Весь день у Шишака сильно болело плечо, он на всех ворчал и сердился. И тут вдруг решил, что Черновар просто умничает за чужой счет. Если послушать его и тащить всех, усталых, измученных, неизвестно зачем дальше, то в конце концов он, конечно, найдет какое-нибудь место, которое будет соответствовать стандартам Эфрафы. Оно будет, конечно же, безопасным, но не больше и ничуть не меньше, чем здесь, в этом лесочке, зато Черновара потом похвалят – вот, мол, уберег товарищей от лисы, которая на самом деле существует только в его воображении. Эфрафская деловитость Шишаку изрядно поднадоела. Пора бы сознаться, считал он, что это одно надувательство.
– На этих холмах лисы водятся всюду. Почему же именно сюда они вдруг заглядывают чаще, чем в любое другое место? – ехидно поинтересовался Шишак.
Черновар ценил вежливость не меньше Шишака, но теперь выбрал не лучший ответ.
– Я не могу точно ответить на твой вопрос. Просто я так подумал, а вот почему, мне объяснить трудно.
– Ах, просто подумал! – рявкнул Шишак. – Может быть, ты заметил помет? Или учуял запах? Или тебе это напела сидящая под поганкой маленькая зелененькая мышка?
Черновар обиделся. Меньше всего на свете ему хотелось ссориться с Шишаком.
– Ты, похоже, принимаешь меня за дурака, – сказал Черновар резче, чем обычно, и по-эфрафски четко выговаривая каждое слово. – Нет, там не было ни помета, ни запаха, но я уверен, что лис здесь много. Мы во время рейдов…
– А ты что-нибудь видел, слышал? – обратился Шишак к Одуванчику.
– Э-э… Я не… – промямлил Одуванчик. – Я хочу сказать, Черновар, похоже, ой как разбирается в таких делах, и он спрашивал, не приходилось ли мне…
– Ну, так можно болтать всю ночь, – перебил его Шишак. – Черновар, известно ли тебе, что в начале лета, когда мы еще были лишены удовольствия следовать твоим полезным советам, нам приходилось целыми днями бежать… – где только нам не пришлось бежать! – по полям, по вересковым пустошам, по лесам и холмам, и мы не потеряли ни одного своего товарища.
– Я лишь против того, чтобы рыть норы в этом месте, и все, – извиняющимся тоном сказал Черновар. – Свежие норы всегда заметны, и во время рытья звук разносится далеко, ты же сам знаешь.
– Оставьте его в покое, – начал Орех, прежде чем Шишак успел раскрыть рот. – Не для того ты вывел его из Эфрафы, чтобы теперь запугивать. Послушай, Черновар, здесь решаю я. Наверное, ты прав, и риск есть. Но мы все время рисковали, и нам придется еще рисковать до тех пор, пока мы не вернемся домой, в наш городок. Все устали, так что, похоже, все-таки лучше устроить себе передышку на день-другой. Ничего страшного.
Вскоре после захода солнца норы были закончены, и на следующий день отдохнувшие кролики почувствовали себя намного лучше. Как Орех и предполагал, кое-кто сцепился, не поделив подружек, но, к счастью, обошлось без увечий. И к вечеру настроение в маленькой компании стало почти праздничным. Рана Ореха перестала болеть, у Шишака поджило плечо, и впервые после бегства из Эфрафы он повеселел. Исхудавшие, измученные крольчихи тоже наконец стали приходить в себя.
На второе утро кролики вышли на силфли, лишь когда совсем рассвело. С юга подул легкий ветерок, и Колокольчик, первым выглянув из норы, вырытой в северном склоне, уверял, что учуял в нем запах кроликов.
– Это старик Падуб отправился нас разыскивать, – сказал он Ореху. – Знает кроличий нос – утром ветер принес запах дома…
– Где, взмахнувши хвостом, сядет он под кустом рядом с милой знакомой, – подхватил Орех.
– Но это же никуда не годится, Орех-pax! – воскликнул Колокольчик. – С Падубом там остались аж две знакомые.
– Подумаешь, ручные крольчихи, – отозвался Орех. – Надеюсь, за это время они научились бегать и шевелить мозгами, но все равно такими, как мы, им не стать никогда. Вот Ромашка, например, она ведь и на силфли-то не отходит далеко от норы, потому что знает: не может она бегать так же быстро, как мы. А посмотри на этих эфрафских крольчих – они ведь всю жизнь провели под конвоем. А теперь на свободе – и счастливы! Посмотри-ка вон на ту парочку под обрывом. Им кажется, они способны… О Фрит великий!
Пока он говорил, из нависших над обрывом кустов орешника выглянула похожая на собачью рыжевато-коричневая морда, – выглянула бесшумно, как свет из туч. Лиса спрыгнула вниз рядом с крольчихами, схватила одну из них за загривок и одним прыжком взлетела обратно наверх. Ветер переменился, и запахло лисой. Кто-то забарабанил, замелькали хвостики, и кролики, все как один, кинулись в укрытие.
Орех, Колокольчик и Черновар оказались рядом. Взгляд у эфрафца был строгий и отчужденный.
– Бедняжка, – сказал он. – Понимаете, от долгой жизни в подразделении инстинкты у них притупились. Надо же сделать такую глупость – есть в лесу под кустами с наветренной стороны! Ничего, Орех-рах, и не такое бывает. Но послушайте, что я вам скажу. Если хомба одна – а нам крупно не повезло бы, если бы это оказалось не так, – нужно убираться отсюда еще до ни-Фрита. Эта пока охотиться больше не будет. И я предлагаю удрать как можно скорее.
