопы и рвы, а также вести меткий огонь из автоматов, пулеметов, противотанковых ружей и даже из трофейных “фаустпатронов”. Но, пожалуй, самым трудным, особенно в психологическом плане, было преодоление страха у некоторых обучаемых перед метанием боевых гранат, особенно гранат Ф-1… Обучение проходило на боевых (не учебных!) гранатах, которые взрываются по-настоящему!»[317].

Поэтому, исходя из практических потребностей, в число учебных предметов включались огневая, тактическая, строевая подготовка, многие занятия планировались к проведению на местности.

Так, командир только что сформированного 5-го ОШБ Северо-Западного фронта майор И.Е. Клюйков 8 ноября 1942 г. запросил начальника штаба фронта о выделении следующих учебных пособий: Боевого устава пехоты, Наставления по учебным приборам, пособий по топографии, Наставления по стрелковому делу (пистолет ТТ, револьвер наган, винтовка, ручной пулемет), наставления по трофейному оружию[318].

Изучение теоретической части Боевого устава пехоты, Курса огневой подготовки, Наставлений по стрелковому делу и по рукопашному бою и их практическое освоение было организовано в 121-й ОШР 40-й армии[319]. Переписка ее командира капитана Левченко в июле – августе 1944 г. с начальником штаба 232-й стрелковой дивизии лишний раз подтверждает, что и в разгар войны в штрафных формированиях не забывали о боевой учебе, заботясь о подготовленности личного состава как средстве более успешного решения боевых задач.

В развитии собственных навыков уверенного владения оружием и тактическими приемами были заинтересованы и сами штрафники. Как вспоминал командир взвода 610-й ОШР Волжской военной флотилии П.Д. Бараболя, занятия стали «нашим первейшим делом. И неспроста. Для иных пулемет, ПТР были незнакомы. Приходилось растолковывать азы и премудрости владения оружием, учить всему тому, без чего в бою не обойтись. Надо заметить, что особо убеждать подчиненных в прописных армейских истинах не приходилось. Оно и понятно. Кому хотелось стать на поле брани мишенью! Матросы и старшины к тому же прекрасно понимали, что их, штрафников, непременно будут бросать на самые опасные участки, где лишь собственное боевое умение может стать гарантией выживания»[320].

Обучение личного состава велось не только на передовой, но и в тыловых ОШБ, где бойцов-переменников концентрировали перед направлением на фронт, и организовывалось не формально. Так, в декабре 1943 г. штаб Среднеазиатского военного округа проверил ход боевой учебы в 30-м штрафном батальоне 32-й запасной стрелковой бригады. В организации тактической подготовки проверяющие выявили следующие недостатки: «При обучении наступательному бою недостаточно отрабатывается доклад о замеченном противнике. Бойцы не приучены к отползанию в сторону от места падения при перебежках, выбор для занятия следующего огневого рубежа производится без учета складок местности». Что касается огневой подготовки, то констатировалось, что «недостаточно изучаются задержки при стрельбе и их устранение»[321].

Наиболее дальновидные военачальники считали необходимым лично контролировать организацию боевой учебы в штрафных формированиях и при всей занятости находили для этого время.

В июле 1943 г. в ходе подготовки к Смоленской наступательной операции на Калининский фронт был направлен контингент освобожденных из заключения, численности которого хватило на укомплектование 20 штрафных рот. По решению командующего фронтом генерал-полковника А.И. Еременко они были включены в состав 3-й и 4-й Ударных армий с указанием в течение 20 дней провести с личным составом занятия по боевой подготовке. Когда по истечении этого срока А.И. Еременко лично проверил результаты, «подготовка оказалась слабой, плохо стреляли». Срок учебы был продлен еще на неделю.

Серьезные недостатки были вскрыты в одном из штрафных батальонов, где командующий провел показные учения с боевой стрельбой из минометов. Его выводы были неутешительны: «… Многие офицеры не умеют руководить стрельбой из минометов. Штрафники плохо, очень плохо подготовлены… Я приказал еще одну неделю заниматься подготовкой штрафников, главным образом обратить внимание на подготовку их к стрельбе из карабинов, пулеметов и минометов и на тактику действий»[322]. Поскольку подобные недостатки были выявлены и в других ОШБ фронта, для их устранения генерал А.И. Еременко временно прикрепил к ним начальника полевой подготовки фронта и своего помощника.

