формировать заградительный отряд. Для этого использовали взвод конных разведчиков, усилив его коммунистами и комсомольцами. Поставили задачу – задерживать всех отставших и обеспечить их передвижение отдельной группой. Оперативная задача была решена успешно, выявлены зачинщики и приняты необходимые меры»[564].
Первый опыт использования заградительных отрядов показал, что дело требует серьезного совершенствования. В директиве от 28 июля 1941 г. заместитель наркома внутренних дел СССР, начальник Управления ОО НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга В.С. Абакумов констатировал, что проверка задержанных лиц проводится поверхностно, зачастую этим занимаются не оперативники, а обычные заградотрядовцы, не способные выявить немецкую агентуру из числа бывших военнослужащих Красной армии, которых под видом попавших в окружение и бежавших из плена абвер перебрасывал на советскую территорию.
В.С. Абакумов потребовал укрепить заградительные отряды кадрами опытных оперативных работников, на которых возлагался опрос всех без исключения задержанных. Лиц, возвратившихся из плена, как задержанных заградительными отрядами, так и выявленных агентурным и другим путем, было предписано арестовывать и тщательно допрашивать об обстоятельствах пленения и побега или освобождения из плена.
С разоблаченной вражеской агентурой оперативные сотрудники работали дальше, а военнослужащих, чью причастность к органам разведки противника следствие не выявило, из-под стражи освобождали и направляли на передовую. Там за ними должны были постоянно наблюдать как особый отдел, так и комиссар части[565].
Некоторые детали практической деятельности заградительных формирований раскрыл генерал-майор в отставке В.А. Абызов – командир одного из тех пограничных отрядов, которые с отступлением в глубь страны были обращены на создание частей охраны тыла армий Юго-Западного фронта. «Пограничные отряды – 92-й, 93-й, 94-й – после отхода с границы в июле 1941 года вышли на рубеж Житомир – Казатин – Михайловский хутор и были объединены в один сводный заградительный отряд… – вспоминал он. – Сводный отряд по мере сосредоточения выдвигался: на охрану тыла 5-й армии – 92-й погранотряд и 16-й мотострелковый полк НКВД и на охрану тыла 26-й армии – 94-й погранотряд и 6-й мотострелковый полк НКВД. Таким образом, на участке Казатин – Фастов выдвигались для несения заградительной службы вышеуказанные части. 93-й пограничный отряд, которым я продолжал одновременно командовать, оставался в Сквире и составлял резерв командира сводного отряда»[566].
События развивались столь стремительно, что уже на следующий день пограничники были выдвинуты на передовую с задачей создать узел обороны у станции Попельня, чтобы сдержать наступление танковой группы Э. Клейста.
Борьба с уклонением военнослужащих от участия в боях пошла с новой силой после широко известного приказа Ставки ВГК № 270 от 16 августа 1941 г. «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий». Ставка обязывала командиров и комиссаров расстреливать на месте «дезертиров из начсостава» – командиров и политработников, «во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу». «Если дать волю этим трусам и дезертирам, – говорилось в приказе, – они в короткий срок разложат нашу армию и загубят нашу Родину. Трусов и дезертиров надо уничтожать»[567].
Приказ был хорошо известен личному составу, поскольку был прочитан во всех ротах, батареях, эскадронах, эскадрильях и штабах. Поэтому красноармейцы и командиры имели ясное представление о самых радикальных мерах, которые применялись к дезертирам (разумеется, не только из числа начсостава) и тем, кто добровольно переходил на сторону противника.
Поскольку среди «неустойчивых элементов» оказалось немало членов ВКП(б) и ВЛКСМ, начальник Главного управления политической пропаганды РККА армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис 15 июля 1941 г. отдал Военным советам и начальникам управлений, отделов политпропаганды фронтов, округов и армий особую директиву, в которой, констатируя, что «трус и паникер с партийным или комсомольским билетом – самый худший враг, изменник Родине и делу нашей большевистской партии», потребовал «паникеров, трусов, шкурников, дезертиров и пораженцев немедленно изгонять из партии и комсомола и предавать суду военного трибунала»[568].
Навести должный порядок длительное время не удавалось. Активные действия врага, широко прибегавшего к обходам и охватам, танковым прорывам, непрерывным ударам с воздуха, выброске в ближайшем тылу десантов, наряду с деморализацией части военнослужащих, а также массовой гибелью командно-политического состава РККА, из-за чего личный состав оставался без управления, приводили к тому, что многие воинские части буквально распылялись, подчас даже не успев как следует вступить в соприкосновение с врагом. Немало военнослужащих в калейдоскопе боя, при выходе из многочисленных окружений отставали от своих частей, а кое-кто и сознательно бежал в тыл. В общей массе растворялась и немецкая агентура, переброшенная на советскую территорию под видом окруженцев и совершивших побег из плена.
Из последних, в частности, состояла обезвреженная зимой – весной 1942 г. группа лазутчиков, которая имела задание физически ликвидировать командование Западным и Калининским фронтами, включая командующих генералов Г.К. Жукова и И.С. Конева[569].
Несмотря на огромное внимание, которое уделялось охране стратегического тыла от вражеской агентуры и дезертиров, последним в немалом количестве удавалось проникать даже в Москву. Как докладывал комендант столичного гарнизона генерал-майор К.Р. Синилов наркому внутренних дел Л.П. Берии, с 20 октября 1941 г. по 1 мая 1942 г. было задержано 9406 дезертиров и 21 346 человек, уклонившихся от военной службы, 69 уличенных в шпионаже и восемь диверсантов[570].
На заградительные формирования НКВД легла огромная нагрузка, если учесть, какую значительную массу людей притягивал к себе тыл, перед которой требовалось поставить надежный заслон. Как следует из справки, представленной наркому внутренних дел Л.П. Берии заместителем начальника Управления ОО НКВД СССР комиссаром госбезопасности 3-го ранга С.Р. Мильштейном, только с начала войны и по 10 октября 1941 г. оперативные заслоны особых отделов и заградительные отряды войск НКВД задержали 657 364 бойцов и командиров. После проведенной проверки были арестованы 25 878 человек, в числе которых особые отделы выявили: шпионов – 1505, диверсантов – 308, изменников – 2621, трусов и паникеров – 2643, дезертиров – 8772, распространителей провокационных слухов – 3987, «самострельщиков» – 1671, других – 4371 человека. Из их числа был расстрелян 10 201 человек, в том числе перед строем – 3321 человек. Подавляющее же число – 632 486 человек (т. е. более 96 %) были возвращены на передовую[571].
В литературу введена еще одна цифра – 638 112 человек: именно столько лиц, подозреваемых в дезертирстве, были задержаны территориальными органами и особыми отделами НКВД с начала войны до 20 декабря 1941 г. (в тыловых районах – 189 137 человек, в прифронтовой полосе – 448 975)[572]. Ее назвал Л.П. Берия в письме в Наркомат обороны СССР 26 декабря 1941 г. Из общего числа задержанных, по его информации, были арестованы 82 865 человек, переданы в военкоматы и воинские части – 555 247.
Разница в сведениях, исходивших от С.Р. Мильштейна и Л.П. Берии, притом что они охватывают близкие, но все же разные промежутки времени, объясняется, на наш взгляд, еще и тем, что в первом случае речь идет о деятельности только особых отделов и заградотрядов НКВД в прифронтовой полосе, а во втором – еще и территориальных органов в тылу, к тому же сориентированных лишь на одну категорию – заподозренных в дезертирстве.
Обе названные цифры лишь отчасти поглощают друг друга, в любом случае речь идет о не менее, чем 1 млн военнослужащих, по разным причинам оказавшихся вне расположения своих частей, и военнообязанных, стремившихся избежать мобилизации или постановки на воинский учет. И все это лишь за первые полгода войны. Такие масштабы дезертирства невольно заставляют вспомнить об этом явлении в период Гражданской войны.
Особые отделы НКВД с трудом справлялись с возложенным на них объемом дел заградительного характера, тем более что выставление заслонов в тылу было отнюдь не единственной их задачей. Сложившаяся обстановка потребовала создания специальных частей, которые бы прямо занимались предотвращением несанкционированного отхода войск с занимаемых позиций, возвращением отставших военнослужащих в свои части и задержанием непосредственно в прифронтовой полосе дезертиров.
Потребность в таких частях почувствовало не в последнюю очередь и военное командование. После обращения командующего Брянским фронтом генерал-лейтенанта А.И. Еременко к И.В. Сталину 5 сентября 1941 г. ему было разрешено создать заградительные отряды в «неустойчивых» дивизиях, где неоднократно имели место случаи оставления боевых позиций без приказа[573].
Через неделю эта практика была распространена на стрелковые дивизии всей Красной армии. В директиве № 001919, отданной Ставкой ВГК 12 сентября 1941 г., говорилось: «Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают кричать: “Нас окружили!” и увлекают за собой остальных бойцов. В результате подобных действий этих элементов дивизия обращается в бегство, бросает материальную часть и потом одиночками начинает выходить из леса. Подобные явления имеются на всех фронтах…»