Свеча у меня каким-то чудом не погасла, и я решила пробраться немножко дальше. Уже ясно было, что туннель не кролики вырыли. Не помню, далеко ли ушла, только мне с каждым шагом становилось все страшнее. Наконец я, чуть не обмочив штаны, бросилась обратно, выкарабкалась и сказала Лоту, что там ничего нет. – У нее на ресницах блестели снежинки. – Я вообразила, что наткнулась на логово Лесной хозяйки и, если проговорюсь хоть одной душе, она за мной придет. Мне много лет тот туннель снился в кошмарах. Снилось, что из меня кровь выпивают или что погребают заживо.
Маргрет редко можно было увидеть испуганной. Но тот страх дотянулся до нее даже сюда, по прошествии восемнадцати лет.
– Пожалуй, я в конце концов о нем забыла, – сказала она. – Но папина загадка… напомнила. «…Над листвой… под корнями… Вера в меня потухла, дары прогнили…»
– Кроличья нора, – пробормотала Эда. – Калайба сказала, что редко бывала в дебрях, но Галиан мог там бывать. Или ему рассказали о туннеле твои предки.
Маргрет кивнула, но легче ей, как видно, не стало.
Они поехали дальше. К тому времени как показались руины Златбука, спустилась ночь.
Здесь, в священной колыбели Добродетелей, стояла полная тишина. Снежинки падали, как хлопья пепла. Рысцой проезжая мимо развалин, которых веками никто не касался, Эда готова была поверить, что миру пришел конец и в живых остались только она и Маргрет. Они вернулись к началу времен, в эпоху, когда Инис еще назывался островами Иниски.
Маргрет остановила лошадь, спешилась:
– Здесь родился Галиан Беретнет. – Нагнувшись, она смахнула снег. – Здесь молодая швея родила сына с меткой в виде ягоды боярышника на лбу.
Под ее перчаткой открылась черная каменная плита, глубоко ушедшая в землю.
– Сабран говорила, что на земле нет останков Галиана, – припомнила Эда. – Это необычно?
– Очень даже. В Иниске хранили останки своих королей. Разве только…
– Только?..
– Если его люди хотели скрыть, как он умер. – Маргрет снова взобралась в седло. – Никто не знает, как погиб Святой. В книгах просто говорится, что он соединился в небесах с королевой Клеолиндой и основал там рыцарский чертог, как здесь заложил Аскалон.
Прежде чем тронуть коня дальше, она осенила плиту знаком меча.
Здешние дебри были ужасом северных краев. И, увидев их, Эда поняла почему. Еще до того, как Безымянный научил инисцев бояться света огня, этот лес выучил их страху перед темнотой. Огромные деревья теснились черной стеной. Даже смотреть на них было душно.
Они рысью подъехали к опушке и стреножили лошадей.
– Ты сумеешь найти ту кроличью нору?
Эда понизила голос. Конечно, они были одни, но в этих местах ей делалось не по себе.
– Думаю, да. – Маргрет отцепила от седла фонарь и инструменты. – Ты, главное, не отставай.
Кроны деревьев не пропускали никакого света. Эда тоже захватила седельный фонарь, и они, крепко держась за руки, сделали первый шаг в чащу.
Под сапогами хрустел снег. Даже сквозь плотный лесной навес – гигантские деревья не сбрасывали хвою – напа́дало довольно, чтобы укутать землю.
С каждым шагом Эда ощущала в себе углубляющееся чувство одиночества. Быть может, от холода или от непроницаемой темноты, но камины Кручи представлялись сейчас такими же далекими, как Бурла. Она поглубже спрятала подбородок в меховой воротник. Маргрет то и дело останавливалась, как бы прислушиваясь. От хруста ветки напрягалась и Эда. Жемчужина у нее под рубашкой все сильней холодила кожу.
– Когда-то здесь водились волки, – сказала Маргрет, – но их всех перебили.
Чтобы отвлечь подругу, Эда задала вопрос:
– А почему этот лес называется дебрями?
– Мы думаем, что это слово дошло от старых времен. Тогда поклонялись силам природы. Особенно боярышнику.
Они очень долго молча брели по снегу. Храбрыми детьми были Лот с Маргрет, если зашли так далеко.
– Здесь. – Маргрет шагнула к сугробу у подножия узловатого дуба. – Помогай, Эда.
Эда вместе с ней принялась отбрасывать снег лопатой. Сначала казалось, что память подвела Маргрет, – но вдруг лопаты проломили снежную корку и провалились в яму.
Эда очистила от снега края. Сейчас в эту нору не пролез бы и ребенок. Лопатами и руками они расширили проход. Маргрет неспокойно поглядывала на отверстие.
– Я первая, – предложила Эда. Она сбила вниз осыпающуюся землю и, оставив фонарь на краю, скользнула в яму.
Ширины едва хватило бы для жирного кролика, не то что для взрослой женщины. Эда зажгла волшебный огонек и поползла на животе. Она добралась до места, где ход, как и обещала Маргрет, отвесно обрывался в темный колодец. Развернуться здесь было негде, оставалось только нырять в него головой.
Падение вышло коротким, но жестким. Встав на ноги, Эда осветила мигающим огоньком туннель со стенами из песчаника и сводчатым потолком, позволявшим выпрямиться во весь рост.
Маргрет догнала ее. Она держала в одной руке фонарь, а в другой – маленький нож.
