– И какова же ее судьба?
– Такая, которую я ей уготовила.
Ведьма развернулась к ним лицом, и лицо ее раскололось. Кожа пошла чешуей, глаза стали ящерными. Зелень растеклась по белкам глаз и загорелась. Раздвоенный язык заметался между зубами.
Когда встал на свое место последний кусок головоломки, под ногами Эды содрогнулись самые устои мира. Она снова оказалась во дворце, баюкая на руках Сабран, ощущая под руками скользкую кровь.
– Белый Змей, – прошептала Эда. – В ту ночь… это была ты. Ты – шестой высший западник.
Калайба вернула себе истинный облик – подобие Сабран с легкой улыбкой на губах.
– Зачем? – не могла понять Эда. – Зачем ты губила дом Беретнет, тобой же созданный? Или для тебя все это игра, затянувшаяся месть Галиану?
– Я не губила дом Беретнет, – ответила Калайба. – Нет. В ту ночь – в ночь, когда обрушилась на Сабран и ее нерожденное дитя, – я его спасала. Обрывая род, я заслужила доверие Фиридела, чтобы он предал меня Безымянному. – В ее лице не было ни усмешки, ни радости. – Он восстанет, Эда. Ничто его не остановит. Даже если ты погрузишь Аскалон ему в сердце, даже если вернется Косматая звезда, он восстанет вновь. Неравновесие вселенной – то, что его породило, – вечно. Это невозможно исправить.
Эда крепче сжала меч. Жемчужина льдинкой холодила ей сердце.
– Безымянный поставит меня плотской королевой, – продолжала Калайба. – Я принесу ему в дар Сабран и займу ее место на инисском троне. На троне, отнятом у меня Галианом. Разницы никто не заметит. Я уверю народ, что я и есть Сабран и что Безымянный в милости своей оставил мне корону. Я спасу их в Эру Огня.
– Нет, – тихо произнесла Эда.
Калайба протянула руку. Маргрет схватилась за Аскалон, все еще пристегнутый к седлу.
– Отдай меч. Верни его мне, – сказала Калайба. – Исполни свою клятву. – Она метнула взгляд на Маргрет. – Или ты вернешь его, дитя, исправляя несправедливость, совершенную твоими предками, которые его от меня таили?
Маргрет встала перед ужасом своего детства, Лесной хозяйкой, не отнимая рук от Аскалона.
– Мои отважные предки не отдали его тебе, – сказала она. – И я ни за что не отдам.
Эда скрестила взгляд со взглядом Калайбы. Она, обманувшая Галиана Обманщика. Белый Змей. Праматерь Сабран. Если она получит меч, победы не будет.
– Ну что ж, – кивнула Калайба. – Если иначе нельзя, пусть будет так.
Калайба стала меняться у них на глазах.
Вытянулись, изломались конечности. Спинной хребет удлинился, растрескавшись, и кожа между новыми костями натянулась. Она в считаные мгновения выросла большой, как дом, и вот уже над ними высился ужасный Белый Змей. Эда оттащила Маргрет за миг до того, как бритвы зубов сомкнулись на конской спине, затмив свет Аскалона.
Хлопнули, повеяв горячим ветром, огромные кожистые крылья. Брызнула на снег кровь лошади, и Калайба унеслась в ночь.
Когда удары крыльев затихли вдали, Эда упала на колени. Плечи у нее вздрагивали. Маргрет опустилась на колени рядом.
– Шипы, – дрожа, сказала она. – У меня… в горле. Во рту.
– Это только почудилось. – Эда схватила ее за плечо. – Мы потеряли меч. Меч, Мег!
Ладони у нее горели, но она не разжимала кулаков. Сиден надо было беречь для предстоящей борьбы.
Она сглотнула пересохшим горлом:
– Без Истинного Меча невозможно убить Безымянного. И связать его мы не сумеем, если не найдем второй жемчужины. Но может быть, удастся собрать войско, которое отгонит его далеко отсюда.
– Как? – пустым голосом спросила Маргрет. – Кто нам теперь поможет?
Эда поднялась, потянула за собой Маргрет, и они встали под луной на запятнанном красным снегу.
– Мне надо поговорить с Сабран, – сказала Эда. – Время открывать новые двери.
56Запад
Лот все утро писал членам Совета Добродетелей, объясняя насущную угрозу и призывая их в Аскалон. Занятие было изнурительное, хотя освобожденный Сейтон Комб взялся вести дело против Игрейн Венц, сняв с плеч Лота часть бремени.
Сабран присоединилась к нему ближе к вечеру. На ее руке ворковал сизый голубь. Ментендонский, с оперенными лапами.
– Получила ответ от княгини Льети. Она требует правосудия за беззаконную казнь дамы Трюд. – Сабран выложила на стол письмо. – И еще сообщает, что доктор Никлайс Рооз похищен пиратами, и корит, что я так долго откладывала его помилование.
Лот развернул письмо. На печати был лебедь дома Льевелин.
– За Трюд я ничего не могу ей предложить, кроме головы Игрейн Венц. – Сабран отодвинула задвижку балконной двери. – Что касается Рооза… мне давным-давно следовало смягчиться.
– Рооз был мошенник, – напомнил Лот. – Он заслужил наказание.
– Не такое суровое.
Лот чувствовал, что никакие его слова ее не убедят. Сам он всегда недолюбливал алхимика.
– К счастью, – сказала Сабран, – Льети в ответ на мою настоятельную просьбу согласилась поискать в Остендюрской библиотеке сведения об императрице Мокво. Она послала одного из своих людей на поиски записей и, как только их получит, пришлет с новым голубем.
– Это хорошо.
Сабран подняла руку, заставив голубя спрыгнуть с нее и упорхнуть за балконную ограду.
– Саб.
Она обернулась к нему.
– Венц мне кое-что рассказала, – сказал ей Лот. – О том… из-за чего устроила убийство твоей матери.
– Говори.
Лот дал ей время подготовиться. Он старался не вспоминать лица Венц на допросе. Ее презрительного взгляда, ее бронзовой нераскаянности.
– Она сказала, что королева-мать имела связь с корсаром. С капитаном Гианом Харло. – Лот замялся. – Это началось за год до того, как она забеременела тобой.
Сабран закрыла дверь на балкон и села к столу.
– Так, – заключила она. – Я, возможно, внебрачная дочь.
– Так думает Венц. Вот почему она так настойчиво вмешивалась в твое воспитание. Решила вылепить из тебя более добродетельную королеву.
– Более послушную королеву. Куклу, – отрезала Сабран, – чтобы водить на ниточках.
– Твоим отцом мог быть принц Вилстан. – Лот накрыл ее руки своими. – Вся эта история с Харло может оказаться вымыслом. Венц явно не в своем уме.
Сабран покачала головой:
– Я в глубине души всегда знала. Мать с отцом на людях были любящими супругами, а наедине холодны. – Она пожала ему руку. – Спасибо, что рассказал, Лот.
– Да-да…
Сабран в молчании взяла в руки лебединое перо, которым всегда писала. Лот размял онемевшую шею и вернулся к работе.
Ему было спокойно с ней наедине. Он невольно поглядывал на подругу детских лет, думая о ней и об Эде.
Любила ли Сабран Льевелина, а в Эде искала лишь утешения после его смерти? Или брак с Льевелином был вынужденным, а в глубине ее сердца таилась Эда? Быть может, истина лежала где-то посередине.
– Я, – заговорила Сабран, – решила сделать новой герцогиней Справедливости Розлайн. Она законная наследница.
– Разумно ли это? – Видя, что она молча продолжает писать, Лот добавил: – Я много лет дружу с Розлайн. Знаю, как она тебе предана, – но точно ли она совершенно непричастна к этому делу?
– Комб в меру возможного убежден, что она всячески старалась спасти мне жизнь. Сломанные пальцы свидетельствуют о ее верности. – Сабран обмакнула перо в роговую чернильницу. – Ее бабка лишилась рассудка. Эда всегда выступала за милосердие, но иногда его избыток граничит с глупостью.
За дверью палаты прозвучали шаги. Сабран напряглась, услышав звон протазанов.
– Кто там? – окликнула она.
– Дама-советница, ваше величество, – ответили ей.
Она немного расслабилась:
– Впустите.
Дама Нельда Штиль вошла в палату Совета, с рубиновым ожерельем на шее – знаком своей должности.
– Ваша милость, – приветствовала ее Сабран.
– Королева. Благородный Артелот. – Герцогиня Вежливости ответила реверансом. – Меня только что выпустили из Невидимой башни. Я хотела лично выразить вам свой гнев на восставшую против вас герцогиню. – Ее лицо напряженно застыло. – Я неизменно была верна вам.
Сабран милостиво кивнула:
– Благодарю тебя, Нельда, и очень рада видеть тебя на свободе.
– Кроме того, от лица моего сына и внучки должна просить милости к даме Розлайн. При мне она ни разу не сказала ни слова против вас, и я не могу поверить, что она когда-либо желала вам зла.
– Не сомневайся, я буду справедлива к даме Розлайн.
Лот согласно кивнул. Маленькая Элайн, которой всего-то исполнилось пять лет, конечно, беспокоилась о матери.
– Благодарю, королева, – сказала Нельда. – Я доверяю вашему суду. Еще герцог Сейтон просил меня передать, что дамы Маргрет и Эдаз в полдень высадились в Летнем порту.
– Как только вернутся во дворец, пусть их пришлют в палату Совета!
Штиль снова присела в реверансе и вышла.
– Вижу, герцог Сейтон уже вернулся к роли твоего прилежного осведомителя, – заметил Лот.
– Действительно. – Сабран снова взялась за перо. – А ты уверен, что он ничего не знал о заговоре?
– «Уверен» – опасное слово, – ответил Лот. – Но я, насколько то возможно, убежден, что все, что делал, он делал для короны – и королевы, которая ее носит. Как ни странно, я ему доверяю.
– Хотя он отправил тебя в ссылку. Если бы не он, благородный Китстон был бы жив, – сказала Сабран. – Еще не поздно лишить его всех титулов, Лот. Скажи только слово.
– Рыцарь Доблести учит милосердию и прощению, – тихо ответил Лот. – Я лучше последую ее заветам.
Сабран, небрежно кивнув, вернулась к письму, а Лот взялся за свое.
Уже под вечер шум внизу заставил его поднять голову. Выйдя на балкон, Лот склонился над балюстрадой. Полсотни человек, отсюда маленькие, как мураши, собрались в саду Солнечных Часов, и к ним стекались новые.
– Кажется, Эда вернулась, – улыбнулся он. – С подарком.
– С подарком?
Лот был уже за дверью. Сабран мигом догнала его, за ней поспешили рыцари-телохранители.
– Лот, – усмехаясь, спросила Сабран, – что за подарок?