Обитель Апельсинового Дерева — страница 133 из 141

Сабран вдруг обхватила ведьму обеими руками. Тани обомлела от неожиданности.

– Прости меня, – сказала королева.

Калайба высвободилась, сверкнула глазами. Извернулась стремительно, как скорпион, и в ее ладони снова блеснула красная молния.

Клинок пронзил ее насквозь. Клинок из стеррена.

Осколок кометы.

Калайба резко втянула воздух. Она уставилась на кровь, уносившую с собой ее жизнь, а ее убийца тем временем откинула скрывавший лицо капюшон.

– Я сделала это ради тебя. – Эда повернула клинок, вгоняя его глубже в рану. – Я унесу тебя к твоему боярышнику, Калайба. Да подарит он тебе покой, которого ты не нашла здесь.

Темная кровь сердца текла по груди ведьмы, мимо пупа. Даже бессмертные истекают кровью.

– Эдаз ак-Нара. – Имя в ее устах прозвучало проклятьем. – Ты, знаешь ли, очень похожа на Клеолинду. – Кровь запеклась у нее на губах. – Столько веков миновало, и вот передо мной ее дух. Она… пережила меня.

Наваливаясь на клинок, инисская ведьма страшно закричала. Вопль разнесся над водой, уходя в дали Бездны. Аскалон выпал у нее из руки, и Сабран подхватила его. Последним усилием Калайба сжала ее горло.

– Твой дом, – шепнула она в лицо королеве, – выстроен на бесплодной земле. – (Эда отрывала от Сабран руки ведьмы, но та сжимала ее как тисками.) – Я вижу впереди хаос, Сабран Девятая. Берегись пресной воды.

Стиснув зубы, Эда выдернула клинок, и новая кровь хлестнула из Калайбы, как вино из меха. К тому времени как ее тело повалилось на палубу, глаза ведьмы застыли холодными мертвыми изумрудами.

Королева Сабран молча взирала на нагое тело своей прародительницы, зажимая одной рукой горло, на котором уже наливались следы пальцев. Эда, сняв с себя плащ, накрыла ведьму, а Тани в это время подобрала меч убитого сейкинца.

Над инисским флотом зазвенел гонг. Паруса «Вызова» наполнились ветром. От того же ветра забился над кораблем сейкинский флаг. Даже пушечный гром стал глуше в этом сверхъестественном дыхании.

– Ну вот, – спокойно проговорила Эда. – Он идет.

Тани всмотрелась в небеса. Огнедышащие, как скворцы, сбивались в стаю – в плотную тучу крыльев. Кружились в приветственном танце. Море вдали взметнулось вверх.

Воды Бездны свела судорога. Панические крики пронизали ночь: это волны обрушились на суда флота. Тани, которую крен отбросил на планшир, не в силах была оторвать взгляда от горизонта.

Волна затмила звезды в небе. В ее бурлении обозначилось огромное тулово.

Тани наслушалась сказок об этом звере. Все дети росли на истории о твари, выползшей из недр горы, чтобы терзать мир. Она видела изображения, сочно раскрашенные позолотой и красным лаком, с черными пятнами туши на месте глаз.

Но ни один художник не передал огромности врага и внутреннего огня, которым тлело его тело. Никто из них не видел этого своими глазами. Размах крыльев, накрывших бы два лакустринских галеона. Зубы черные, как его глаза. Грохотало небо, раскатывались удары грома.

Молитвы на всех языках. Драконы с гулкими криками взмывали над морем навстречу врагу. Стрелки на «Вызове» наложили стрелы на тетиву, а на «Повелителе грома» лучники меняли прежние стрелы на длинные, оперенные пурпурными перьями. Отравленными стрелами можно было свалить виверну или кокатриса, но эту чешую они не пробьют. Надежда только на меч.

Эда подняла Аскалон.

– Тани, – крикнула она, перекрывая гул, – возьми его!

Тани взвесила меч в мокрых ладонях. Девушка ожидала тяжести, а он оказался невесомым.

Меч, способный сразить истинного врага Востока. Меч, которым она могла бы вернуть утраченную честь.

– Иди, – подтолкнула ее Эда. – Иди.

Тани собрала все свои страхи и загнала их в самый темный угол души. Проверила, хорошо ли держится на поясе чужой меч. А потом, держа Аскалон в руке, по вантам вскарабкалась на самую верхнюю рею. И взглянула в небо.

– Тани!

Она оглянулась. Из волн поднялся сейкинский дракон с серебряной чешуей.

– Тани! – махнула ей всадница. – Прыгай!

Раздумывать было некогда. Тани бросила тело в пустоту.

Одетая в латную перчатку рука ухватила ее за плечо и втянула в седло. Аскалон едва не выскользнул из объятий Тани, но она крепко прижала его локтем.

– Давно же не виделись! – выкрикнула Онрен.

В седле для двоих кое-как хватало места, но второму всаднику не за что было держаться.

– Онрен, – начала Тани, – если достойный морской начальник узнает, что ты взяла меня…

– Ты всадница, Тани, – глухо прозвучало из-за маски, – а законам здесь нет места.

Тани вложила Аскалон в седельные ножны и закрепила меч. Мокрые пальцы, холодные как лед, стали неуклюжими. Ножны делались для клинка намного короче, но и такие удерживали меч лучше, чем сумела бы она. Онрен, видя, как она мучается, полезла в седельную суму и передала Тани пару перчаток. Та натянула их на руки.

– Надеюсь, ты в своих странствиях нашла способ убить Безымянного, – сказала Онрен.

