Аналогичная картина складывалась и на оборонявшем северный фас Курской дуги Центральном фронте. «Путем усиления заградительной службы как за боевыми порядками, так и в тылу частей в отчетном (июль 1943 г. – Ю.Р.) периоде, – докладывал 13 августа 1943 г. в Москву начальник управления контрразведки “Смерш” фронта генерал-майор А.А. Вадис, – задержан 4501 человек, из них: арестованы – 145 чел., переданы в прокуратуры – 70 чел., переданы в органы НКГБ – 276 чел., направлены в спецлагеря – 14 чел., направлены в части – 3303 чел.»[629].
Как видно, к преступникам применялись суровые меры. Дезертиров, перебежчиков, мнимых больных, самострельщиков нередко расстреливали перед строем. При этом решение о приведении в исполнение этой исключительной меры принимал не командир заградотряда, а военный трибунал дивизии (не ниже) или – в отдельных, заранее оговоренных случаях – начальник особого отдела армии.
В то же время подавляющее большинство военнослужащих, задержанных заградительными отрядами, возвращались для продолжения службы в свои части. Выше приводилось число задержанных заградотрядами всей действующей армии за два с половиной месяца – с 1 августа по 15 октября 1942 г., составившее 140 755 военнослужащих. Но даже тогда, по горячим следам приказа № 227, из них были арестованы 2,8 % (3980 человек), расстреляны – 0,8 % (1189), направлены в штрафные роты и батальоны – 2,1 % (2961). Возвращены в свои части и на пересыльные пункты более 93 % – 131 094 человек.
Было бы серьезным упрощением утверждать, что должностные лица заградительных формирований и особых отделов всегда и везде строго придерживались требований приказов, особенно в горячке отступления лета – осени 1942 г. Задержанный заградотрядом мог быть направлен в штрафную часть или осужден, а то и расстрелян без должного разбирательства, второпях, по ошибке. Сказывалось и излишнее служебное рвение иных сотрудников особых отделов и председателей военных трибуналов.
Говорится об этом не для оправдания случаев беззакония, а в целях объективности, учета исключительной сложности обстановки на фронте. Но и при этом воевать дальше без какого-либо поражения в правах, как видим, получили возможность абсолютное большинство военнослужащих, до этого по разным причинам покинувших передовую. С обстоятельствами, в которых оказались девять человек из десяти, военная контрразведка и органы правосудия разобрались правильно, и задержанным вне расположения воинских частей им дали возможность вернуться в строй без всяких негативных последствий.
В то же время надо подчеркнуть, что суровые меры, к которым прибегали особые отделы НКВД и командование заградительными формированиями по отношению к части задержанных, диктовались уловками, к которым прибегали изменники и дезертиры, уклоняясь от исполнения воинского долга.
Так, красноармеец Кислицын, служивший в одной из сухопутных частей Балтийского флота, воспользовавшись тем, что текст выданной ему в медсанбате справки занимал лишь верхнюю половину писчего листа, отделил незаполненную половину с печатью и подписью врача внизу и сфабриковал удостоверение, по которому ему якобы разрешался отпуск на родину. Дезертир Деркач, чтобы любой ценой покинуть прифронтовую полосу, заготовил письма на имя некоего генерал-майора и при проверках предъявлял их заградпостам, ссылаясь на то, что он послан со срочным донесением в тыл[630]. Эти факты были установлены оперативными работниками ОО НКВД Балтийского флота.
Слабые духом шли и на более серьезные преступления. Вот строки из докладной записки ОО НКВД 43-й армии начальнику ОО Западного фронта комиссару госбезопасности 3-го ранга А.М. Белянову (не ранее 7 ноября 1941 г.): «Секретарь партбюро мотострелкового батальона 24-й танковой бригады политрук Соловьев 3 ноября прострелил себе ногу. Красноармеец того же батальона Севостьянов 7 ноября ранил себя в плечо. В тот же день красноармеец этого батальона Чепчугов Илья Андреевич нанес себе ранение в руку. Такое же саморанение произвел и лейтенант Куриленко»[631].
В сообщении ОО НКВД Сталинградского фронта в Управление ОО НКВД СССР от 14 августа 1942 г. «О ходе реализации приказа № 227 и реагировании на него личного состава 4-й танковой армии» приведены следующие факты: «Командиры отделений 414 СП 18 СД Стырков и Добрынин во время боя струсили, бросили свои отделения и бежали с поля боя, оба были задержаны заград[ительным] отрядом и постановлением особдива (особый отдел дивизии. – Ю.Р.) расстреляны перед строем. Красноармеец того же полка и дивизии Огородников произвел саморанение левой руки, в совершенном преступлении изобличен, за что предан суду военного трибунала».
