— Мы немножко опоздали, почтеннейший, и не успели спасти волосы с вашего черепа; но успокойтесь — дело это не представляет особой важности для мужчины. У меня много знакомых, которые подверглись точно таким же случайностям, как и вы, но им теперь не так уж худо; вам нельзя будет всего лишь завивать волосы, вот и все. Вы живы, а это — главное; теперь надо позаботиться, чтобы ваше временное спасение было продолжительным.
К обезображенному черепу Гайфероса был немедленно приложен грубый компресс из перемятых и сильно смоченных водой листьев магнолии, а голова хорошо обвязана несколькими лоскутьями, оторванными от одежды. Когда перевязка была закончена, а с лица обмыта запекшаяся на нем кровь, ужасная рана уже не угрожала подвергнуться заражению.
— Видишь ли, — обратился Розбуа к Фабиану, все еще воображая, что последний будет жить при нем в лесах неразлучно, — тебе теперь надо знакомиться с привычками и обычаями краснокожих. Разбойники, лишившись трех своих товарищей, теперь знают, что с нами не так-то легко справиться, и вот они теперь удалились, чтобы решить — не удастся ли достигнуть хитростью того, чего нельзя добиться силой. Видишь, как после недавнего шума теперь все стихло.
— Теперь их всего семнадцать человек! — произнес старик торжествующим тоном, обращаясь к испанцу.
— Если их и впрямь только семнадцать человек, — хмыкнул Хозе, — мы, пожалуй, еще сможем с ними справиться. Но если придет на подмогу подкрепление?..
— Что делать! Воспрепятствовать этому мы не в силах, и всякая попытка в том будет очень опасна. Наша жизнь в руках провидения, — прибавил Розбуа. — Эй, дружище, — продолжал он, обращаясь к Гайферосу, — скажи, пожалуйста, не принадлежишь ли ты к лагерю дона Эстевана?
— Вы знаете этого человека? — спросил слабым голосом раненый.
— Без сомнения. А как случилось, что ты удалился так далеко от вашего лагеря?
Гайферос рассказал, как он послан был доном Эстеваном отыскать заблудившегося проводника и как, заблудившись сам, он вскоре был примечен апахами.
— Как звать проводника, которого вы отыскивали? — спросил Фабиан.
— Кучильо, — ответил бедняга.
Фабиан бросил на Розбуа многозначительный взгляд.
— Да, — объяснил старик, — подозрение, питаемое тобой к этому дьяволу в белой коже, по всей вероятности, не лишено основания, и, как кажется, он ведет экспедицию в Золотоносную долину.
— Еще один вопрос, — обратился он к раненому, — и мы оставим вас в покое: сколько народу у дона Эстевана?
— Около шестидесяти человек, — отвечал Гайферос.
Разведав таким образом все, что ему хотелось знать, старик вторично смочил свежей водой воспаленный череп раненого, который после такого облегчения, ослабел от сильных душевных потрясений и от большой потери крови, впал в бесчувственный сон.
— Теперь нам нужно подумать о себе, — произнес канадец, — и прежде всего нам надо устроить себе ограду, которая могла бы лучше противостоять пулям или стрелам, нежели эта хлипкая ограда из листьев и камыша. Вам не удалось сосчитать, сколько у индейцев карабинов?
— Семь, если я не ошибаюсь, — отозвался Хозе.
— Следовательно, десять человек из них менее опасны, — подытожил Розбуа. — Разбойники могут зайти к нам в тыл со стороны реки, слева. Посему нам следует быть готовыми встретить нападение с обоих берегов. Теперь они, вероятно, предприняли обходной маневр, чтобы перейти через реку и поставить нас между двух огней.
Сторона островка, обращенная к берегу, где индейские всадники показались первоначально, была достаточно защищена громадными корнями, торчавшими вверх, подобно рогатинам или кольям, употребляемым для окопов; но зато сторона, с которой можно было ожидать возобновления нападения, была защищена густым, но недостаточно надежным камышом и молодыми ивами.
Благодаря своей необыкновенной силе, канадцу удалось при помощи Хозе вырвать несколько заиленных больших сухих сучьев и стволов, которые незадолго перед тем были прибиты течением.
В несколько часов двое ловких охотников успели возвести против слабейшей и наиболее доступной стороны острова глубокую, но твердую ограду, которая могла избавить их от многих смертельных ран.
— Видишь ли, Фабиан, — объяснил Розбуа, — ты теперь за этими деревьями находишься в такой же безопасности, как если бы ты сидел в каменной крепости.
Старик потер от удовольствия руки, радуясь тому, что он устроил Фабиану такую превосходную защиту. Потом, указав юноше место в наиболее защищенном пункте, старик обратился к Хозе с вопросом.
— Заметил ли ты, — спросил Розбуа своего товарища, — как при каждом нашем усилии сломить сук или вырвать кусок дерева остров дрожит до самого основания?
— Да, — отвечал Хозе, — можно подумать, что он каждую минуту готов отделиться от своего основания.
Оба охотника чувствовали, что минута опасности приближается, а срок перемирия приходит к концу.
Канадец приказал обоим своим товарищам щадить как можно более заряды, а Фабиану дал советы лучшего способа стрельбы по движущейся мишени. После этих кратких распоряжений он велел защитникам острова стать по своим местам и приготовиться отразить атаку индейцев.