– У него на груди одна чешуя слабее других. – Тани приходилось кричать, чтобы подруга услышала ее сквозь звон оружия и рев огня. – Ее надо сорвать и воткнуть этот меч в тело под ней.

– Думаю, мы справимся. – Онрен крепче сжала седельную луку. – А как по-твоему, Норумо?

Ее дракон согласно зашипел. Из его ноздрей бил пар. Тани держалась за Онрен, ее волосы бились у щек подруги.

Сейкинские драконы собирались вместе. Почти у всех всадников были луки или пистолеты с пружинным замком. Огнедышащие тоже слетались к своему господину, сбиваясь в рой перед ним. Тани чувствовала, как похолодела Онрен. Ни выучка, ни принесенные жертвы не подготовили их к такому. Это была война.

Норумо держался ближе к первому ряду, за спиной трех старейшин. Атаку возглавила Тукупа Серебряная с пристегнувшимся к ее седлу морским начальником. Рядом с ней вел лакустринцев имперский дракон. Тани заслонила глаза от дождевых капель, вгляделась. На спине лакустринского дракона прилепилась маленькая фигурка Вечного императора.

Тани, собравшись с духом, крепко обхватила Онрен. Великий Норумо, заворчав, опустил голову.

Толчок, с которым они врезались в стаю, едва не выбросил Тани из седла. Она вцепилась в Онрен, которая рубила мечом крылья и хвосты, между тем как Норумо вгонял рога во все, что возникало на его пути. Не осталось ничего, кроме рева и грохота, воплей и смерти, дождя и потерь. На миг Тани почудилось, что все это – страшный сон.

Молния сверкнула сквозь сомкнутые веки. Открыв глаза, Тани встретила взгляд Безымянного. Тот смотрел ей в душу. А когда он открыл пасть, она увидела смерть.

Дымный огонь валил из разинутых челюстей.

В ночи словно извергался вулкан. Драконьи старейшины разделились, пропуская Безымянного мимо себя, и вцепились ему в бока, однако Норумо, как и его всадница, предпочитал действовать не по правилам.

Он поднырнул под адское пламя снизу и перевернулся. Тани еще крепче ухватилась за Онрен, когда мир встал на голову. Одна из дракан пыталась увернуться от разверстой пасти, но Безымянный перекусил ее надвое. Блеснули посыпавшиеся из его зубов чешуйки – словно в воздух подбросили горсть монет. Тани стало дурно при виде двух половин дракона, погружающихся в море.

Дым забивал ей грудь и слепил глаза. Кровь прихлынула к голове. Они прошли под Безымянным так близко, что жар его брюха опалил ей кожу и почти лишил дыхания. С разворотом Норумо Онрен взмахнула своим мечом. Он выбил искры из красной чешуи, но не оставил на ней отметины. Норумо завилял между шипами бесконечного хвоста – а потом они взлетели еще выше, выше зверя, возвращаясь к стае.

Я вижу тебя, всадница.

Тани уставилась на Безымянного. Его глаза смотрели на нее.

Твой клинок мне хорошо знаком. – Голос звенел в каждой щелочке ее разума. – Прежде им владела Белая. Ты убила ее ради него, как надеешься убить меня?

Она вскинула руку к виску. Его ярость отзывалась во всех ее костях, в пустотах черепа.

– Надо подобраться ближе, – тяжело выдохнула Онрен.

Норумо ворвался в гущу стаи, но дышал он так же тяжело, как его всадница. Вода запеклась на его боках.

Я чую горящий в тебе огонь, дочь Востока. Скоро твой пепел развеется над морем. По мне, так и пристало той, что плавает с водяными слизнями.

Слезы текли по лицу Тани. Голова готова была лопнуть.

– Тани, что с тобой?

– Онрен, – ахнула она, – ты слышишь его голос?

– Чей голос?

Она меня не слышит. Слышат только вкусившие от деревьев познания, – сказал Безымянный. Тани всхлипнула от боли. – Я рожден от огня, выкован в горне, из которого тебе досталась одна искра. Поэтому, пока ты жива, я буду жить в тебе, в каждой твоей мысли, в каждом воспоминании.

Один из сейкинских драконов, отделившись от строя, тараном ударил Безымянного в шею. Тиски на ее разуме разжались. Тани, дрожа всем телом, навалилась на спину Онрен.

– Тани!

Вражеская стая вцепилась в Норумо. Имперский дракон, почти не уступавший чудовищу величиной, пробился сквозь рой и с могучим ревом рванул Безымянного зубами. Взлетели золотые искры, и впервые в этой вековечной броне показались прорехи. Безымянный повернул голову, оскалил зубы, но имперский дракон был уже недосягаем для него.

Онрен колотила кулаком по воздуху перед собой.

– За Сейки! – орала она. Всадники подхватили ее крик.

Тани чуть не сорвала себе горло.

Морской начальник протрубил в раковину, собирая драконов для новой атаки. На этот раз встретившая их стая сплотилась еще гуще – в стену крыльев. Огнедышащие оставляли в покое корабли, слетаясь на защиту своего повелителя. Их ряды сомкнулись вокруг Безымянного, а тот уже приближался к флоту.

– Не пробьемся. – Онрен вцепилась в седло. – Норумо, неси нас в первый ряд.

Тот басовито заворчал, догоняя собратьев. Тани напряглась, когда морской начальник обернулся к ним лицом. Онрен, развернув сигнальный веер, дала ему знак прекратить атаку.

Морской начальник ответил сигналами своего веера. Он предлагал им зайти сверху. Другие всадники передали сообщение дальше.