В стенах туннеля были выбиты ниши, в которых остались прогоревшие огарки свечей. В этом тайном ходу было холодно, но далеко не так морозно, как наверху. И все равно Маргрет дрожала под своим теплым плащом.
Вскоре они вышли в камеру с низким потолком и двумя чугунными котлами по краям черной каменной плиты. Маргрет склонилась к котлу, понюхала.
– Дюгоневый жир. Такая жаровня может гореть полгода, – сообщила она. – Кто-то здесь бывал.
– Напомни, давно ли разбился твой отец? – попросила Эда.
– Три года назад.
– А до того он бывал в дебрях?
– Да, нередко. Это ведь наши земли, так что он проезжал здесь иногда со слугами, проверял, все ли в порядке. Иногда и один ездил. Я за это считала его самым большим на свете храбрецом.
Плита между жаровнями напоминала ту, что они видели в Златбуке.
Эда присмотрелась к надписи.
– Мег, – сказала она, – Лот ведь объяснил тебе, что у меня за магия.
– Если я правильно поняла, у тебя магия огня, – ответила Маргрет, – и она каким-то образом привлекает звездную – но слабее, чем звездная притягивает сама себя. Так?
– Точно так. Галиан должен был знать, что меч притянется к стеррену, а стеррена у Калайбы в достатке. Он не хотел, чтобы она услышала его зов. Тот, кто схоронил Аскалон, окружил его огнем. Думаю, первые века тогдашние хозяева Лугового края держали проход открытым и не давали жаровням погаснуть.
– Ты думаешь, и папа этим занимался? – Маргрет задумчиво кивнула. – А после того падения…
– Секрет мог пропасть.
Они обе опустили глаза на плиту. Тяжелый базальт не свернуть было вручную.
– Я поеду в Кручу, привезу кувалду, – решила Маргрет.
– Погоди.
Эда сняла с шеи подвеску с отливной жемчужиной. Та едва не проморозила ей ладонь.
– Она чует Аскалон, – сказала Эда, – но не в силах вытянуть его из камня. – Она поразмыслила. – Аскалон создан из звездного света, но выкован огнем. Меч соединяет их в себе.
Эда подняла повыше волшебный огонек.
– И он отзовется тому, на что больше похож? – сообразила Маргрет.
Язычок пламени лизал жемчужину. Эда уже думала, что ошиблась в догадке, когда свет в ней стал разрастаться – белое сияние луны, целующей воды. Жемчужина запела, словно задетая невзначай струна.
С оглушительным треском плита расселась посередине. Эда шарахнулась от нее, прикрывая лицо от осколков. Жемчужина вылетела у нее из ладони, а разбитая плита исторгла поток света, заливший камеру. Луч звонко ударил в стену и замер, исходя паром, рядом с дрожащей в ответ ему жемчужиной. От них исходило серебристое свечение.
Когда свет чуть померк, Маргрет упала на колени.
Перед ними лежал великолепный меч. Каждый дюйм его – рукоять, гарда, клинок, – как зеркало, сиял чистейшим серебром.
«Выкован я в огне и порожден кометой».
Аскалон. Неземной металл. Созданный Калайбой, побывавший в руках Клеолинды Онйеню, испивший крови Безымянного. Двуручный обоюдоострый меч. От яблока на рукояти до острия он встал бы вровень с Лотом.
– Аскалон… – Маргрет благоговейно созерцала оружие. – Истинный Меч.
Эда сомкнула пальцы на рукояти. Их пронизала исходящая от клинка сила. Меч задрожал от прикосновения – серебро потянулось к ее золотой крови. Выпрямившись, Эда, немея от изумления, потянула меч вверх. Он был легче воздуха и холоден на ощупь. Серебро Косматой звезды…
Мать, пусть я окажусь достойной! – Она прижалась губами к холодному клинку. – Я закончу то, что ты начала.
Выбравшись из норы, они по своим следам вернулись к опушке. Небо к тому времени оделось звездами. Не укрытый ножнами Аскалон, казалось, впивал их свет. В подземелье меч не слишком отличался от стального, а теперь никто бы не усомнился в его небесном происхождении.
Суда ночью не отчаливали. Им предстояло отдохнуть в Круче и ехать в Калибурн-Приморский с рассветом. Эду тяготила мысль о новом путешествии. Даже с мечом в руке заросли дебрей теснили ей сердце, выжимая из него тепло.
– Эй, кто идет?
Эда вскинула глаза. Маргрет остановилась с ней рядом и подняла фонарь.
– Я – Маргрет Исток, дочь владетелей Златбука, и земли здесь наши. Я ничего дурного в дебрях не делала, – твердо ответила она, но Эда, хорошо знавшая ее голос, различила в нем страх. – Выйди покажись, кто ты.
Теперь Эда увидела: тень среди деревьев, лица не разобрать в повисшем под сводами мраке. Мгновенье ока – и фигура растаяла, словно ее и не было.
– Ты видела?
– Видела, – сказала Эда.
Шепот ветра потревожил деревья.
Дамы вернулись к оставленным лошадям. Теперь обе спешили. Эда пристегнула Аскалон к седлу.
Высоко над Златбуком стояла волчья луна. Ее свет блестел на снегу, укрывшем дорогу мертвых. Когда они проезжали один из отмечавших ее каменных гробов, Маргрет вскрикнула. Эда натянула поводья, развернула коня: