фрафе зачастую днями не видят солнца – Фрита. Если твой знак предполагает выход на силфи ночью, то ты можешь есть только по ночам, и не важно, ясно или сыро, тепло или холодно. Там давно привыкли играть, беседовать, заводить друзей под землей, прямо в норах. Когда в положенное время почему-либо выход отменят – например, если появится человек и начнет работать неподалеку, – тогда плохо дело. Придется сидеть голодным до следующего раза.
– Но у них от такой жизни, наверное, и все привычки изменились? – спросил Одуванчик.
– Да, – ответил Падуб. – Большинство способно лишь выполнять приказы. Из Эфрафы они никогда не выходят и не знают запаха элиля. У них всех в жизни есть только одна мечта: попасть в ауслу, потому что гвардейцам многое разрешено; а мечта гвардейцев – попасть в Совет. Быть членом Совета – лучше всего. Но в гвардию отбирают лишь самых сильных и закаленных, поскольку в обязанности ауслы входит внешнее патрулирование. Как они говорят, дальний патруль. Патруль заглядывает повсюду – под каждый кустик – и иногда целые дни напролет проводит под открытым небом. Чтобы знать все окрестности и еще чтобы быть в форме и не терять ни силы, ни хватки. Если патруль наткнется на хлессиля, то приведет его с собой в Эфрафу. Если же бродяга идти отказывается, его убивают. Эфрафцы говорят, что хлессили опасны, потому что могут привлечь к ним внимание человека. Вернувшись, патрульные отчитываются перед генералом, и если они доложат о чем-нибудь новом или необычном, Совет решает, что делать.
– А вашего приближения они, значит, не заметили? – спросил Колокольчик.
– Отчего же! Потом, уже в городке, мы узнали, что после того, как нас перехватил капитан Дрема, прибежал гонец дальнего патруля доложить, что обнаружены следы трех кроликов, которые идут в Эфрафу с севера, и узнать, какие будут приказания. Его отослали назад с сообщением, что нас уже встретили и конвоируют в город.
Как бы то ни было, капитан Дрема привел нас к канаве, где и был вход в Эфрафу. Этим входом оказался кусок старой керамической трубы, так что, если бы человеку вздумалось ее вытащить, ход завалился бы и человек бы ничего не понял. В Эфрафе нас передали еще одному капитану, а Дрема вернулся наверх и торчал там, как вы понимаете, до конца смены. Нас привели в большую нору и велели устраиваться надолго.
В норе были еще кролики, и именно там, то слушая их разговоры, то задавая вопросы, я и узнал почти все, что вы здесь слышали. Я разговорился с крольчихами и особенно с одной, которую звали Хизентли[18]. Я рассказал ей, зачем и почему мы там оказались, а она мне – про Эфрафу. Когда она замолчала, я заметил:
«Послушать тебя – здесь просто ужасно. Неужели так было всегда?»
И она ответила – нет, ее мать рассказывала, что несколько лет назад городок их лежал южнее и был намного меньше. А потом появился генерал Дурман и заставил всех переселиться в Эфрафу. Это именно он придумал всю систему укрытий, а затем совершенствовал ее до тех пор, пока жизнь в кроличьем городке не стала такой безопасной, как у звезд на небе.
«Если кролика не убьет гвардеец, он умирает от старости, – сказала Хизентли. – Беда в том, что нас стало больше, чем нужно. Новую нору можно вырыть только по разрешению и под присмотром ауслы, а они до ужаса осторожничают и тянут. Каждый вход нужно хорошенько спрятать – да вы и сами видели. У нас стало слишком тесно, а многие выходят на воздух гораздо реже, чем это нужно. Крольчих у нас больше, чем кроликов. Из-за тесноты у многих нет детей, но еще никому ни разу не позволили переселиться в другое место. Несколько дней назад я и еще несколько крольчих отправились на Совет с просьбой, чтобы нам разрешили покинуть Эфрафу и основать где-нибудь новый город. Мы обещали уйти далеко-далеко – как они только скажут. Но никто и слушать не захотел! Мол, если каждый пойдет куда захочет, система рухнет. Но говорить об этом вслух запрещено».
Я было сначала решил, что нам это как раз и надо, – продолжал Падуб. – С чего бы им отказать? Нам крольчихи нужны, а не кролики. В Эфрафе крольчих много и им не хватает места, а мы уведем лишних, да так далеко, куда ни один из них не заходил. Немного погодя пришел капитан и сообщил, что нас ждет Совет. Совет у них собирается в большущей норе. Длинной, узкой – намного хуже, чем наш «Улей», потому что деревьев там нет, а без опор широкий свод не соорудить. Нам, пока обсуждались другие дела, ждать пришлось снаружи. Мы для них были просто пунктом повестки дня: «Подозрительные бродяги». Кроме нас, там сидел еще один кролик, но он был под конвоем ауслафы – так они называют специальный отряд полиции Совета. В жизни не видел, чтобы кто-нибудь до такой степени боялся. Казалось, он сойдет с ума от страха. Я спросил парня из этой ауслафы, что натворил бедняга, и тот ответил: «Кролик по имени Черновар арестован за попытку сбежать из города». Потом его провели внутрь, и мы услышали, как бедолага сначала пытался что-то объяснить, потом заплакал, закричал, запросил пощады, а когда вышел, уши у него были изодраны в такие клочья, что куда моим! Все мы просто обомлели от ужаса, только носы задергались, а один из ауслафы сказал: «Подумаешь! Пусть радуется, что в живых оставили». И пока мы соображали, что к чему, кто-то вышел и крикнул нам, что Совет ждет.
