Некоторое время они ели молча.
– Как себя чувствует граф, моя госпожа? – осведомилась Эда.
– Боюсь, без перемен. Иногда он здесь, иногда в прошлом, а порой его вовсе нигде нет.
– Он все спрашивает обо мне, мама?
– Да, каждый день, – устало ответила дама Аннес. – Ты к нему поднимешься?
Маргрет через стол переглянулась с Эдой:
– Конечно, мама. Непременно.
Дама Аннес гордилась собой как хозяйкой дома. А потому Эда с Маргрет чуть не два часа провели за обеденным столом. Тепло камина просушило им одежду. Из кухни все несли согревающие кушанья. Разговор вращался вокруг будущей свадьбы, а вскоре дама Аннес перешла к советам, касающимся брачной ночи («Ты должна настроиться на разочарование, милая, потому что обычно они дают куда меньше, чем обещают!»). Маргрет отвечала матери вымученной улыбкой, которую Эда столько раз видела на ее лице при дворе.
– Мама, – сказала она, когда ей наконец удалось вставить слово, – я рассказывала Эде легенду о посещении Кручи Святым.
Дама Аннес промыла рот глотком сидра.
– Интересуешься историей, дама Эдаз?
– Немного, моя госпожа.
– Ну, – покивала графиня, – записи говорят, что Святой три дня провел в Круче после того, как скончалась в родах королева Клеолинда. Наша семья издавна принадлежала к друзьям и союзникам Галиана. Кое-кто утверждает, что только нам он и доверял, даже больше, чем своему Святому Союзу.
Эда с Маргрет переглянулись.
Когда трапеза наконец завершилась, дама Аннес отпустила гостей. Маргрет, взяв свечу, повела Эду наверх.
– Святой! – говорила она. – Прости, Эда. Она столько лет ждала свадьбы детей, чтобы все устроить, а Лот ее в этом плане разочаровал.
– Ничего. Она так о тебе заботится.
У покрытой богатой резьбой двери в северное крыло Маргрет задержалась:
– А если… – Она покрутила кольцо на среднем пальце. – Если папа меня не вспомнит?
Эда погладила ее по руке:
– Он о тебе спрашивал.
Маргрет перевела дыхание, отдала Эде свечу и открыла дверь.
В комнате можно было задохнуться от жары. Благородный Кларент Исток дремал в глубоком кресле, укутав плечи пледом. Кожа у него была темно-коричневой, волосы цвета соли, а выступающий острый подбородок явно унаследовал Лот. Ноги у него, с тех пор как Эда видела его в прошлый раз, совсем иссохли.
– Кто здесь? – вскинулся он. – Аннес?
Маргрет прошла прямо к отцу, взяла его лицо в ладони:
– Папа. Папа, это Маргрет.
Он разлепил веки:
– Мег… – Его рука потянулась к ее плечу. – Мег, в самом деле ты?
– Да. – Она глухо засмеялась. – Да, папа, это я. Извини, что так надолго тебя покинула. – Она поцеловала ему руку. – Прости меня.
Он пальцем приподнял ей подбородок:
– Маргрет, ты мое дитя. Я все грехи тебе простил со дня твоего рождения.
Маргрет обняла его, прижалась лицом к плечу. Граф Кларент твердой рукой погладил ей волосы. Его лицо было совершенно безмятежным. Эда, никогда не знавшая своего родителя, вдруг пожалела об этом.
– Папа, – заговорила Маргрет, выпрямляясь, – ты помнишь Эду?
Темные глаза оглядели Эду из-под тяжелых век. Такие же добрые, как ей помнилось.
– Эда, – сипловато проговорил он. – Надо же, Эда Дариан!
Граф протянул к ней руку, и Эда поцеловала кольцо с печатью.
– Как я рад тебя видеть, дитя. Ты еще не вышла за моего сына?
Знал ли он об изгнании Лота?
– Нет, мой господин, – мягко отозвалась она. – Мы с Лотом любим друг друга иначе.
Он в ответ наморщил лоб, лицо стало бессмысленным. Маргрет, взяв его в ладони, развернула к себе.
– Папа, – сказала она, – мама говорит, ты меня звал.
Граф Кларент моргнул.
– Сказать… – Он медленно закивал. – Да. Должен сказать тебе важную вещь, Маргрет.
– Поэтому я здесь.
– Тогда слушай тайну. Лот умер, – дрожащим голосом произнес он, – так что наследница теперь ты. Это только для наследников Златбука. – Морщины у него на лбу стали глубже. – Лот ведь умер?
Должно быть, он забыл о возвращении сына. Маргрет, оглянувшись на Эду, снова повернулась к отцу, погладила пальцами его скулы.
Им надо было оставить его в убеждении, что Лот умер. Иначе не узнать, где скрыт меч.
– Его… признали умершим, папа, – тихо согласилась Маргрет. – Я наследница.
Лицо графа утонуло в ладонях дочери. Эда понимала, как больно Маргрет произносить перед ним эту ложь, но, чтобы вызвать Лота из Аскалона, потребовался бы лишний день, а как знать, был ли у них этот день.
– Если Лот умер, тогда… тогда его должна принять ты, Маргрет, – со слезами на глазах проговорил Кларент. – Гильдестеррон.
Это слово словно ударило Эду под дых.
– Гильдестеррон, – пробормотала Маргрет. – Аскалон.
– Когда я стал графом Златбука, твоя благородная бабка мне рассказала. – Кларент не выпускал ее рук. – Чтобы я передал своим детям, а ты своим. На случай, если она за ним вернется.
– Она? – повторила Эда. – Граф Кларент, кто?
– Она. Лесная хозяйка.
Калайба.
«Я много веков искала Аскалон, но Галиан хорошо его спрятал».
Кларент вдруг заволновался. Со страхом взглянул на них.
– Я вас не знаю, – прошептал он. – Кто вы такие?
– Папа, – поспешно утешила его дочь, – я Маргрет. – Видя в его глазах смятение, она добавила дрожащим голосом: – Папа, умоляю, останься со мной. Если ты сейчас не скажешь, все канет в туман твоей памяти. – Она сжала ему руки. – Пожалуйста, скажи, где спрятан Аскалон.
Он вцепился в нее как телесное воплощение памяти. Маргрет не шевельнулась, когда граф потянулся губами к ее уху. У Эды колотилось сердце. Она следила за каждым движением этих губ.
В этот миг открылась дверь, вошла дама Аннес.
– Тебе пора принимать сонную воду, Кларент, – сказала она. – Маргрет, ему нужен отдых.
Кларент стиснул руками голову:
– Сын мой! – Плечи у него вздрагивали. – Мой сын умер.
Дама Аннес, наморщив лоб, шагнула к нему:
– Нет, Кларент, пришло доброе известие. Лот вернулся…
– Мой сын умер.
Его сотрясали рыдания. Маргрет зажала ладонью рот, смотрела мокрыми от слез глазами. Эда, взяв ее за локоть, вывела из комнаты, оставив даму Аннес утешать супруга.
– Как я могла ему такое сказать? – глухо проговорила Маргрет.
– Иначе нельзя было.
Маргрет кивнула. Утирая заплаканные глаза, она потащила Эду в спальню, откопала перо и пергамент и быстро стала писать.
– Пока не забыла, – бормотала она.
Ты знаешь меня из песен. Правды не ведают песни.
Там я лежу, куда не заглянут звезды.
Выкован я в огне и порожден кометой.
Я над листвой, лежу под корнями леса.
Вера в меня потухла, дары прогнили,
Огонь погаси, взломай камень,
Верни мне свободу.
– Опять загадка, пропади они пропадом! – Должно быть, сказалось напряжение этих дней, только Эда была вне себя от злости. – Прокляни Мать этих древних с их загадками, некогда нам…
– Я знаю разгадку. – Маргрет уже прятала пергамент за корсаж. – И знаю, где искать Аскалон. Идем.
Маргрет предупредила дворецкого, что они собрались на вечернюю прогулку: пусть дама Аннес их не дожидается. А еще попросила у него по лопате для каждой. Конюший принес лопаты, заседлал им двух быстрых лошадей и прикрепил к седлам фонари.
Закутавшись в теплые плащи, женщины вскачь выехали из Кручи. Маргрет только и сказала Эде, что они едут в сторону Златбука. Путь туда лежал по старой похоронной дороге. Ее завалило снегом, но Маргрет хорошо знала эти места.
Во времена королей умерших из Златбука и других придорожных селений несли хоронить в не существующий больше город Арондин. Теперь по весне тем же путем с молениями двигались босоногие пилигримы. В конце пути они складывали приношения на место, где стоял когда-то дом Беретнетов. Эда с Маргрет проехали под корявыми дубами, по полянам, мимо круга камней, стоявших на этом месте с зари Иниса.
– Маргрет, – подала голос Эда. – Что означает загадка?
– Я сразу поняла, как только папа нашептал слова. Мне было всего шесть лет, но я запомнила.
Эда пригнула голову под отяжелевшей от снега ветвью.
– Просвети и меня, будь добра!
– Мы с Лотом, ты знаешь, росли порознь – он с малых лет при дворе, с мамой, а я здесь, с папой, – но весной Лот приезжал домой совершить паломничество. Мне каждый раз очень не хотелось его отпускать! Однажды я так рассердилась, что он уезжает, что поклялась больше никогда с ним не разговаривать. Он, чтобы меня задобрить, обещал провести со мной весь последний день, и я взяла с него слово, что заниматься мы будем, чем мне захочется. А потом, – сказала Маргрет, – объявила, что мы должны побывать в дебрях.
– Отважная затея для маленькой северянки.
Маргрет фыркнула:
– Вернее сказать, дурацкая. Но Лот дал слово, а он даже в двенадцать лет был настоящий рыцарь и не мог его нарушить. Мы с рассветом выбрались из спальни и пошли по этой самой дороге к Златбуку. И впервые не останавливались, пока не добрались до дебрей, где жила Лесная хозяйка.
Задержались на самой опушке. Деревья маленькой девочке представлялись безликими великанами, но я была в восторге. Взяла Лота за руку, и мы, трепеща, стояли под сенью дебрей, воображая, что стоит сделать еще шаг, как ведьма схватит нас, освежует и обгложет наши косточки. В конце концов терпение у меня кончилось, и я довольно основательно пихнула Лота в спину.
Эда спрятала улыбку.
– Как он заорал! – вспоминала Маргрет. – Но раз уж никто его никуда не уволок, мы расхрабрились и очень скоро собирали ягоды и вообще наслаждались жизнью. Наконец, уже в сумерках, решили возвращаться домой. Тогда-то Лот и заметил ту ямку. Сказал – обыкновенная кроличья нора. Но я уверяла, что там живет змей и что я сумею управиться с затаившимся в норе змеенышем.
Ну, Лот на это посмеялся от души и стал меня подбивать, чтобы залезала в дыру. Вход был очень узким, – говорила Маргрет. – Мне пришлось раскопать его руками. Я сунулась туда со свечой… и поначалу ничего не видела, кроме земляных стен. Но, решив развернуться, я поскользнулась, упала и провалилась в туннель, где можно было встать во весь рост.