Бесспорно, эти усилия были рассчитаны на то, что в предстоящей наступательной операции командующий рассчитывал на штрафников как серьезную ударную силу.

Политико-воспитательная работа, моральный настрой

Приказ НКО № 227, которому штрафные части обязаны своим рождением, директивой ГлавПУ РККА от 15 августа 1942 г. был объявлен основным военно-политическим документом, определяющим боевые задачи всей Красной армии и содержание всей партийно-политической работы на ближайший период войны[323].

Но при этом в партийно-политической работе, воспитании военнослужащих в духе преданности ВКП(б), Советскому государству и лично И.В. Сталину главные политорганы РККА и ВМФ никакого специфического уклона в расчете именно на штрафников не предусматривали. Достаточно было того, что общие политические установки под углом зрения задач штрафных частей преломляли местные политработники.

В политико-воспитательной работе со штрафниками учитывались: социально-демографические характеристики личного состава, особенности правового статуса переменников, необходимость для них в течение ограниченного срока в один – три месяца проявить себя с лучшей стороны, а также повышенная сложность боевых задач, которые ставились перед штрафными формированиями.

Партийно-политическая, воспитательная работа при этом не ориентировалась на репрессивный уклон. Уместно напомнить о приказе И.В. Сталина № 0391, изданном еще 4 октября 1941 г. по поводу многочисленных фактов подмены воспитательной работы репрессиями. Нарком обороны приказал «самым решительным образом, вплоть до предания виновных суду военного трибунала, бороться со всеми явлениями незаконных репрессий, рукоприкладства и самосудов»[324]. Это была предупредительная мера против произвола тех командиров (начальников), кто собственную растерянность и панику в сложных условиях боевых действий прикрывал применением оружия по отношению к подчиненным без всяких на то оснований, самоуправством и площадной бранью.

В работе со штрафниками использовался весь спектр средств воспитания – политические занятия, политинформации, беседы агитаторов, коллективная читка газет, выпуск «боевых листков».

Как вспоминал А.В. Пыльцын, «было хорошо налажено и снабжение, и работа полевой почты, и всякого рода информация. Нам регулярно доставлялись, хоть и в небольшом количестве, даже центральные газеты “Правда”, “Звездочка” (как называли “Красную звезду”), “Комсомолка” и другие, а письма даже из далекого тыла приходили (мне, например, от матери и сестрички с Дальнего Востока), хотя иногда и со значительной задержкой, но всегда надежно»[325].

Взыскательность, повышенный спрос с переменников многие командиры и политработники, особенно в штрафных батальонах, сочетали с доверием к подчиненным, апеллировали к их лучшим качествам.

Именно об этом автору писал штрафной рядовой П.С. Амосов, направленный в 15-й ОШБ 1-го Украинского фронта: «Перед боем командир батальона подполковник И.С. Рудик произнес короткую речь: “Товарищи, завтра вы получите право вновь вернуть себе честное имя. Начинается наступление. Вы должны утвердить честь нашего батальона, проявить мастерство, храбрость и отвагу русских офицеров. Вы сами командиры, воевать умеете”»[326].

Важным средством мобилизации лучших качеств воинов были контакты с представителями тыловых общественных организаций и трудовых коллективов. Об одной из таких встреч вспоминал П.Д. Бараболя: из местной школы в поселке Бекетовка, входившем в городскую черту Сталинграда, в роту со скромными подарками – кисетами и домашними пирожками с картошкой добрались, чтобы поздравить личный состав с новым 1943 годом, несколько школьниц. «Сколько уж лет прошло с той далекой поры, – писал ветеран, – но всякий раз, когда память воскрешает трогательную незабываемую встречу, на глазах у меня навертываются слезы»[327].

После телефильма «Штрафбат» не избежать упоминания о возможности пребывания среди штрафников священника. Религиозная проповедь в расположении воинской части (любой, а не только штрафной), как и участие в боевых действиях человека в рясе, в те времена воинствующего атеизма были исключены: ни командир, ни политработник, ни уполномоченный особого отдела этого просто не допустили бы. Священник мог появиться в воинской части разве что в составе делегации из тыла, прибывшей для вручения подарков воинам.

