В отношении значительной части военнослужащих, завершивших службу в штрафных частях в качестве осужденных с отсрочкой приговора до окончания военных действий, командование ОШБ и ОШР ставило вопрос об их освобождении от уголовного наказания. Обращает на себя внимание, что законодательные и подзаконные акты не оговаривали тот конкретный момент времени, когда суд мог принять решение об освобождении от наказания, а из контекста ст. 28 УК РСФСР следовало, что отсрочка исполнения приговора должна была действовать лишь до окончания военных действий.
Если осужденный, участвуя в боях, не показал себя стойким защитником Родины и не заслужил освобождения от наказания, то по окончании войны отсроченный приговор должен был быть обращен к исполнению. Если же осужденный выполнял условие отсрочки и тем заслуживал освобождение от наказания, то отсрочка исчерпывала себя задолго до окончания военных действий.
Таким образом, фактическая продолжительность срока существования наказания находилась в прямой зависимости от поведения осужденного военнослужащего на передовой, в бою. По оценке известного военного юриста Н.В. Васильева, «освобождение от наказания находит свое принципиальное обоснование в том, что осужденный личным участием в боях искупил свою вину перед Родиной»[520].
В.М. Чхиквадзе также подчеркивал, что, поскольку при применении института отсрочки приговора суд признает, что виновный является общественно опасным, то для его освобождения от наказания и снятия судимости при применении указанной отсрочки недостаточно пассивного поведения осужденного, а требуется активное поведение для искупления им своей вины, выражающееся в проявлении стойкости в защите Родины[521].
С первых же месяцев войны осужденных, стремящихся выполнить условие отсрочки, было множество, поэтому практика освобождения от наказания стала быстро расширяться. В соответствии с прим. 2 к статье 28 освобождать осужденного от наказания должен был тот суд, который вынес приговор, но на практике в условиях военного времени это было недостижимо. В связи с этим пленум Верховного Суда СССР от 26 июня 1942 г. установил следующий порядок: определение об освобождении от наказания или о его смягчении применительно к ст. 30 и ст. 461 УПК РСФСР и соответствующим статьям УПК союзных республик мог вынести либо военный трибунал по месту нахождения воинской части, в списочный состав которой входил осужденный, либо – если военная служба у последнего была завершена – судом, вынесшим приговор, или судом по месту жительства осужденного[522]. Такой порядок в полном объеме применялся в отношении отчисляемых из штрафных частей военнослужащих.
Действовавшим на тот момент законодательством процессуальный порядок рассмотрения дел об освобождении от наказания не был предусмотрен. Поэтому юридическая наука рекомендовала судебное рассмотрение такого дела проводить применительно к требованиям статей УПК, которыми определялась организация судебного заседания и порядок проведения судебного следствия[523].
Процессуальный порядок рассмотрения дел об освобождении от наказания
Как показывает анализ архивных документов, рассмотрение дел об освобождении от наказания военнослужащих переменного состава штрафных частей чаще всего таким образом и производилось. Военный трибунал приступал к рассмотрению дела по получении ходатайства, которое возбуждало командование штрафной части в отношении конкретного переменника. Нижестоящим командирам (например, командирам рот в штрафном батальоне) такого права не предоставлялось, они могли лишь обращаться по команде с ходатайством об освобождении подчиненного от наказания.
Право непосредственно перед трибуналом возбуждать указанное ходатайство командованию штрафной части давал приказ наркома обороны СССР № 323 от 16 октября 1942 г. Такое ходатайство не предрешало положительного исхода, но было обязательным элементом для начала процедуры рассмотрения в суде вопроса об освобождении от уголовного наказания. В этом требовании заключался большой смысл: кто лучше непосредственного начальника штрафника знал, проявил ли тот себя стойким защитником Родины или нет.
Основанием для возбуждения ходатайства об освобождении от наказания являлось активное участие штрафника в боевых действиях, при котором осужденный проявил стойкость, отвагу, мужество, а тем более – совершил героический поступок. Веским основанием был также факт ранения осужденного в бою.
В 33-й ОШР 67-й армии Ленинградского фронта в качестве санитара воевала красноармеец Ф.К. Гуревич, осужденная в ноябре 1942 г. ВТ 45-й гвардейской ордена Ленина стрелковой дивизии к пяти годам лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора. «Находясь после суда в 33 ОШР, – говорилось в ходатайстве командира роты, – Гуревич проявила себя дисциплинированным, исполнительным бойцом, беспрекословно выполняющим приказания своих командиров. В период выполнения ротой боевых операций с 12 по 17 января 1943 г. Гуревич, работая санитаром, вынесла с поля боя трех раненых бойцов. При выносе раненых с поля боя была тяжело ранена и эвакуирована в госпиталь. За свою работу имеет благодарность от командования роты»[524].
Получив ходатайство от командира штрафной части, военный трибунал приобретал основание для рассмотрения возможности освобождения от наказания. Ему принадлежало право окончательного решения вопроса.
Процессуальный порядок рассмотрения дел об освобождении от наказания требовал, чтобы на судебное заседание вызывались представители командования штрафной части, осужденный, а рассмотрение дела производилось с участием военного прокурора.
Правда, при большой сложности и динамике боевой обстановки военным трибуналам приходилось нередко отступать от этого порядка и выносить определения без участия названых выше лиц, заочно, например, в случае ранения осужденного и выбытия его в медсанбат. В этом случае военный трибунал оперативно уведомлял о состоявшемся определении командование ОШБ/ОШР и военнослужащего, освобожденного от наказания. Соблюдение такого порядка рассмотрения дел гарантировало военному трибуналу возможность вынести наиболее правильное и юридически обоснованное решение.
Ни в одном нормативном документе автор не выявил каких-то единых критериев для освобождения бывших штрафников от уголовного наказания. Их, вероятно, и не могло быть, настолько различны конкретные обстоятельства, при которых осужденный и совершал преступление, и затем доказывал в составе ОШБ или ОШР право на такое освобождение. Поэтому военный трибунал решал вопрос, как правило, индивидуально, тщательно взвешивая общественную опасность совершенного преступления, учитывая личность осужденного и добросовестность выполнения им воинских обязанностей, оценивая его конкретные действия в конкретном бою.
Выявленная в фондах штрафных частей переписка их командиров с органами военной юстиции показывает, что в ряде случаев военное командование, возбуждая ходатайство об освобождении подчиненных от наказания, глубоко не вникало в личность осужденных штрафников, шаблонно оценивало их поведение в бою, а то и пыталось скрыть их неучастие в боевых действиях.
Так, в июле 1944 г. в адрес военного трибунала 1-го Украинского фронта из ОШБ фронта поступило ходатайство об освобождении от наказания и снятии судимости с группы военнослужащих. Председатель военного трибунала генерал-майор юстиции Г.Я. Подойницын вернул ходатайство по причине бессодержательности и неверного оформления документов. «Справки о прежней судимости вызывают сомнения, – разъяснялось в ответе. – Их надлежит уточнить и указать подробно, за что именно были осуждены указанные выше лица, проверить вторично, какими военными трибуналами они были осуждены, а если имеются копии приговоров или выписки из приказов об их осуждении, то таковые вышлите в военный трибунал фронта. Если нет копий приговоров, указать, лишены ли они (военнослужащие. – Ю.Р.) офицерского звания или нет»[525].
Аналогичная реакция следовала со стороны военного трибунала фронтом и в дальнейшем. Так, 28 августа 1944 г. заместитель председателя ВТ фронта полковник юстиции С.Н. Ждан запросил у командира ОШБ в дополнение к направленным им ходатайствам об освобождении от наказания и снятии судимости с рядовых А.Н. Пинжина, А.М. Рашидова и Н.Т. Зуева «развернутые боевые характеристики на них, так как из представленных ОШБ боевых характеристик не видно, что конкретно Пинжиным, Рашидовым и Зуевым сделано для искупления своей вины в боях с немецкими оккупантами»[526].
А 2 ноября 1944 г. из ВТ фронта вообще были возвращены ходатайства на 28 человек: боевые характеристики составлены «трафаретно», из них невозможно установить, «чем конкретно военнослужащие проявили себя в боях с противником»[527].
О том, какие подчас роковые для конкретного лица последствия имело небрежное оформление в штабе ОШБ документов, свидетельствует такой факт. ВТ 1-го Украинского фронта 10 сентября 1944 г. информировал командира 9-го ОШБ об отказе 19 военнослужащим в освобождении от наказания и снятии судимости, поскольку «представленные на них данные показывают, что они за период пребывания в действующей армии после осуждения ничем особым себя не проявили»[528].
Однако в действительности некоторые военнослужащие имели все основания рассчитывать на освобождение от наказания. В частности, капитан Ф.А. Абашин, раненый, но не покинувшей поле боя, более того, взявший на себя командование взводом после выбытия из строя штатного командира. Уже сам факт ранения, да еще и в сочетании с отличием, проявленным в бою, был веским основанием для освобождения офицера от исполнения ранее вынесенного ему приговора. Однако из-за безответственного оформления командиром ОШБ ходатайства перед военным советом фронта факт ранения в документе не указан, и Абашин представлен лишь как отличившийся в бою[529]. Но, вероятно, и эта заслуга офицера была сформулирована настолько нечетко, что она не стала основанием для освобождения офицера от наказания и снятия с него судимости.
В ряде случаев командование штрафных частей, направив ходатайство, не проявляло должного внимания к дальнейшей судьбе штрафников, выбывших из части по ранению. Нередко это происходило потому, что раненый не просто выбывал в госпиталь на короткий срок, а в связи с тяжелым ранением исключался из списков ОШБ или ОШР. В таких случаях в дело вмешивались военные трибуналы, чтобы довести его до логического завершения.
Пример: председатель ВТ 152-й Краснознаменной Днепропетровской стрелковой дивизии капитан юстиции Бондаренко 3 февраля 1944 г. запросил командира 339-й ОШР (1-я гвардейская армия) относительно местонахождения старшины Б.Ф. Дулгирева, проходившего службу в роте в качестве переменника после его осуждения этим военным трибуналом 20 октября 1943 г. Из-за того, что следы Дулгирева затерялись, «задерживается рассмотрение ходатайства об освобождении его от наказания и снятия судимости»[530].
1 марта 1944 г. председатель ВТ 37-й армии подполковник юстиции П.Ф. Зиновьев предписал командиру 343-й ОШР выслать в трибунал «соответствующее ходатайство и боевую характеристику об освобождении от наказания и снятии судимости с бывшего красноармейца вверенной вам части Привалова Петра Сергеевича, который 2 августа 1943 г. был ранен в районе дер. Калинина и в настоящее время находится на излечении»[531].
Получив определение военного трибунала или соответствующую информацию, командир штрафной части отдавал приказ об исключении своих подчиненных, освобожденных от наказания, из списков части и их откомандировании из батальона или роты. Пример: получив 4 марта 1945 г. от председателя ВТ 61-й армии справки об освобождении и снятии судимости с переменников 8-го ОШБ П.Н. Иванова, П.А. Соломатина и др., всего семь человек, командир ОШБ подполковник Н.Н. Батурин приказал начальнику штаба «откомандировать нижепоименованных переменников в отдел кадров фронта»[532].
Обращает на себя внимание, как решился вопрос, затрагивавший судьбу военнослужащих, которые были осуждены с применением отсрочки исполнения приговора и позднее уволены из действующей армии вследствие полученной на фронте инвалидности Таковых в числе переменников штрафных частей было немало.
Верховный Суд СССР нашел возможным особо отрегулировать их освобождение от наказания. Пленум признал нецелесообразность применения к ним ранее определенного наказания и указал судам на возможность и при отсутствии ходатайства военного командования по заявлению самого осужденного или представлению прокурора вынести определение о полном освобождении от наказания или о замене лишения свободы условным наказанием на тот же срок. Такое определение могло быть вынесено судом, вынесшим приговор, или соответствующим судом по месту жительства осужденного[533].