– Эда, я хотела бы побеседовать с тобой наедине. – Она встала. – Лот, Мег, прошу вас немедля разослать приглашения на Совет Добродетелей. Разговор о будущем нужно вести со всеми.
– Конечно, – пообещала Маргрет.
Эда с Сабран вышли из палаты Совета. Когда дверь за ними закрылась, Маргрет послала Лоту взгляд, памятный тому по урокам музыки. Так она смотрела, когда он брал фальшивую ноту.
– Надеюсь, ты не будешь выступать против этого плана.
– Эда ума лишилась, раз заговорила о нем, – пробормотал Лот. – Союз с Востоком – путь к беде.
Ворона взлетела с балкона.
– Не знаю… – Маргрет потянулась за пером и чернилами. – Может статься, их драконы не похожи на наших змеев. Я теперь готова усомниться во всем, что раньше знала.
– Нам не положено сомневаться, Мег. Вера в том, чтобы полагаться на слова Святого.
– А сам ты совсем не сомневаешься?
– Сомневаюсь, конечно. – Он потер лоб. – И что ни день – боюсь, что буду за это проклят. Что мне нет места в рыцарском чертоге.
– Лот, ты знаешь, как я тебя люблю, но ума у тебя в голове – с наперсток.
Лот поджал губы:
– А ты, надо полагать, умнее всех.
– Такой уродилась.
Она подтянула к себе бумажный свиток.
– Что произошло в Златбуке? – спросил Лот.
Ее улыбка погасла.
– Завтра расскажу, – ответила Маргрет. – И советую перед тем хорошенько выспаться, потому что твою веру, Лот, ждет новое испытание. – Она кивнула на пачку писем. – Заканчивай с ними, братец. Нужно отдать их почтмейстеру.
Лот послушался. Он иногда задумывался, почему Святой не сделал Маргрет старшей в семье.
На Аскалон спустилась ночь. Половина рыцарей-телохранителей проводили Эду с Сабран до личного сада, но там королева приказала им ждать за воротами.
Их в снежной тьме видели только звезды. Эда вспомнила, как гуляла здесь с Сабран в летний зной. Они тогда впервые остались наедине.
Сабран, потомок Калайбы. Калайба, основательница рода Беретнет.
Эта мысль преследовала ее на всем пути от Калибурна-Приморского. Не оставляла и после встречи с Аралаком. Ей досталась тайна, которая веками разрывала на части обитель.
Галиан Беретнет, опьяненный чарами, возлег с женщиной, которую считал матерью, и наделил ее плодом. Свою религию он возводил как стену, скрывающую его позор. Не было для него другого способа упрочить свое наследие, как сделать ложь священной.
От Сабран, как жаром от огня, тянуло волнением. У фонтана с застывшими струями женщины обернулись друг к другу лицом.
– Ты понимаешь, что подразумевает твой новый союз?
Эда ждала.
– Денег и оружия на Востоке хватает. Я могла бы добавить еще, – сказала Сабран, – но вспомни мои слова. Союзы выковываются в браке.
– Прежде случались союзы и без браков.
– С этим иначе. Предстоит объединить страны, разделенные веками. Связывая тела, связывают государства. Так вступают в брак короли – не ради любви, а выстраивая династию. Таков наш мир.
– Необязательно ему таким и оставаться. Попытайся, Сабран, – уговаривала Эда. – Измени порядок вещей.
– Тебя послушать, нет ничего проще, – покачала головой Сабран. – Как будто обычай и традиции ничего не значат. А ведь они определяют облик мира.
– Это и есть просто. Вот ты бы поверила год назад, что можешь полюбить еретичку? – Эда поймала ее взгляд. – Разве я не права?
Сабран выдохнула, подвесив между ними облачко тумана.
– Да. Права.
Снежинки ложились ей на волосы и на ресницы. Она вылетела из дворца без плаща и теперь обнимала себя за локти, чтобы согреться.
– Я попробую, – согласилась она. – Я… представлю это как исключительно военный союз. Я твердо решила править без консорта, как мне всегда хотелось. Надо мной больше нет долга взять супруга и зачать дитя. Но если обычай Востока таков же, как здесь…
– Может, и нет там такого обычая. – Эда помолчала. – Но если есть… тебе, может быть, придется отказаться от желанного безбрачия.
Сабран всмотрелась в ее лицо. У Эды больно сдавило горло, но взгляда она не отвела.
– Зачем ты так говоришь? – тихо спросила Сабран. – Знаешь ведь, что я и первого брака не желала, и совсем не склонна к новому. Не говоря о том, что мне нужна ты. И никто другой.
– Пока ты у власти, никто не должен видеть тебя со мной. Я – еретичка и простолюдинка.
– Перестань! – Сабран обняла ее. – Не надо.
Эда прижала ее ближе – так, чтобы дышать ею. Они вместе опустились на мраморную скамью.
– Сабран Седьмая, моя тезка, полюбила свою даму опочивальни, – бормотала Сабран. – Она отреклась в пользу дочери, и они до конца дней жили вместе. Если мы победим Безымянного, мой долг будет исполнен.
– И мой. – Эда укрыла их обеих своим плащом. – Может, я сумею тебя выкрасть.
– И как?
Эда поцеловала ее в висок:
– Как-нибудь.
Еще одна безумная мечта, но на минуту она позволила себе замечтаться.
– Вы с Мег что-то от меня скрываете, – сказала Сабран. – Что произошло в Златбуке?