Говоря о мотивах, которые вели штрафников в бой, недопустимо впадать в крайность и утверждать, что все они без исключения отличались обостренным патриотизмом, свято блюли требования воинских уставов и войскового товарищества, исповедовали высокую мораль. Война свела в штрафных частях самых разных людей, жизненные пути которых в иных условиях вряд ли пересеклись бы. Вчерашний офицер, для которого честь дороже жизни, – и уголовник, вырвавшийся из-за колючей проволоки в расчете продолжить разгульную жизнь. Случайно или в силу неблагоприятной ситуации оступившийся воин – и закоренелый ловкач, умеющий выйти сухим из воды. Человек благородный, сильный духом – и субъект, в зависимости от ситуации способный и на доброе дело, и на бесчестный поступок.

Не все одинаково благосклонно относились и к власти, виня ее за сломанную собственную судьбу или судьбу своей семьи, – незаконно репрессированные, раскулаченные, спецпереселенцы. В связи с этим в архивных документах зафиксированы многочисленные, приводимые и в настоящей книге, факты измены Родине со стороны штрафников, дезертирства, бесчинств, от которых страдало мирное население. В то же время не они определяли моральный облик личного состава, а куда более массовые проявления штрафниками подлинного героизма, стойкости, самопожертвования.

Состояние дисциплины и правопорядка. Дисциплинарная практика

На штрафные формирования в полном объеме распространялись требования Дисциплинарного устава Красной армии.

Бывший командир ОШР 13-й армии И.Н. Третьяков вспоминал в письме к автору: «Как обращались с личным составом? Так, как положено обращаться с подчиненным, с человеком, живущим рядом. Об этом еще при моем назначении говорил мне командарм генерал Пухов… Службу и быт организовывали согласно уставам, политико-воспитательная работа велась, как обычно в армейских условиях. Упреков бойцам со стороны командиров, что они, мол, осужденные и находятся в штрафной, не позволялись. Обращались по-уставному: “Товарищ боец (солдат)”»[328].

При этом фронтовик справедливо оговаривался, что настоящий, волевой, знающий свое дело командир не станет заискивать перед переменниками, не будет искать дешевой популярности, а проявит необходимую требовательность и строго взыщет с подчиненных. При этом учтет обстоятельства, при которых были нарушены закон или устав и личность нарушителя.

Обратимся к документам, помогающим с фактической стороны составить представление о дисциплинарной практике, к которой прибегало командование штрафными формированиями. В 188-й ОШР 48-й армии командир отделения переменник М.Г. Шеламов во время боя 6 июля 1943 г. «проявил себя в трусости». Учитывая, что он в боях прежде не участвовал, командир роты ограничился строгим арестом штрафника на восемь суток и снятием того с должности[329].

В феврале 1944 г. красноармейцы Новиков, Зазулин и Лядкин были уличены в том, что «обменивали и пропивали казенное обмундирование… делали самовольные отлучки из части…» Несмотря на то, что в их действиях были явные признаки уголовного преступления, командир роты ограничился дисциплинарным взысканием, подвергнув каждого аресту на пять суток[330].

Командир 322-й ОШР 28-й армии лейтенант З.Б. Рисов приказом от 16 октября 1944 г. «за неоднократное пьянство, организацию в роте пьянки и дебоша» своей властью увеличил срок пребывания в штрафной роте на один месяц красноармейцам П.Н. Бундину и А.С. Егорову[331].

Иное дело, когда командование сталкивалось с неисполнением приказа, побегом с поля боя, попыткой перехода к врагу, членовредительством и другими тяжкими преступными деяниями. В этом случае командный и политический состав штрафной части имел право и был обязан применять все допустимые уставом меры воздействия, вплоть до крайних.

В той же 188-й ОШР красноармеец Крюков во время боя пытался перейти на сторону противника, но это вовремя заметили и по приказу одного из командиров открыли по перебежчику огонь на поражение[332].

За без малого два с половиной года существования 10-го ОШБ (с 4 декабря 1942 г. по дату окончания войны) из него дезертировали 140 военнослужащих переменного состава (один – даже военюрист 3-го ранга)[333]. Некоторые из них по горячим следам были задержаны и по приговору военного трибунала расстреляны перед строем батальона (только в 1943 г. таких насчитывалось 10 человек)[334].