Прошло несколько минут. Единственно стенания раненого и плеск воды нарушали царившую крутом тишину.
Гладь реки, лесная чаща на противоположном берегу и самый берег с зарослями камыша не ускользали от внимания старого охотника. Уже вечерело, и над поверхностью реки начинала клубиться легкая дымка.
— Наступает время, когда эти ночные черти обыкновенно устраивают свои засады. Эти ягуары в людском облике любят в сумерках выходить из своих логовищ, чтобы охотиться и караулить в засаде, — сказал Розбуа.
Никто не возразил этим словам старика, Хозе и Фабиан молча озирались по сторонам и сжимали в руках заряженные карабины.
Между тем быстро темнело. Растущие по берегу кустарники начали принимать самые фантастические формы, и зеленый цвет деревьев начал переходить в черный. Привычным зрением охотники могли ясно различить малейшее движение в лесу и на берегу.
— Хозе, — спросил Розбуа шепотом, как будто ожидаемая опасность уже наступила, — не замечаешь ли ты, что вон тот ракитовый куст, — при этом старик указал сквозь камыш на один ракитовый куст, — как будто принял другую форму и увеличился?
— Да, — отвечал Хозе, — кустарник этот не таков, каким он был несколько часов назад.
— Посмотри-ка и ты, Фабиан, — продолжал канадец, обращаясь к юноше, — у тебя зрение должно быть острее, нежели у нас, не кажется ли тебе, что у этого куста листья с левой стороны не поднимаются вверх, как это обычно бывает у этого растения, чей корень питает листья свежим соком?
Раздвинув немного тростник, Фабиан стал внимательно оглядывать то место, которое ему было указано Розбуа.
— Я готов в этом поклясться, — отвечал он, — но…
Вдруг он замолчал, пристально вглядываясь в окружающие сумерки.
— Ну, что же, — спросил Розбуа, — видишь ли ты еще что-нибудь или нет?
— Я вижу там внизу, — возразил Фабиан, — вон между той ивой и тополем, который растет десятью шагами дальше, куст, которого час назад вовсе не было.
— Га! — воскликнул канадец с удовольствием. — Вот и видно, что человек жил вдали от больших городов; ты привык замечать самые ничтожные подробности; ты создан, Фабиан, для жизни охотника.
Хозе приложился в ту сторону, где находился сказанный куст.
— Хозе не надо ничего объяснять, — обронил старик, — он все понимает столь же хорошо, как и я, что индейцы успели уже нарубить себе ветвей и сделать из них переносной щит. Это значит, что они уж слишком недооценивают белых, двое из которых могли бы поучить их таким штукам, о которых они и понятия не имеют. Оставь этот куст Фабиану, — продолжал он, обращаясь к Хозе, — пусть он сделает ему легкую стрижку, а сам попробуй причесать свинцовым гребешком вон те ветки, на которых листья уж начинают вянуть. За ними, кажется вызрел плод. Цель в середину, Фабиан! — заключил он. — И ты попадешь в краснокожего.
С острова раздались два выстрела, произведенные почти одновременно. Их можно было принять за один. Искусственный куст тотчас же свалился, и охотники увидели за кустом красное тело, между тем как идущая от этого куста ветка ивняка судорожно затрепетала.
Хозе и Фабиан тотчас бросились навзничь, чтобы зарядить вновь свои ружья, между тем как Розбуа в свою очередь прицелился.
Над головами охотников разом просвистело несколько пуль, листья и тонкие сучья полетели во все стороны. В то же время пронзительные крики апахов огласили воздух.
— Если я не ошибаюсь, краснокожих осталось теперь только пятнадцать человек, — произнес Розбуа.
На несколько мгновений водворилась тишина.
— Эй, ребята! — воскликнул старик. — Поглядите внимательно, я вижу, как листья одного тополя колеблются, и, конечно, их колеблет не ветер. Вероятно, один из этих разбойников старается влезть наверх или уже влез.
Пуля, попавшая в один из лежавших на островке стволов, доказала, что старик не ошибся.
— Видно, надо приняться за дело похитрее и принудить индейцев действовать открыто.
С этими словами старик снял с головы меховую шапку и свою фуфайку, которые выставил меж ветвями так, чтобы индейцы могли без труда заметить их. Фабиан внимательно следил за стариком.
— Если бы передо мною были белые солдаты, — объяснил ему Розбуа, — я стал бы подле самой моей фуфайки, потому что белый стал бы непременно целить в нее; когда я имею дело с индейцами, я должен стать позади нее, так как краснокожий никогда не впадет в ошибку белого, а станет метить рядом с одеждой. Вы оба прилягте, сейчас вы увидите, как направо и налево от цели засвистят пули.
Канадец прилег на траву за своей шапкой, держа наготове винтовку. Он не ошибся в своих предположениях. Не прошло и минуты, как пули индейцев засвистали по обеим сторонам шапки и фуфайки, не коснувшись ни Розбуа, ни обоих его товарищей, которые находились в стороне.
Розбуа выстрелил в одно из разветвлений тополя, где обозначилось красноватое пятно, которое всякому другому показалось бы несколькими высохшими листьями. Выстрел еще не затих, как индеец покатился с ветвей, точно плод, сбитый с дерева ветром.