Эда закрыла глаза:
– Ты однажды спрашивала меня, кто, если не Клеолинда, была первой королевой Иниса.
Сабран подняла голову.
– Мать всегда говорила, что дурные известия лучше получать зимой, когда и без того темно. Чтобы к весне успеть исцелиться, – сказала она. – А к нынешней весне мне понадобятся все силы.
На Эду смотрели зеленые глаза. Глаза ведьмы. За восемь лет лжи Эда задолжала ей одну правду.
И отдала долг там, под звездами.
57Запад
В подземелье Аскалонского дворца ждала казни убийца священной крови. Сабран, сколько знал ее Лот, совсем не склонная к кровожадности, пожелала для Венц казни четвертованием, но герцоги Духа отсоветовали волновать народ в такие зыбкие времена. Лучше было покончить с делом тихо и быстро.
Ночь промерив шагами дворцовые дворы, Сабран смягчилась. Чашницу ждала плаха, и без толпы, в присутствии горстки свидетелей.
Во взгляде Венц, обращенном к тем, кто пришел посмотреть, как она умирает, не было раскаяния. Розлайн стояла в стороне, в траурном уборе на волосах. Лот знал, что она не горюет по бабке, но предательство запятнало имя всей семьи.
Благородный Калидор Штиль поддерживал ее, обхватив за талию. Он прискакал из замка Курдайн, старинного родового поместья Венц, чтобы утешить супругу в этот горестный час.
Лот стоял рядом с ними, рука об руку с Маргрет. Тут же была Сабран, в ожерелье, полученном в подарок от матери на двенадцатый день рождения. Обычай не требовал присутствия при казни королевских особ, но Сабран сочла бы малодушием поступить иначе.
В сводчатом подвале выстроили и затянули темной материей невысокий помост. Когда часы пробили десять, Венц подняла лицо к свету.
– Я не прошу милости и не извиняюсь, – сказала она. – Обрехт Льевелин был грешником и паразитом. Розариан Беретнет была шлюхой, а Сабран Беретнет – внебрачная дочь, которой никогда не выносить дочери. – Она скрестила взгляды с Сабран. – Я, в отличие от нее, не пренебрегала долгом. Я карала по справедливости. И готова вступить в рыцарский чертог, где встретит меня Святой.
Сабран не опустилась до перебранки, но лицо ее застыло, как лед.
Кузина Розлайн, также надевшая траур, забрала у Венц плащ и кольцо с печатью. И завязала ей глаза. Палач стоял тут же, опустив руку на рукоять топора.
Игрейн Венц встала на колени перед плахой, с прямой спиной осенила лоб знаком меча.
– С именем Святого, – произнесла она, – я умираю.
С этими словами Венц опустила голову на плаху. Лоту вновь вспомнилась королева Розариан, чья смерть была и вполовину не столь милосердна.
Палач взмахнул топором. Когда тот упал, упала и голова Чашницы.
Никто не издал ни звука. Слуга за волосы поднял голову, показал всем. Священная кровь рыцаря Справедливости ручьем текла на колоду плахи, и еще один слуга собрал ее в кубок. Когда тело, укрыв саваном, убрали с помоста, кузина Венц подошла к Розлайн, и та выступила на шаг вперед.
Кольцо с печатью обычно носили на правой руке, но ее руку костоправ закрыл лубками. Розлайн протянула левую, и кузина надела на нее кольцо.
– Ее милость дама Розлайн Венц, герцогиня Справедливости! – провозгласил мажордом. – Да будет она праведна в своих поступках ныне и навсегда.
Венц умерла. Тень Чашника никогда больше не ляжет на Инисское королевство.
Сабран сидела в любимом кресле в личных покоях. На каминной полке потрескивал отмеряющий время светильник.
Она едва ли хоть слово проронила с тех пор, как услышала от Эды историю Калайбы. Дослушав, попросила вернуться под крышу, и остаток ночи они провели, укрывшись за занавесками балдахина. Эда, уставившись в матерчатый потолок, молча обнимала королеву.
Сейчас та как будто прикипела взглядом к собственным ладоням. Эда видела, как она разминает себе костяшки, трет подушечкой большого пальца остальные, гладит рубин коронационного кольца.
– Сабран, – позвала Эда. – В тебе нет ее силы.
Сабран стиснула челюсти.
– Если во мне ее кровь, я сумею овладеть отливной жемчужиной, – сказала она. – Что-то от нее живет во мне.
– Без звездной пади, без плодов апельсинового дерева тебе не дастся ни одна из ветвей магии. Ты не волшебница, – уверила Эда, – и превращение в змея тебе не грозит.
Сабран упорно терзала себе кожу ногтями. Эда потянулась удержать ее руки.
– О чем ты думаешь?
– О том, что, скорее всего, я бастард. Что веду род от лжеца и Лесной хозяйки – той самой, кто лишила меня дочери, – и что на таком основании не выстроишь доброго дома. – Ее волосы разделили их как занавес. – Что я вся насквозь – ложь.
– Дом Беретнет совершил много доброго. Его происхождение к этому не касается. – Эда не выпускала ее руки. – Что до твоего рождения – это означало бы, что твой отец жив. Разве это не хорошо?
– Я незнакома с Гианом Харло. Для меня, всегда и во всем, отцом был благородный Вилстан Чекан, – тихо ответила Сабран, – а он мертв. И моя мать, и Обрехт, и другие…