Приказом командира 8-го ОШБ Центрального фронта 17 июля 1943 г. «за трусость и уклонение от участия в бою» был расстрелян перед строем штрафной рядовой В.Е. Таранченко. Еще один переменник – Г.Ф. Литовка был уличен в «самостреле», предан суду ВТ 129-й стрелковой дивизии и по приговору 28 декабря 1943 г. тоже расстрелян[335].

В январе 1943 г. из 11-го ОШБ дезертировали штрафные рядовые Д.И. Кочетов и В.П. Киржеманов. Через непродолжительное время они были задержаны и осуждены военным трибуналом фронта к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение перед строем батальона[336].

Подчас при наведении порядка командиры превышали свою власть, и эти случаи не замалчивались. Командир 1-й стрелковой роты 9-го ОШБ старший лейтенант В.М. Кузьмин 17 мая 1944 г. отдал приказ о расстреле одного из подчиненных штрафников «за неоднократное невыполнение приказания по инженерным работам на переднем крае, за обман и очковтирательство». По этому происшествию командир ОШБ подполковник Е.Я. Лысенко провел дознание, материалы которого направил военному прокурору фронта для привлечения Кузьмина к уголовной ответственности[337].

Боевое и тыловое обеспечение

Обеспечение оружием, боеприпасами, вещевым имуществом, продовольствием, удовлетворение медицинских, финансовых, бытовых и иных нужд личного состава, как постоянного, так и переменного, осуществилось в общепринятом порядке довольствующими органами фронтов и армий, в составе которых штрафные формирования находились.

Личный состав штрафных частей, наравне с другими частями Красной армии, воевал штатным оружием отечественного производства – 82-мм и 50-мм минометами, противотанковыми ружьями Дегтярева (ПТРД) и Симонова (ПТРС), пулеметами станковыми Максима образца 1910/1941 г. и системы Горюнова (СГ-43), пулеметами ручными Дегтярева (РПД), пистолетами-пулеметами Дегтярева (ППД) и Шпагина (ППШ), винтовками системы Мосина образца 1891/1930 г., самозарядными винтовками Токарева (СВТ), ручными гранатами (Ф-1, РПГ-40, РПГ-41), пистолетами ТТ, револьверами системы Нагана и другими.

По воспоминаниям фронтовиков, штатное вооружение основательно дополнялось трофейным оружием – пистолетами вальтер, парабеллум, пистолетами-пулеметами МР-40, пулеметами MG-34 и MG-40 и даже немецкими ротными минометами.

По свидетельству бывшего командиром ОШР Н.И. Смирнова, большой интерес, но и поначалу определенную опасливость у штрафников вызвали появившиеся у немцев и периодически захватываемые в бою ручные противотанковые гранатометы одноразового использования – фаустпатроны. Командир роты первым овладел этим оружием и учил его использованию подчиненных[338].

Чтобы нарастить огневую мощь и боевые возможности вверенных частей и подразделений, многие командиры с разрешения вышестоящего командования, а то и по собственной инициативе разрешали использовать не предусмотренное штатом отечественное и трофейное вооружение. В 8-м ОШБ Центрального фронта с апреля по ноябрь 1943 г. на вооружении состоял даже легкий танк Т-60, который штрафники из числа танкистов обнаружили подбитым и восстановили. Командование батальона использовало танк при проведении разведки. Позднее в этом же батальоне были на учете легковой «додж» – подарок члена военного совета фронта генерал-лейтенанта К.Ф. Телегина и восемь грузовых автомобилей, полученных в автобате на основании решения военного совета фронта[339].

Для выполнения конкретных боевых задач в оперативное подчинение командирам штрафных формирований могли временно придаваться артиллерийские, минометные и даже танковые подразделения.

Форменной одеждой штрафные части обеспечивались тыловыми службами, как и вся армия. Военнослужащие, осужденные с отсрочкой исполнения приговора, прибывали в штрафную часть в своем обмундировании, но со споротыми знаками различия и без наград. На месте у бывших офицеров производился обмен их прежнего обмундирования на форму одежды рядового состава. Тем, кто прибывал из мест заключения вследствие досрочного освобождения, выдавалось обмундирование рядового состава, чаще всего 2–3-й категории.