А вот фрагмент еще одной докладной записки в Управление ОО НКВД СССР с Донского фронта: «27 ноября 1942 г. командир батальона 206 стр[елкового] полка… сд ст. лейтенант Таиров Иван Евдокимович во время контратаки противника при появлении немецких танков бросил батальон и бежал с поля боя. В результате батальон, не имея управления, понес большие потери и отступил с занимаемого им рубежа. 29 ноября Таиров был задержан особым отделом… в с. Ерзовка, где он скрывался под видом раненого… По постановлению особдива, с согласия командования дивизии, Таиров расстрелян перед строем командного состава полка»[632].
Уместно сказать о том, что были случаи, когда военнослужащие заградительных отрядов за различные рода проступки и совершенные преступления направлялись командованием в штрафные части. Так, в октябре 1942 г. стали переменниками ОШР служившие в ОАЗО 2-й Ударной армии красноармейцы Р.А. Бобылев («проявил трусость и попытку дезертировать»), Ю.И. Белинский («за сокрытие своей судимости на 10 лет с пребыванием на передовой. Находясь в заградительном отряде, проявил себя недисциплинированным, халатно относился к службе»), М.И. Плюснин («за трусость во время боя 24 сентября и готовность к сдаче в плен немцам и за умышленное зарытие партийного билета в землю»), И.В. Фидюков («за недисциплинированность и сон на посту»). Приказом от 22 января 1943 г. в ОШР сроком на 3 месяца был направлен старший сержант Д.М. Фролов, который, будучи начальником караула по охране сеносклада, обменял сено на продовольствие[633].
По представлению командования ОАЗО приказом по 2-й Ударной армии от 20 мая 1943 г. командир 2-го автоматного взвода старший лейтенант В.В. Никитин за низкую дисциплину во взводе и допущенное его подчиненным хищение продуктов был отчислен из части и направлен для исправления в ОШБ фронта в качестве переменника[634].
Применял ли личный состав заградительных отрядов оружие, чтобы предотвратить несанкционированный отход линейных частей с занимаемых позиций? Этот аспект боевой деятельности требует более подробного рассмотрения, поскольку нередко освещается крайне спекулятивно. Без опоры на документы и достоверные свидетельства участников войны иные авторы утверждали, что заградительные отряды вели огонь на поражение по отступающим бойцам и командирам, называли военнослужащих заградотрядов «карателями»[635].
Однако вопреки домыслам в архивах не выявлено ни одного факта, который свидетельствовал бы о том, что заградительные отряды стреляли по своим войскам с целью прекратить их отход с занимаемых позиций[636]. В тех случаях, когда огонь открывался, его вели не на поражение.
Приведем несколько характерных примеров из истории битвы на Волге. 14 сентября 1942 г. противник предпринял наступление против частей 399-й стрелковой дивизии 62-й армии. Когда бойцы и командиры 396-го и 472-го стрелковых полков стали в панике отходить, начальник заградотряда младший лейтенант госбезопасности Ельман приказал своему отряду открыть огонь над головами отступающих. Это заставило личный состав остановиться, и через два часа полки заняли прежние рубежи обороны[637].
Аналогичный случай произошел 16 октября, когда во время контратаки противника часть красноармейцев 781-й и 124-й стрелковых дивизий проявили трусость и в панике стали покидать поле боя, увлекая за собой других. Находившийся на этом участке армейский заградотряд 21-й армии силой оружия ликвидировал панику и восстановил прежнее положение.
19 ноября в ходе наступления частей 293-й стрелковой дивизии при контратаке противника личный состав двух минометных взводов 1306-го стрелкового полка без приказа командования оставили занимаемый рубеж и, в панике бросая оружие, бежали с поля боя. Командиры взводов младшие лейтенанты Богатырев и Егоров не только не пресекли бегства, но и сами присоединились к подчиненным. Находившийся на этом участке взвод автоматчиков армейского заградотряда остановил бегущих и, расстреляв двух паникеров перед строем, возвратил остальных на прежние рубежи[638].
В первый день сражения на Курской дуге 5 июля 1943 г. самовольно оставил занимаемый рубеж и панически отступил в тыл стрелковый батальон капитана Ракитского, входивший в состав 13-й армии Центрального фронта. Силой оружия он был задержан заградотрядом и возвращен в бой[639].
При этом стрельбы на поражение отступавших не было. Не подтверждают такого рода предположения и воспоминания фронтовиков, воевавших непосредственно в заградительных частях. На этот счет посчитал необходимым специально высказаться воевавший на Воронежском фронте генерал армии П.Н. Лащенко. «…Я не знаю, чтобы кто-нибудь из них (заградотрядовцев. –