Пробурчав что-то в знак согласия, Орех отправился собирать кроликов. И вскоре они уже мчались на северо-восток по краю созревающего пшеничного поля. О погибшей никто не заговаривал. Компания пробежала почти три четверти мили, прежде чем Орех с Шишаком решили остановиться, чтобы передохнуть и заодно проверить, что никто не отстал. Когда подошли Хизентли и Черновар, Шишак сказал:
– Ты ведь предупреждал, что может случиться! А я-то тебя и слушать не захотел.
– Предупреждал? – сказал Черновар. – Не понимаю, о чем ты.
– О том, что там водятся лисы.
– Боюсь, мне сейчас не вспомнить, о чем речь. По-моему, никто ничего толком не знал. Подумаешь, крольчихой больше, крольчихой меньше.
Шишак изумленно вытаращил на него глаза, но Черновар то ли не понял, что сказал что-то не то, то ли просто не захотел продолжать разговор. Он отвернулся, принялся за траву, а озадаченный Шишак отошел в сторонку и пристроился рядышком с Хизентли и Орехом.
– Что это все значит? – все же пробормотал он немного погодя. – Все ведь слышали, как два дня назад он предупреждал, что здесь оставаться опасно. Я еще нагрубил ему.
– В Эфрафе, – объяснила ему Хизентли, – если кто-то дает совет, а совет его не принимают, он немедленно забывает об этом. Черновар помнит только приказ Ореха – не важно, прав был Орех или нет. А про свой совет позабыл, словно и не было этого.
– Поверить не могу! – воскликнул Шишак. – Ну и местечко эта Эфрафа! Пес командует муравьями! Но мы ведь не в Эфрафе. Неужели же Черновар действительно все забыл?
– Может, и да. Но даже если и нет, то никогда не признается, что был прав, если вы его не послушались. Для него это так же невозможно, как оставлять в норе помет.
– Но ведь и ты из Эфрафы. И ты тоже так думаешь?
– Я крольчиха, – просто ответила Хизентли.
После полудня отряд подошел к Поясу Цезаря, и Шишак первым признал место, где Одуванчик рассказывал историю о Черном Кролике Инле.
– А знаешь, ведь это была та самая лиса, – прошептал он Ореху. – Я почти уверен. Мне следовало бы сообразить, насколько близко…
– Послушай-ка, – перебил его Орех, – ты прекрасно понимаешь, чем мы тебе обязаны. Эфрафки вообще считают, что тебя послал им сам Эль-Ахрайрах. Они твердо уверены, что такое никому больше не под силу. В сегодняшнем происшествии я виноват не меньше тебя. Но мне и во сне не снилось, что нам удастся попасть домой почти совсем без потерь. Это вторая крольчиха, но все же могло быть и хуже. Теперь, если поднажать, мы уже к вечеру попадем в «Улей». И забудь о хомбе, Шишак. По крайней мере, постарайся – тут ничего не поделаешь… Эй, кто тут?
Перед входом в лесок, у заросших крапивой и переступнем кустов можжевельника и шиповника, на котором только-только начали наливаться ягоды, они остановились, чтобы подождать отставших. Но тут навстречу, прямо на них, из высокой травы выскочили четыре крупных кролика. Спускавшаяся чуть поодаль по склону крольчиха застучала и приготовилась удирать. И Орех услышал резкий голос Черновара, который приказывал ей остановиться.
– Ну, Тлайли, ты не ответишь на этот вопрос? – поинтересовался один из незнакомцев. – Так кто я?
Наступило молчание, которое прервал Орех.
– Судя по знакам отличия, вы эфрафцы, – сказал он. – Это Дурман? – спросил он, обращаясь к Шишаку.
– Нет, – раздался из-за спины голос Черновара. – Это капитан Дрема.
– Понятно, – произнес Орех. – Слышал я о тебе, капитан. Не знаю, чего и ждать от вас, но вам лучше всего было бы оставить нас в покое. Мы сделали свое дело и не желаем больше иметь с Эфрафой ничего общего.
– Это ты так считаешь, – ответил Дрема, – но не мы. Крольчиха, что за тобой, да и все остальные должны пойти с нами.
В это время внизу на склоне появились Серебряный, Желудь и Тетатиннанг. Бросив на эфрафцев один только взгляд, Серебряный повернулся к крольчихе, сказал что-то ей на ухо, и Тетатиннанг скрылась в лопухах. Потом вместе с Желудем он подошел к Ореху.
– Орех, я послал за большой белой птицей, – спокойно сказал Серебряный.
Хитрость удалась. Дрема занервничал, посмотрел вверх, а патрульные завертели головами в поисках укрытия.
– Ты сглупил, – заявил Орех. – Нас много, и, если с тобой только эти патрульные, вам с нами не справиться.
Дрема заколебался. Впервые в жизни он поступил опрометчиво. Он заметил Ореха, Шишака, крольчиху и Черновара. И, горя желанием вернуться к Совету с хорошей вестью, сделал поспешный вывод, решив, что лишь эти четверо и остались в живых. Эфрафцы на открытой местности обычно не отходят далеко друг от друга, и Дреме даже в голову не пришло, что другие могут двигаться врассыпную. Дреме показалась невероятной удачей представившаяся возможность атаковать – а быть может, и уничтожить – ненавистных Тлайли и Черновара, а заодно и их приятеля, который, похоже, удрать не сможет, да к