Внешне штрафники ничем не отличались от личного состава обычных стрелковых частей. Знаки различия носили в соответствии с воинскими званиями. Никаких специальных элементов одежды, свидетельствовавших о принадлежности к штрафной части, ни постоянный, ни переменный состав не имели.

Бывший в годы войны командиром ОШР Н.И. Смирнов вспоминал, что обмундировывали штрафников как минимум не хуже, чем военнослужащих линейных частей. Фронтовик привел случай, когда эшелоном с военно-пересыльного пункта прибыла очередная партия штрафников, и все в обносках. Тут же все были одеты по форме и получили оружие[340].

По свидетельству фронтовиков, штрафники использовали не только трофейное оружие, но, случалось, и элементы обмундирования, например, заменяя обмотки с ботинками немецкими сапогами. Но во фронтовом быту к обеспечению за счет захваченных у врага запасов прибегали и в обычных линейных частях.

Продовольствием штрафные части обеспечивались тыловыми органами соответствующих фронтов и армий по нормам, установленным для личного состава передовых частей действующей армии. Если и присутствовала какая-то специфика, то она носила своеобразный характер. Вот как она выглядела со слов заместителя командира 163-й ОШР 51-й армии Е.А. Гольбрайха: «Обычная рота получает довольствие в батальоне, батальон – в полку, полк – с дивизионных складов, а дивизия – с армейских… Во всех инстанциях сколько-нибудь да украдут. Полностью до солдата ничего не доходит. А у нас, как это ни странно, воровать некому. И здесь вступает в силу слово – “армейская”. Наш старшина получает довольствие непосредственно с армейских складов. Правда, и ему “смотрят в руки”. Но мы не бедные, что-нибудь из трофеев и привезем. Продукты старшина получает полностью и хорошего качества, водку неразбавленную. Офицерам привезет полушубки длинные, и не суконные бриджи, а шикарные галифе синей шерсти. И обмундирование для штрафников получит не последнего срока, а вполне приличное… Обеспечивали нас честно»[341].

В то же время автору меньше всего хотелось бы создать иллюзию продовольственного достатка у штрафников. Выше уже приводился факт, когда в 1-м ОШБ Сталинградского фронта в первые три месяца его существования в распорядке дня ужина просто не было. И такие примеры были отнюдь не единичными. На фронте случалось всякое и из-за условий боевой обстановки, когда невозможно было подвезти или приготовить пищу на месте, и по причине неразворотливости тыловиков, а то и прямого расхищения продовольствия.

Особые отделы постоянно фиксировали в устных разговорах и переписке военнослужащих Сталинградского фронта жалобы на необеспеченность продуктами питания. Опираясь на сводки с мест, Управление ОО НКВД СССР 4 ноября 1942 г. направило в Наркомат обороны сообщение, в котором приводились конкретные факты, когда целые соединения и части (15-я гвардейская стрелковая дивизия, 186-й и 507-й истребительно-противотанковые, 1159-й артиллерийский и 140-й минометный полки) в течение нескольких дней не обеспечивались питанием из-за затяжки с перезакреплением от одного продсклада к другому, медленного оформления продаттестатов и по другим причинам. Обращалось внимание на то, что личный состав разгромленных частей, выводимых из боя, выходящие из окружения и другие категории военнослужащих подолгу не обеспечиваются продовольствием и питаются тем, что находят на полях или выпрашивают у местного населения[342].

Штрафники делили тяготы войны наравне со всей армией. Личный состав названного выше 1-го ОШБ Сталинградского фронта в самый напряженный период оборонительной операции летом – осенью 1942 г. получал пищу низкого качества: половина муки была непригодна для выпечки хлеба, соль и картофель отсутствовали, из овощей были лишь соленые помидоры и огурцы. Скудное, однообразное, лишенное витаминов питание привело к тому, что, по донесению военврача, до трети бойцов и командиров батальона оставались в строю больными, страдавшими в первую очередь от желудочно-кишечных заболеваний[343].

Похожие проблемы отмечались в штрафных частях Северо-Западного, Волховского, Калининского и других фронтов. В таких условиях командование стремилось пополнять скудные продовольственные припасы всеми возможными путями, в том числе за счет местных ресурсов (сбор грибов, ягод, лекарственных трав, приготовление отваров из хвои и т. п.). После необходимой проверки использовались и трофейные продукты.