Нас сразу подвели к генералу Дурману – вот уж действительно мрачная личность. С ним бы, наверное, и ты, Шишак, не справился. Ростом он почти с зайца, и есть в нем нечто такое, отчего… ну оторопь берет. Будто кровь, драки, убийства для него плевое дело. Я думал, он начнет спрашивать, кто мы да что нам нужно, но – ничего подобного! Он сказал:
«Я намерен разъяснить вам правила поведения кроликов в нашем городке и условия вашего пребывания здесь. Вы должны слушать очень внимательно, ибо правила необходимо соблюдать, а любое нарушение карается законом». Тогда я подал голос и сказал, что тут какая-то ошибка.
«Мы послы, – произнес я, – и пришли из другого городка просить помощи и поддержки».
Я принялся втолковывать, что единственное, чего мы хотим, – это заручиться его согласием и уговорить нескольких крольчих уйти вместе с нами. Но когда я замолчал, генерал Дурман заявил, что об этом не может быть и речи и нечего спорить. Я же добавил, что нам хотелось бы провести в Эфрафе день-другой. Тогда, может быть, за это время генерал успеет переменить свое решение.
«Вот именно, – отозвался он, – вы останетесь. Но другого случая попасть на Совет вам не представится, по крайней мере в ближайшие дни».
Я заявил, что мне все это странно. В нашей просьбе нет ничего дурного. И уже собрался сказать, что неплохо бы им попытаться взглянуть на это дело по-новому, как другой член Совета – очень старый – произнес:
«Вы, кажется, решили, что вас привели сюда поспорить и поторговаться. Но здесь говорим только мы, а вам положено подчиняться».
Я опять сказал, что мы посланники другого племени, пусть даже оно меньше, чем у них. Мы думали, будто нас примут как гостей. И, сказав это, я с ужасом понял: они-то считают нас пленниками или кем-то вроде того, не важно, как это у них называется. Это почти все. Земляничка попытался помочь мне. Он произнес замечательную речь о дружбе и взаимопомощи, которые так естественны для животных.
«Животные, – говорил он, – не ведут себя так, как люди. Они дерутся, когда надо драться, и убивают, когда надо убить. Но они никогда не обернут всю свою природную находчивость и сметливость лишь на то, чтобы изобрести новый способ искалечить жизнь другого живого существа. Они никогда не теряют чувства собственного достоинства и животности».
Но все было впустую. Мы наконец замолчали, и генерал Дурман объявил:
«Совет и так потратил на вас слишком много времени, мне придется приказать нашему капитану самому разъяснить вам все правила. Вас определят в подразделение с меткой на правом боку в подчинение капитана Анхуза. Мы еще не раз встретимся, и вы увидите, как мы внимательны и благосклонны к тем, кто понимает, что от них требуется».
Потом ребята из ауслы отвели нас в это подразделение. Капитан Анхуз, видимо, был слишком занят, чтобы нас встретить, а я старался не попадаться ему на глаза – боялся, вдруг он решит сразу поставить нам свои метки. Но я очень скоро по-настоящему понял смысл слов Хизентли о том, что теперь вся система стала работать хуже. В норах было тесно, по крайней мере по нашим понятиям. И провести кого-нибудь там не так уж и трудно. Даже кролики одного подразделения не знают в лицо всех. Мы устроились в одной из нор и попытались выспаться, но, как только наступила ночь, нас разбудили и велели идти на силфли. Я думал, что, может быть, ночью нам удастся улизнуть, но повсюду стояли часовые. Кроме часовых, капитан держал подле себя двух скороходов, готовых кинуться по тревоге со всех ног.
Мы поели и сразу вернулись обратно. Кролики слушались и подчинялись почти мгновенно. Мы, конечно, решили удрать при первой же возможности и потому избегали всех, чтобы никто ни о чем не догадался. Но как я ни старался, план побега придумать никак не удавалось.
В следующий раз нас вывели на силфли утром, ближе к ни-Фриту. Время тянулось невыносимо. Наконец – день, наверное, шел уже к вечеру – я пристроился к кучке кроликов, которые слушали сказку. И знаете, это была сказка «О королевском салате». Рассказчик оказался не чета нашему Одуванчику, но я слушал, просто чтобы хоть чем-то занять себя. Когда же он дошел до места, где Эль-Ахрайрах занялся маскарадом, а потом прикинулся доктором и попал во дворец, меня осенило. План был рискованный, но я решил, что он может удаться уже потому, что в Эфрафе все привыкли выполнять приказы беспрекословно. Я отыскал капитана Анхуза, и меня поразило, до чего он обыкновенный, симпатичный парень, добросовестный и задерганный приказами, которых намного больше, чем сил у этого горемыки.
В ту ночь нас вывели на силфли, и пошел дождь; стояла кромешная тьма, но в Эфрафе на такие пустяки просто не обращают внимания и рады уже просто выйти на свежий воздух да поесть. Мы подождали, пока не прошло все подразделение, и поднялись наверх последними. Капитан Анхуз сидел на обрыве, а рядом с ним двое часовых. Серебряный и другие закрыли меня от него, а потом я вылетел вперед и подскочил, как будто задыхаясь от быстрого бега.