Что касается финансового довольствия, то постоянный состав штрафных частей обеспечивался денежным содержанием, исходя из занимаемых должностей и воинских званий, а также получал полевые деньги.

По штату ОШБ командно-начальствующему составу были установлены следующие оклады денежного содержания: командир батальона – 1900 руб., военный комиссар – 1900 руб., заместитель командира батальона – 1300 руб., начальник штаба – 1200 руб., командир роты – 1000 руб., командир взвода – 800 руб.[344]

Штатом ОШР предусматривалось денежное содержание в следующих размерах: командир роты – 1100 руб., военный комиссар – 1100 руб., заместитель командира роты – 950 руб., агитатор – 900 руб., командир роты – 1000 руб., командир взвода – 800 руб.

Переменники, которые приказом по части были назначены на должности младшего командного состава с присвоением званий ефрейтор, младший сержант и сержант, также получали денежное содержание по занимаемой должности. Остальным полагался оклад рядового красноармейца в размере 8,5 руб. в месяц. Полевые деньги штрафникам не выплачивались.

Выплата денег семьям бывших командиров и политработников по денежному аттестату прекращалась, они получали пособия как семьи красноармейцев и младших командиров.

Командование всех уровней, особые отделы, военные прокуратуры держали вопросы тылового обеспечения войск под серьезным контролем. Об этом свидетельствуют не только меры Верховного Главнокомандования, аналогичные тому постановлению ГКО № 3425с от 24 мая 1943 г. по крупным недостаткам в организации питания красноармейцев на Калининском фронте, на которое уже ссылался автор, но и действия нижестоящих начальников и штабов.

Так, штаб 37-й армии в январе 1944 г. выявил, что командирами соединений, которым приданы ОШР, не уделяется достаточного внимания их материальному и бытовому обеспечению (продовольствие, обмундирование, вооружение и др.). В 343-й ОШР, приданной 10-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, постоянному составу не выдано положенного зимнего обмундирования, и он в течение двух месяцев не получал денежного содержания. Командующий армией генерал-лейтенант М.Н. Шарохин приказал командирам дивизий взять приданные штрафные роты под свой непосредственный контроль, «обеспечивая их всеми видами материального и бытового обслуживания». Начальнику финансового отдела армии было предписано в трехдневный срок урегулировать вопрос с финансовым довольствием штрафных рот, в первую очередь 343-й ОШР[345].

* * *

В соответствии с приказом НКО № 227 штрафные части создавались в составе каждого фронта (ОШБ) и армии (ОШР). В первую очередь этот процесс развернулся на южном крыле советско-германского фронта, где решалась судьба летне-осенней кампании 1942 г. В течение войны количество таких формирований в силу различных причин (реорганизация соединений и объединений, в составе которых числились ОШБ/ОШР, упразднение, повторное создание, переименование самих батальонов и рот и т. п.) постоянно изменялось, что внесло путаницу в их последующий учет. Достоверно количество штрафных частей установлено лишь в последние годы.

Комплектование этих формирований личным составом шло за счет военнослужащих, направленных в ОШБ/ОШР приказами соответствующих командиров (начальников), и лиц, осужденных военными трибуналами с отсрочкой исполнения приговора. Офицеров направляли в штрафные батальоны, рядовой и сержантский состав – в штрафные роты. Офицеры попадали в штрафные роты только в том случае, если по приговору военного трибунала были лишены воинского звания. Все военнослужащие переменного состава, независимо от того, какое воинское звание они носили до направления в штрафную часть, были лишены звания по суду или нет, воевали на положении штрафных рядовых.

Достоверной информацией о суммарной численности лиц переменного состава в штрафных формированиях наука не располагает.

Военнослужащие частей, не принадлежавших к наземным войскам (ВВС, ВМФ), воевали в ОШБ/ОШР, созданных в составе сухопутных войск. Исключение на непродолжительный срок было сделано для авиаторов нескольких воздушных армий, они воевали в составе авиаэскадрилий.

Будучи с точки зрения организации обычными стрелковыми частями, штрафные формирования в боевой деятельности и организации службы руководствовались воинскими уставами, а их боевое и тыловое обеспечение ничем не отличалось от обеспечения линейных частей.

Глава 4. Правовой статус штрафных частей и воевавших в их составе военнослужащих